Ник Харрис - Конан и Два талисмана Страница 19

— Не переживай, друг мой, — услышал гном спокойный голос Эскилампа. — Оставь воспоминания, не вороши прошлое… Пусть все будет, как было!

— Да… да конечно… — закивал гном, а затем вскинулся: — Откуда ты… как ты узнал?

— Да у тебя все на лице написано, — оглянувшись, грубовато хохотнул Конан. — Тут и колдуном не надо быть, чтобы понять…

— Да, друг мой, — подтвердил Эскиламп, — по лицу твоему можно читать, как по книге.

Гном насупился, затем расслабил мышцы лба, щек, и — на всякий случай — губ, хотя они надежно прятались под бородой. Теперь физиономия его стала бесстрастной, как у мудрого святого отшельника.

Конан в очередной раз оглянулся и от души рассмеялся. Эскиламп пожал плечами и одобрительно кивнул.

А сухой степной ветер по-прежнему закручивал вдоль дороги маленькие пыльные смерчи. Ночевали, как всегда, у волшебного костра.

— Хорошо путешествовать с колдуном, — усмехался Конан, — не надо собирать хворост…

— Ты еще не раз убедишься в справедливости этих слов, Конан, — спокойно сказал Эскиламп, — в будущем я принесу гораздо больше пользы.

И снова ночь у костра… Конан запрокинул голову и долго смотрел на звезды, среди которых летал, испив волшебного зелья. Что же ему явилось? Эскиламп толковал, но как-то расплывчато — в манере всех предсказателей. Можно понять и так, и этак. Итилия — неугомонная баба — убьет мужа? Его, Конана, спасет от неизвестной пока опасности некая богиня. Отведет рукой пламя… Колдун, похоже, знает, кто это… Не говорит… Толкователь!..

С востока надвигалась, закрывая полнеба, огромная туча. Звезды, жалобно мерцая, печально гасли одна за другой, поглощенные надвигающейся чернотой.

Конан прилег, закинув руки за голову. Что там еще было? Путешествие в недра? Ужасные, пожирающие друг друга монстры? И — что? К чему это?

«Тебе придется многое увидеть и многое испытать», — сказал тогда Эскиламп. — Мог бы и ничего не говорить — и так ясно!»

Вдали громыхнуло, и небо на востоке осветилось пульсирующими сполохами.

— Гроза идет, — беспокойно заметил Хепат, — не люблю я ночные грозы… Что-то есть в них тревожное…

— Да, друг мой, — серьезно сказал Эскиламп. — Уж если демоны и решат сойти на землю, так именно с ночной грозой! Окруженные молниями, в раскатах грома!

Гном обиженно промолчал. Конан также не был расположен к шуткам. Колдун продолжал, уже без насмешки:

— Не бойтесь, на вас не упадет ни одна капля — ведь вы путешествуете с волшебником! — И, немного помолчав, озабоченно добавил: — Хотя, честно говоря, мне эта гроза тоже не нравится. Уж слишком быстро движется — а ветра нет! Обычно перед грозой ветер поднимается…

— Вот и я говорю, — пискнул Хепат, — не то что-то… Тревожно на душе.

Небольшой ветер все-таки поднялся. Закружились над костром сухие листья, потянуло прохладой. Гром теперь гремел непрерывно. Огненные вспышки то и дело распарывали черноту, на миг, осветив тревожно зашелестевшую степь.

Друзья молчали. Даже весельчак Эскиламп, казалось, приуныл и задумался. Конан слушал шуршание гонимых ветром листьев. Степь будто жаловалась на богов, решивших опалить ее молниями, оглушить громом…

Хепат пошел к стреноженным животным. Привести поближе, не то испугаются грома и — хоть и связаны у них передние ноги — разбегутся, страх сил придаст…

Медленно в ожидании ливня тянулось время. Почти непрерывные прочерки молний освещали степь. Конан видел, как Хепат торопливо ведет к костру лошадей и верблюда. Поглядывает на небо… Один раз даже кулаком погрозил… Забавный гном и хороший товарищ…

Конан вдруг напрягся. Он вспомнил еще одно виденье — промелькнувшее, как сон, неясное… Что-то связанное с Хепатом. Грозивший гибелью огонь… Прекрасная богиня… Что-то было еще… Конан с досадой стукнул кулаком по колену. Не вспомнить!.. Но, кажется, с его другом что-то случится… Не в этом походе… Может быть, потом…

На костер упали и зашипели с досады первые капли дождя. Эскиламп начал монотонно бормотать заклинания. Дождь усиливался. Хепат привязал животных к колышку и поспешил к костру. Вокруг уже стеной стояли мощные струи, но на костер не упала больше ни одна капля. Волшебник действительно знал свое дело.

Конан удивленно оглядывался и качал головой. Хепат чего-то ждал… В свете молний его бородатая физиономия выглядела особенно мрачно. Эскиламп улыбнулся, затем вновь стал серьезным.

— Что-то приближается! Конан, ты чувствуешь?

— Ничего я не чувствую, — проворчал киммериец, наблюдая за манипуляциями, которые колдун проделывал с кинжалом, неожиданно появившимся у него в руках.

Эскиламп, что-то бормоча, потирал клинок, чертил в воздухе странные знаки, затем надрезал левый мизинец и позволил нескольким каплям крови упасть в костер.

Дождь разошелся настолько, что шум ливневых потоков и непрерывные раскаты грома заглушали все иные звуки. Что-то кричал Хепат с вытаращенными глазами, быстро шевелились губы Эскилампа — возможно, он читал заклинание. Шум грозы разделил друзей. Они были рядом, но не слышали друг друга, не могли поддержать товарища вовремя сказанным словом. Теперь каждый чувствовал себя одиноким перед надвигавшимся ужасом.

— Будем надеяться, что защита выдержит, — прокричал Эскиламп.

Он говорил что-то еще… Конан расслышал обрывки:

— Если не… тогда хлынет дождь… Значит… не выдер… Мы узнаем…

Конан поднял глаза к мутной пелене, нависшей сверху, — и внезапно его, как из бочки, окатило холодной водой. Значит, не выдержала защита…

Третью седмицу Дриан жил в доме купца Гассана. Он успел подружиться с Киасом, который оказался не таким уж плохим человеком. Просто в торговле без обмана не прожить. Дриан это понял, помогая в делах Киасу, а иногда и самому Гассану, который за время солнечного затмения во много раз увеличил свое богатство.

Все прошло так, как и планировал хитрый купец. Люди, сбитые с толку невесть откуда появившимися нищими пророками, за бесценок продавали последнее, стараясь заслужить милость богов.

На лице Гассана все чаще играла самодовольная улыбка сытого кота, поймавшего и замучившего жирную мышь. Прекрасная Итилия, как заметил Дриан, стала избегать довольного собой мужа и часто, отослав служанок, целыми днями молча сидела своей комнате. А иногда в темных глазах женщины вдруг зажигались мрачные огни, она брала в обе руки легкие, кривые сабли и устраивала изнурительные тренировки воинам, состоявшим на службе у супруга.

В такие дни нежная, изящная хозяйка дворца неожиданно превращалась в богиню смерти и разрушения. И если бы ее учебные сабли не были обшиты толстой воловьей кожей, через несколько тренировок у Гассана не осталось бы ни одного охранника.