Леонард Карпентер - На запретном берегу Страница 16

Со своей стороны Конан ежечасно поторапливал сборы. Он не просто хотел оставить позади проклятый город, хотя чары, незримо клубящиеся здесь, действовали и на него. Киммериец надеялся, что, выйдя из города, солдаты, толком не спавшие уже несколько недель, наконец начнут приходить в себя. Конечно, было небезопасно оставлять Баалур без защиты, но приходилось идти на риск. Тем более что с каждым днем защитники становились все более беззащитны сами.

В конце концов сборы завершились. Афратес почти наполовину опустошил свою сокровищницу, чтобы оплатить работу кузнецов, оружейников, ткачей и прочих мастеров, трудившихся день и ночь.

Почти одновременно с окончанием работ явился гонец из Асгалуна с известием, что король Маздок готов предоставить путешественникам достаточное количество галер и запасов для сколь угодно долгого плавания. За эту услугу сосед запросил смехотворную цену, ссылаясь на дружбу и военный союз с Баалуром. (Замаливает грех перед Руфией, усмехнулся про себя Конан, когда узнал об этом.) По словам Маздока, по прибытии в Асгалун отряд киммерийца будет ожидать уже готовая небольшая флотилия. Погрузившись на суда, они пройдут побережьем на юг и начнут подъем из дельты Стикса.

Говоря на совете, что Маздок — его старый друг, Конан немного покривил душой. В чем он мог поручиться, так это в том, что нынешний король Асгалуна в недалеком прошлом был умным и расчетливым полководцем. Собственная выгода всегда интересовала его больше любых дружеских отношений. Конан не мог с абсолютной уверенностью заявить, что на этот раз Маздок помогает им без всякой задней мысли. Быть может, он имеет свои планы и на Баалур, остающийся без гарнизона, и на королеву Руфию. Но выбора у киммерийца не было, и потому приходилось верить старому пройдохе на слово — до поры до времени.

Наблюдая за тем, как готовится к выступлению его будущая армия, Конан все больше утверждался в мысли, что его способ стяжания славы и богатства ничуть не хуже способа Маздока. С годами варвар начинал ценить не славу, но путь к ней, не обретение сокровищ, но их поиски. Жажда приключений все еще была в нем больше смутного желания оседлой жизни. Он пока предпочитал наниматься на службу к какому-нибудь королю, чем становиться королем самому. Обычно поручения, выпадавшие ему, оказывавшись сопряженными с большим, почти смертельным риском — что ж, он шел на него. Самой главной — и трудноисполнимой задачей при этом становилось соблюдение первого правила любого наемника: никогда не принимать близко к сердцу беды того, кто платит тебе за риск, чтобы в момент действительно смертельного риска выбирать между деньгами и жизнью, не более того.

Правда, в этот раз Конан справедливо опасался, что данное правило не будет соблюдено вовсе.

Но окончательное решение — во что бы то ни стало найти загадочный цветок — Конан принял не после бесконечных слез и уговоров Руфии, они как раз едва не отвратили его от этого похода. Услыхав впервые от Каспиуса о серебряном лотосе, Конан, ни разу не встречавший его в своих странствиях, сильно сомневался, не выдумал ли его безымянный автор древней рукописи. Его сомнения были очень скоро развеяны.

И ночные кошмары, и обычные сновидения мало беспокоили варвара, он редко их помнил и никогда не придавал большого значения. Но, живя в городе, где все были одержимы одним и тем же сном, и он подхватил ту же заразу. Все пять или шесть ночей, проведенных в Баалуре, он тоже видел повторяющуюся картину, но так и не смог определить, кто наслал ее — ведьма Зерити или противостоящие ей светлые силы.

Он видел колдунью, прекрасную и нагую, кружившуюся в дикой пляске у своего каменного алтаря, и то темное нечто, выползающее из гробницы, к которому был устремлен ее горящий взор. Но вокруг черной сожженной земли, островком тьмы возвышавшейся над серебряным светом, дрожало и колыхалось целое море цветов. Они были огромны, их упругие лепестки, мерцающие в лунном свете, казались искусно выкованными из металла.

Увидев этот сон в первую ночь, Конан удивился, но, когда то же повторилось и на вторую, и на третью ночи, он наконец согласился с Каспиусом, утверждавшим, что сама судьба привела киммерийца в их город. Серебряный лотос существовал на самом деле, и Зерити охраняла его.

Конан вышел на широкие ступени внешнего подъезда ко дворцу. Здесь уже стоял король. Внизу приветственно гудела толпа. Король Афратес поднял руку, призывая к молчанию.

— Сегодня, — начал он, — храбрейшие из нас выступают в поход, из которого, быть может, не вернутся. Но они уносят с собою наши чаяния, нашу надежду на спасение. В их колчанах стрелы, которые вы ковали день и ночь, на их плечах кольчуги, которые вы плели, они будут спать в шатрах, которые наши женщины соткали и сшили за три дня. И если будет на то воля наших богов, они вернутся с победой и наша возлюбленная принцесса будет здорова, а с нею и весь город. Поэтому воспрянем духом и будем уповать на лучшее! Восславим героев, моля богов даровать им победу, и да отыдет от нас зло!

Последние слова короля потонули в восторженных криках многотысячной толпы.

Проводить выступающий отряд вышли все члены королевского совета. Здесь были и верховный жрец Митры, и Каспиус, и мрачный военачальник Шалманзар, и Турио, его тень при Конане. Рядом с мужем, опираясь на его руку, стояла Руфия, с лицом бледным и озабоченным. Пестрая толпа придворных в златотканых, сияющих на солнце одеждах, в искрах драгоценных камней являла собой весьма красивое и одновременно весьма угнетающее зрелище. Почти у всех был заспанный и нездоровый вид, усталость и обреченность читалась во всех глазах.

— Что ж, значит, в путь! — выкрикнул Конан, торопясь уйти, пока не утихло воодушевление. Он не любил мрачных проводов и еще более не любил произносить длинные речи. — В Асгалуне нас уже ждут корабли, мы и так потратили на сборы много дней.

— В путь! — откликнулся эхом Афратес. — Мы ждем вас к началу зимы, живыми и невредимыми. За вас будет молиться весь город.

— Да пребудут с вами благословение богов и наши молитвы, — тихо сказала Руфия.

Конан кивнул и сбежал по ступеням вниз, вспоминая те полные мольбы, тоски и муки слова, которыми напутствовала она его нынче ночью, пробравшись в его спальню.

Он быстрым шагом пошел вдоль строя к голове колонны. Отовсюду слышались приветственные выкрики, толпа встречала его оглушительным воем. Глянув вбок, Конан с удивлением обнаружил, что Каспиус сбежал по ступеням вслед за ним и идет рядом, не отставая ни на шаг.

— Ты все еще не оставил своей безумной затеи? — сердито крикнул ему Конан, зная, что за гулом и выкриками его никто, кроме лекаря, не услышит. — Что за дикая мысль — ехать с нами? — Он склонился ближе к уху старика и тихо сказал: — Остановись, еще не поздно!