Ольга Голотвина - Крылья распахнуть! Страница 2

– Вот даже как! – развеселился небоход. – Могу ли я поинтересоваться: как зовут моего собеседника с таким завидным будущим?

Мальчик вконец обиделся: трудно ли понять, что над тобой смеются? Но ответил сдержанно, даже чуточку торжественно:

– Дик Бенц!

– Дик… Бенц… – повторил незнакомец пренебрежительно, словно перебросил с ладони на ладонь два грязных, потертых медяка. – Увы, многоуважаемый сударь мой Бенц, не бывать вам в капитанах!

– Это еще почему?

– В небоходные академии принимают только дворян. А я сомневаюсь, что к имени Дик Бенц прилагается графский титул.

Мальчишка хотел ответить, но замер с открытым ртом. Это был удар! Дик сразу поверил в страшную правду сказанного.

А незнакомец продолжал, уже открыто издеваясь:

– Увы, не мной придумано, что всяким Бенцам не место на капитанском мостике. Ну, еще в «мокром трюме» кое-как… Лескаты пока не научились спрашивать у погонщиков и пастухов дворянские грамоты.

Чем вызывал у мужчины такое раздражение этот тощий, смуглый, похожий на галчонка Дик Бенц? Наверное, нахальством. Глядит на дворянина-небохода без почтения и без зависти. Вот перевел глазища на кораблик. На небо. Снова на кораблик.

А когда вновь посмотрел мужчине в лицо – не по-детски твердый взгляд сиял торжеством. Что-то измыслил, паршивец!

– Все равно буду капитаном, – сказал Дик Бенц гордо и убежденно. – А ты, пугало в бархате, еще придешь наниматься ко мне в команду!

– Я ж тебе уши надеру, поганец! – выдохнул небоход, растерявшись от такого обращения к своей персоне.

– И я тебя не возьму, – закончил тощий нахал свою мысль.

От этих дерзких, но, в общем-то, не самых оскорбительных на свете слов раздражение мужчины превратилось не в злобу даже, не в гнев, а во что-то более жуткое.

Словно незримая, беззвучная молния пронзила воздух меж собеседниками – и разом изменила одного из них.

Только что стоял на берегу широколицый молодой здоровяк с короткой темной бородкой и крючковатым носом, поддразнивая встреченного мальчугана. И вдруг вместо скучающего дворянина на камнях возник двуногий хищник. Убийца.

Мало кто из знакомых небохода знал о его безумии. Но сейчас, из-за пустяка, оно вырвалось наружу и взяло верх над душой.

Лицо то ли постарело, то ли вообще утратило возраст, стало похожим на маску. Глаза сверкнули багровым, как у зверя в полумраке. Губы чуть дрогнули: то, что мужчина собирался сделать, всегда доставляло ему удовольствие.

Пустынный берег. Уединенное место. Мальчишки не скоро хватятся – и никогда его не найдут…

Незнакомец – уже дважды незнакомец – нагнулся и поднял увесистый камень. В этом движении не было угрозы. Так садовник берется за лопату или кузнец – за молот.

Дик Бенц увидел перемену в мужчине и понял, что она сулит. Но не дрогнул, не заметался. Только ухмылка исчезла с загорелой физиономии. Дик стоял неподвижно, как мишень. Глядел не в лицо небоходу, обернувшемуся чудовищем, а на камень в его руке.

И лишь в миг, когда камень оторвался от ладони врага, Дик резко дернулся в сторону – и исчез под водой.

Камень пролетел там, где только что была голова мальчика, и бестолково плюхнулся в воду. Мужчина в холодной ярости подхватил другой камень, прицельно зашарил взглядом по волнам: где?!

А проворный паренек проплыл под водой до одной из скал, торчащих неподалеку над поверхностью. Как ящерка, взобрался на скользкий от водорослей гранитный бок скалы – и под его защитой победно заорал:

– Мазила косорукий! Медуза драная! Хоть леташ, а все равно дурак!

Небоход подбросил на ладони бесполезный камень. В глазах его стыла тоска хищника, упустившего дичь.

И ведь упустил! Даже если, строя из себя шута, поплыть к скале – не поймаешь верткого малька в этом крошеве скал и утесов, что торчат из-под воды. Здешние мальчишки наверняка облазили скалы и знают тут каждую трещинку и каждую пещерку, надводную и подводную…

Мужчина любил убивать. И сейчас, вдали от посторонних глаз, он мог получить свою потеху. Надо было всего-то пообещать беспородному щенку монетку за то, чтоб проводил до городских ворот. А когда звереныш полез бы на берег – свернуть ему шею.

Вместо этого он выставил себя болваном…

Мужчина представил, как под пальцами хрустнули детские шейные позвонки, охнул от досады и приказал себе успокоиться. Что упущено, то упущено. Второй попытки не будет. Безумие, ворча, как потревоженный зверь, уползло в темные тайники души.

А вот злость, обычная злость отпустила не сразу. Оглядевшись, небоход заметил на камнях холщовую рубаху, штаны и пару башмаков. Он замотал камень в одежду мальчишки, зашвырнул подальше в воду и крикнул:

– Без штанов домой пойдешь, дрянь! Чтоб не грубил старшим!

Двумя пинками отправил в воду башмаки и зашагал к кустам, за которыми скрывалась тропинка.

Выходка с тряпками сейчас казалась ему самому мелкой, недостойной, а главное – не давшей удовольствия. Но куда сильнее он ругал себя не за нее, а за то, что не сдержался – обернулся. Так обидно было увидеть дикарский танец, темпераментный и весьма оскорбительный, который торжествующе выплясывал на скале голый мальчишка.

Небоход вслух проклял дела, которые привели его (хорошо, что на очень короткое время) в этот жалкий городишко Ульдамер…

Когда темная шляпа перестала мелькать за высокими кустами, Дик Бенц спрыгнул со скалы и с ловкостью лягушонка доплыл до берега. Снял кораблик со спины покорно парящего в воздухе леската, отпустил животное – это получилось с первого раза. С удовольствием проследил, как на темной спине приоткрылся клапан, выпуская водород, и как лескат, ставший вялым и дряблым, плюхнулся на воду и заработал лапками, уходя на глубину.

Только потом мальчик вытащил на берег свою утопленную одежду. (Он приметил, куда забросил ее этот сумасшедший, а малость понырять разве трудно?) Разложил рубаху и штаны на камнях сушиться, поставил рядом башмаки. Попрыгал на одной ножке, вытряхивая воду из уха, и разлегся на солнышке: замерз, кожа стала «гусиной».

По краешку сознания скользнула мысль: а чокнутый небоход мог и впрямь убить его… Но мысль исчезла, не успев напугать мальчугана. За девять лет жизни Дик Бенц не слышал от взрослых ничего страшнее обещания задать крепкую трепку. А в свою смерть мальчик и вовсе не верил.

Взрослый дурак швырнул в него камнем? Подумаешь!.. Да в Дика уже года два никто не может попасть ни камнем, ни снежком, ни палкой. Он верткий!..

Глядя в небо, на облачных грифонов и драконов, Дик Бенц с легким презрением вспоминал слова незнакомца: мол, в небоходные академии принимают только дворян…

Как можно считать препятствием такую ерунду, когда над тобой небо, а вокруг тебя чужие страны, моря, горы и острова, и все это так удивительно и прекрасно!

Дик Бенц твердо, словно давая себе клятву, произнес:

– Я все равно стану капитаном!

I. Обретение команды

1

Понеслись, блеснули в очиОгневые языки…

«Облачный конь» сгорел ночью на рейде Порт-о-Ранго.

На пристань сбежалась толпа – в основном экипажи стоящих в гавани кораблей, летучих и морских. Галдя и потрясая кулаками, глядели они на огненные столбы, в которые превратились все три мачты «Облачного коня».

Летучий корабль погибал в одиночестве: гребные буксиры уже растащили прочь легкие плоскодонные корабли. И это спасло их от страшнейшей из бед, когда прогремел взрыв и над палубой «Облачного коня» фонтаном взлетели горящие обломки досок.

Никто не пытался тушить огонь. Бесполезно. Надводные части летучих судов делались из славийской ели и таумекланской бальзы. Легкие-то они легкие, но как горят! А бальзу еще и натирают франусийской мастикой, чтоб не впитывала влагу… да уж, полыхнет – не погасишь!

Черно-красные столбы над обреченным судном казались демонами. Злобными демонами, дожирающими корабль. Демоны сжимали в объятиях мачты, давились скатками парусов и плевались снопами искр. Человечины демонам не досталось. По толпе ходил говорок: на корабле было всего двое леташей, оба прыгнули за борт и спаслись. Дело понятное: на летучих кораблях команды маленькие, не то что на морских. Капитан Джанстен оставил пару вахтенных, остальные на берегу ночевали перед завтрашним взлетом.

А вот лескаты, лескаты… горе-то какое, все четыре тварюшки в трюме погибают! На рейде не положено лескатов в трюмах держать, но на рассвете «Облачный конь» должен был встать под погрузку, а потом – сразу в небо. Вот капитан Джанстен и велел с вечера забрать животинку из общего загона…

Отчего беда-то стряслась? Ведь леташи больше погибели своих душ боятся огня на борту. На летучих судах нет даже камбуза. Небоходы знают, что может натворить искра, угодившая в смесь водорода и кислорода. Вон как рванул гремучий газ, скопившийся меж палуб «Облачного коня»!