Стефан Корджи - Ночные клинки Страница 18

Аттея хохотала, хлопая в ладоши.

— Ой, насмешил, вот уж насмешил! Неужели ты думал, что мои заклинания не охраняют от подобного? Какая наивность!..

Конан поднялся на ноги, зажимая кровоточащее запястье. Глаза его горели, однако на сей раз он воздержался от резких движений. Отойдя в сторону, он опустился на мягкий пуф.

— Напрасно ты так верил в холодное железо, мой дорогой, — укоризненно заметила Аттея, направляясь к дверям. — Идмир, мой отец, в конце жизни добился очень многого. В том числе — и власти над кованым железом. Там, во дворе, ты добился успеха, поскольку магия Камня-Хранителя, как магия Земли, и впрямь не властна над сталью. Здесь, увы, железо уже бессильно. Ты видел, как оно выполняет мои приказы.

Конан не ответил. Он сидел неподвижно, зажав левой ладонью рассеченное запястье, и его устремленный на ведьму взор горел такой ненавистью, что Аттея невольно вздрогнула.

— У меня много дел — надо сотворить новых стражей взамен тех, что ты уничтожил. Я не стану тревожить тебя. Твои последние часы будут легкими. Смерть от потери крови — безболезненная и приятная смерть. Твое тело, мой дорогой, я отправлю радже Бхадару, как и обычно. А твой меч займет почетное место на моей западной стене. Да, кстати, чуть не забыла! Иди-ка сюда, мой маленький! — Ведьма поманила пальцем, словно подзывая невидимую собачонку. Нож Белого Круга вырвался из рук киммерийца и, скользнув по полу серебристой рыбкой, мгновение спустя оказался на своем всегдашнем месте. — Теперь вот все, — вздохнула Аттея. — Прощай! — И с этими словами ведьма вышла, плотно притворив за собой дверь. Несмотря на всю остроту своего слуха, щелчка замка Конан не услышал — створки наверняка замкнуло заклинание.

Северянин поднялся. Запястье обильно кровоточило. Если дело пойдет так дальше и он ничего не придумает, он и впрямь окажется в чертогах Крома. Нерушимое слово Конана будет нарушено, Тар останется в своем заточении… Как потом посмотрит Конан ему в глаза, когда они встретятся в день Последнего Суда?

А в середине просторного покоя на эбеновой подставке мягко светился Камень-Хранитель, и все две с лишним тысячи его граней отражали все мыслимые превратности злой судьбы…

Конан замер, не сводя глаз с камня. Ясно, что здесь наверняка устроена какая-то колдовская западня — иначе Аттея не бросила бы драгоценность в комнате с разъяренным пленником — но иного шанса, похоже, у киммерийца просто не было. Он попытался высадить дверь напрасно. Створки даже не дрогнули. И, если тут было применено достаточно сильное чародейство, в них можно было бить осадным тараном — без всякого для них ущерба.

Камень-Хранитель. Что там говорила эта тварь Аттея? Его чары — это магия Земли, и холодное железо ему не подвластно? Киммериец ухмыльнулся. Его обезоружили, и ведьма решила, что железа у него больше нет. Ранивший его нож не в счет.

На всякий случай Конан проверил, не снимаются ли со стен трофеи Аттеи — разумеется, они были закреплены намертво, и сорвать их было невозможно никакими силами. Ну что ж, ведьма считает, что он окончательно раздавлен — как бы не так!

Киммериец распахнул плащ. Его пояс толстой кожи украшала массивная железная пряжка. В случае необходимости пояс можно было использовать и как оружие. Конан расстегнул его и, сделав петлю, метнул в Камень-Хранитель, пытаясь попасть по нему пряжкой.

Вспыхнуло пламя. Все тело Конана пронзила судорога мгновенной острой боли, заставившая его глухо вскрикнуть и почти без чувств рухнуть на мягкий пол. Камень-Хранитель остался на прежнем месте. От пояса же уцелела одна только пряжка. Толстая воловья кожа обратилась в черный пепел.

Отползая, киммериец заметил, что тянущийся за ним кровавый след стал заметно шире.

Последняя надежда на Камень-Хранитель — с треском рухнула. Продолжая зажимать запястье, Конан поднялся. Его пошатывало, он с трудом удерживался на ногах.

— Кром! — прохрипел он, подбирая все еще горячую пряжку. — Надо что-то придумать, иначе эта Аттея получит меня, словно заколотого к празднику кабана!..

Однако сказать всегда легче, чем сделать. Киммериец принялся мерять шагами покой… и мерял его до тех пор, пока голова не закружилась от потери крови.

— Сейчас… — тяжело ворочая языком, пробормотал он. — Сейчас… вот только посижу немного…

Конан тяжело опустился, почти рухнул в углу подле камина. Громадное тело, все перевитое жгутами мышц, внезапно обмякло. Воин лишился чувств.

Солнечные лучи играли на иссиня-черных волосах киммерийца, когда Аттея наконец соизволила вернуться. Белоснежный пол в покое был весь закапан кровью, словно в пыточной; а лежавший возле каминного зева человек был бледен, точно слоновая кость. Со щек исчез румянец; глаза запали и закрылись.

Капризно надув губки, Аттея лишний раз взбила пышные кудри. Ведьма была совершенно разочарована. Ее добыча ушла в лучший мир задолго до срока. Колдунья и не собралась держать данного северянину слова — она явилась в покой, чтобы пытками обратить его последние часы в адскую муку, и что же? Он, оказывается, успел умереть!

Аттея осторожно подошла к лежащему. Грудь Конана не двигалась, глаза были закрыты. Пол вокруг него стал совершенно багровым. Колдунья наклонилась, вглядываясь пристальнее. Если он только потерял сознание, она приведет его в чувство — чтобы он узнал, наконец, что такое гнев Хозяйки Камня-Хранителя; все его сила и стойкость рассеются, как дым, и он будет корчиться у ее ног, моля о смерти. Мягким, гибким движением, обольстительная, словно суккуб, Аггея нагнулась к лежащему, нащупывая пульс.

Руки Конана рванулись к ней навстречу, словно бросающиеся на добычу змеи. Раздался треск рвущейся ткани. Левая нога Конана, описав полукруг, сделала подсечку, и Аттея с коротким вскриком повалилась прямо на грудь киммерийцу. Однако вместо того, чтобы вцепиться ей в горло, ладони северянина скользнули под роскошное одеяние колдуньи. В бездонных глазах волшебницы на миг появилось нечто вроде усмешки.

— Так вот чего тебе надо… — начала было она, чувствуя жесткие и неимоверно сильные пальцы на своих бедрах. Ткань затрещала, и в тот же миг ведьма дико вскрикнула от непереносимой боли.

Железная пряжка Конана коснулась ее плоти. Взвился белый дымок. И в тот же миг весь облик Аттеи страшно изменился. Прекрасные волосы тотчас превратились в седые редкие космы. Высокий и чистый лоб рассекли бесчисленные морщины. Дивные глаза оказались обезображены катарактами. Щеки потемнели и отвисли, зубы выпали, обнажая черные десны. Руки ссохлись, и весь облик ее стал напоминать небрежно обтянутого кожей скелета.