Макс Ридли Кроу - Сага о героях. В поисках Пророка. Том I Страница 17

Кроме нас в столовой остались только шраванцы и сидящий отдельно брат Рэми, обложившийся свитками.

– Если сюда успел прибыть шраванский корабль, то подготовка, должно быть, велась не один месяц.

– Не один год, – поправила меня она. – Но одно дело – расплывчатые разговоры, а другое – решение епископа. Он принял его нынче ночью, тогда же, когда узнал о решении Гофийской империи.

«И тогда же, когда представитель церкви занялся работорговлей, – подумал я. – Какое занятное совпадение».

– Шраванцы прибыли по приглашению Его Высочества, – продолжила Айра, – для оказания помощи в поисках следов Пророка. Но на деле никто не знал, сколько им придется гостить у нас до начала похода. Если бы не объявление войны, речь могла идти о годах. Но теперь церкви как никогда нужно доказательство чуда, чтобы призвать на свою сторону больше союзников.

Значит, мы должны будем ни больше, ни меньше – отыскать это чудо. Неудивительно, что брат Рэми так взъелся на меня, и что епископ был недоволен моим участием в миссии. Это действительно привилегия и почетная обязанность. Мог ли я накануне подумать, что отправлюсь в поход на поиски Пророка, чтобы спасти Дорион? Айра посмотрела на меня и улыбнулась с грустью. Наверное, мои мысли были написаны у меня на лице.

– Малыш, это не за тобой? – спросила она, глянув куда-то мне за спину.

Я обернулся и увидел своего отца. Я тут же оставил остатки обеда и направился к нему. Рональд Мадок положил мне руку на плечо и вывел из столовой. Все в таком же молчании мы покинули Церковь. Оказавшись на залитой солнцем площади, я посмотрел на своего отца. Как же он постарел. Седых волос стало больше, и темные круги залегли под глазами.

– Мы едем домой, – сказал он, подводя меня к карете.

Я не стал с ним спорить: самому хотелось оказаться в родных стенах.

– Его Высочество рассказал о том, что ты отправляешься с братом Рэми в поход, – произнес он негромко.

Кроме нас, в карете никого не было, и я сомневался, что кто-нибудь может нас подслушать, но почему-то ответил тоже шепотом:

– Так и есть.

Отец замолчал и повернулся к окну. Больше он не задавал никаких вопросов. Да и к чему были бы эти пустые разговоры?

Очутившись в своей комнате, я собрал рубахи, взял несколько пар штанов и чулок, сапоги и теплый шерстяной плащ с меховой отделкой. Огляделся. Почему-то именно сейчас, стоя в комнате, в которой прошла вся моя жизнь, я вдруг осознал, что могу никогда не вернуться. Не знаю, почему я так подумал. Я шел не на войну, и не один, но сердце сжалось, как бывает в предчувствии беды. Я отмахнулся от этого неприятного ощущения и подошел к распахнутому окну. Мне на глаза попались обугленные стены сгоревшей псарни. Унылое зрелище натолкнуло меня на одну идею.

Подхватив тяжелый мешок со своими вещами, я спустился вниз по лестнице. Услышав мои шаги, мне навстречу вышел Рональд Мадок в сопровождении старого слуги.

– Я бы хотел проведать маму.

Отец не стал со мной спорить. Кажется, таким безмолвным и покладистым я не видел его никогда прежде. Львиная сила покинула его, оставив вместо себя лишь пугающую усталость. Я позволил старику-слуге обнять меня на прощанье, и мы с отцом покинули дом. Кучер направил лошадей в сторону улицы Королевской Милости. Мы редко ездили этой дорогой. Точнее сказать, почти никогда. Мой отец избегал этого места, во всяком случае, мне так казалось. Он довольно скупо рассказывал о том, что тут произошло. Это странно, если учесть, что именно после событий в Доме Послушания мой отец получил звание героя города. Но сейчас он был так погружен в свои мысли, что не заметил, как мы преодолели пустынную улицу. Отодвинув штору, я глянул на оставшийся позади мрачный приют. Даже сейчас мне казалось, что кто-то пристально смотрит на меня из пустых черных окон.

Мы остановились возле входа в Скорбную Рощу. Отец сделал движение, будто собирался выйти, но в то же время не проявил должного рвения. Я прекрасно понимал, в чем дело. Он не хотел идти. Думаю, потеря моей матери была для него куда более сильным ударом, чем он стремился показать, и проведывание ее могилы было для него тягостной обязанностью, не приносящей облегчения.

– Позволь, я сам, – мягко сказал я.

Он сдержанно кивнул, но в его глазах я прочел благодарность. На этот раз мне было необходимо зайти в склеп самостоятельно. Закрыв за собой тяжелую дверь, я замер на какое-то время. Вдруг мой отец решит все же преодолеть свое нежелание и составить мне компанию? Но этого не произошло. Я присел возле стены и, отодвинув камень, достал свой сундучок. Все, что мне было нужно, это гребень. Остальное дождется меня здесь, я не сомневаюсь. Спрятав гребень за пазуху, я вернул сундук на прежнее место и закрыл камнем.

– Прощай, матушка, – я дотронулся до каменной таблички и вышел.

Отец ничего не сказал, когда я вернулся. Кучер крикнул на лошадей и подхлестнул их поводьями.

– Ты должен отречься от меня.

Я знал, что рано или поздно это придется обсудить. Отречение не было обычным делом в столице. Конечно, чаще всего это делалось за закрытыми дверями, но слухи умеют проползать в любые щели, как тараканы. Только один раз на моей памяти отречение было публичным, но то скандальное дело не имело ничего общего с моим случаем. После того, как появилась Церковь, изгнание из рода стало более частым, чем прежде. Родители, которых признавали виновными в ереси, отрекались от своих детей, желая сохранить тем если не состояние, то хотя бы жизнь и свободу. Братья отказывались от овдовевших сестер, не желая содержать голодающее семейство за свой счет. Разное бывало, и мой случай едва ли станет особым для кого-то, кроме нашей семьи.

– Сделаем то, что требуется, – глухо отозвался отец.

Я посмотрел на своего старика и впервые за всю жизнь испытал к нему жалость. Не страх и почтение, уважение и, возможно, любовь, а именно жалость. Лишаясь всего, я оставался жив, и меня ожидало невероятное путешествие, которое, возможно, принесет не только искупление в глазах Церкви, но и славу героя. А что досталось отцу? Пустой дом и воспоминания о былом.

– Ты вернешься в городскую стражу? – спросил я его.