Анастасия Азова - Браслет богини Страница 2

Бабушку я не помню. Я знаю о ней только по крайне редким рассказам. Мама всегда говорила, что ничего не помнит о своей матери и старалась оборвать разговоры о ней. Дедушка же на все расспросы только горестно вздыхал и замыкался в себе. Лишь однажды он позволил себе сказать несколько слов.

– Она была чудесной женщиной, Элен. Это была не простая смертная, но королева, богиня! Да ты посмотри на неё сама!

Я и сама ежедневно бегала в кабинет дедушки, где висел удивительный портрет сказочной красавицы – моей бабушки. Он был… волшебным, заколдованным, я не знаю, как иначе объяснить то чувство, которое притягивало меня сюда, заставляло подолгу стоять перед полотном, вглядываться в изображение, любоваться роскошными золотистыми волосами этой девушки, тонуть в изумрудных озёрах её глаз. Казалось, и сам портрет, и юная бабушка хранят некую тайну, которая была никому не ведома, я сильно сомневалась, что даже дедушке известен ответ на эту загадку… Загадку, которая скрывалась в каждом штрихе неведомого художника, в лучистых глазах портрета, в мягкой, нежной, немного грустной и в то же время озорной усмешке девушки, в лебедином изгибе её шеи, была заключена в каждый камешек её украшений.

На незнакомке был дивный гарнитур из неизвестных мне камней. Это были не бриллианты, не изумруды, которые, казались, так и напрашивались, чтобы подчеркнуть цвет глаз, не жемчуг. Это были блестящие непрозрачные чёрные камни, из них было сделано ожерелье, браслеты и кольцо, блестящее на правой руке. У меня почему-то сразу, как я увидела этот портрет, возникло ощущение, что эти украшения – более поздняя деталь портрета, появившаяся спустя много лет после того, как картина была закончена, но почему мне так казалось – я не могла понять. Композиция была такой целой, создавалось впечатление, что девушка на портрете родилась уже с этими загадочными чёрными камнями.

Однажды я спросила у мамы, что это за камень.

– Обсидиан, – неохотно сказала она. Мама очень не любила разговаривать о бабушке, но тогда я пристала к ней, как репей и отделаться от меня и моих вопросов было ну никак невозможно. – По её словам, она принадлежала к какой-то очень обеспеченной семье, но изо всех украшений предпочитала этот гарнитур, с которым практически не расставалась. Даже если она снимала что-то, хотя бы один предмет обязательно оставался на ней. Потом она ушла, вместе с ним…

Раз в год, девятого января, дедушка запирался ото всех в своём кабинете и не выходил оттуда до следующего утра. Однажды я решила посмотреть, что же там происходит, через замочную скважину… И увидела, что дедушка сидит за столом, глядит на портрет, лицо его состарилось на несколько лет… По лицу бегут слёзы, дедушка держит в руках небольшую шкатулочку, и что-то говорит на каком-то совершенно удивительном, мелодичном языке.

На следующее утро я подошла к дедушке и призналась в том, что увидела.

– Никогда больше так не делай! Не хорошо так вламываться в личную жизнь людей и в чужие тайны! – это был единственный случай, когда он повысил на меня голос, обычно он не ругал меня, никогда. Даже когда мы с друзьями разнесли его кабинет, а я случайно залила чернилами тетрадь с записями, над которыми дедушка трудился уже давно (компьютера дедуля не признавал, и писал по старинке, чернилами). Мама тогда меня очень отругала, но и тогда дедушка за меня заступился. А тут… Тут он был очень недоволен.

Кроме этого портрета и карты, в кабинете чего только не было! Дедушка из каждого путешествия привозил с собой всевозможные сувениры, просто восхитительные, хотя, на мой взгляд, редко имеющие какую-нибудь ценность, кроме чисто исторической. Так, я не думала, что стоимость деревянных чёток четырнадцатого века – именно самих чёток, без учёта их древности, была так уж велика. Учитывая, что лак, которым они были покрыты, облупился на некоторых бусинах? Но дед от них был в неописуемом восторге, частенько доставал из шкатулки, где они хранились, и рассказывал удивительную историю о том, как они к нему попали. У него были потрясающие браслеты, бусы, кольца… Зеркало работы ацтеков – вот что имело большую ценность – оно было не из стекла, а из серебра. У него же была почти целая амфора, которую он вывез с одного из греческих островов контрабандой. И оттуда же он вывез немало экспонатов для своего маленького домашнего музея. И, откуда бы он ни возвращался, он никогда не забывал о своей единственной и горячо любимой внучке и обязательно привозил мне множество разных милых безделушек.

Но была в его коллекции и такая вещица, которую, как мне казалось, он просто боялся. Он старался не доставать её из шкатулки, задвинутую на самый задний план, хотя я однажды увидела его, вернее, подглядела.

Это был обсидиановый браслет, очень древний, но прекрасно сохранившийся. Он состоял из множества мелких камешков, чёрных, отполированных до блеска, на каждом из них была золотая насечка в виде какой-то закорючки. Когда я спросила у дедушки, что это такое, он не ответил и категорически запретил мне впредь возвращаться к этой теме.

Я тогда обратилась к маме. Она ведь мне говорила, что бабушка, уходя, забрала с собой и свои драгоценности, а теперь я увидела браслет… Я была уверена, что это тот самый, который изображён на портрете, бабушкин браслет. Значит, бабушка не все свои драгоценности забрала тогда?

– Все, – отрезала мама. – Этот браслет твой дедушка привёз уже много позже из своей очередной экспедиции, и после этого прямо-таки заболел. И кончай ты эти вопросы, они не нравятся ни мне, ни твоему дедушке. То, что тебе надо знать, ты знаешь или узнаешь, когда придёт время.

Браслет этот, как однажды обмолвилась мама, входил в любимый бабушкин гарнитур, можно сказать, её приданое. У неё было несколько украшений из обсидиана, с такими вот письменами, но, уходя, она забрала всё с собой, оставив на память о себе только браслет. С ним была связана какая-то очень таинственная история, чудом не стоившая дедушке жизни.

Когда я поступила на первый курс института, нам неожиданно позвонил старый дедушкин друг и коллега, которого я всегда звала дядей Гришей. Он до сих пор, хотя ему было уже под семьдесят, разъезжал по всему свету в поисках разных раритетных вещей, и его коллекция была ещё богаче, чем дедушкина. И в тот раз он вернулся из Египта, где дяде Грише, по его словам, удалось найти некое украшение, по поводу которого он хотел поговорить с дедушкой, так как с этой находкой была связана какая-то странность…

Он приехал вечером и привёз ожерелье – такое же, как дедушкин браслет, собранное из мелких камешков обсидиана, точно так же обработанных, с такими же насечками. Дедушка хотел меня выставить из своего кабинета, но дядя Гриша с улыбкой остановил меня.

– Пусть девочка останется, если ей это интересно. Вещица и в самом деле удивительная и даже уникальная. И я, собственно, хотел бы у тебя узнать… Может, ты найдёшь какое-нибудь объяснение тому, что я никак не могу понять, как ни стараюсь?

Обрадованная неожиданным и таким приятным для меня разрешением, я придвинула свой стул поближе к креслу, в которое сел наш гость, и приготовилась слушать удивительную историю, благо, наш друг всегда умел и любил рассказывать.

В Египте дядя Гриша был знаком с одним учёным, который, подобно всем археологам и историкам, любил собирать разные древности. И вот однажды, находясь в качестве консультанта в составе экспедиции в Долине Царей, профессор Абу-Менир нашёл одну такую вещицу, которая поставила его в тупик. Это было ожерелье из чёрных камней, созданное в древности, когда Древний Египет был ещё очень молод, при первых фараонах. Кто создал – неизвестно, может, египтяне, может, они попали в Египет из Шумера или Ура, но найдены они были именно в Египте, при раскопках в Долине Царей. Сами египтяне пришли в какое-то невменяемое состояние, когда увидели ожерелье. По словам египтян, оно происходило из иного мира, куда уходят люди с тем, чтобы либо не вернуться вовсе, либо вернуться чрезвычайно странными. Не сумасшедшими, как говорят египтяне – именно «чрезвычайно странными». Профессор пытался выяснить у них, в чём состояли эти странности, но все расспросы были тщетны. Он только заметил, что арабы были счастливы, когда учёный решил взять с собой эти камни, но посоветовали ему выбросить украшение в море.

– Ни в коем случае не оставляйте у себя! Не надевайте сами и не позволяйте это делать другим – ожерелье будет стремиться вернуться назад, в свой мир!

Это была одна странность. Так говорили абсолютно все египтяне, к которым обращались археологи. Все туземцы были смертельно напуганы одним видом этого украшения, хотя с виду оно очень красивое и довольно необычное для тех времён, когда, предположительно, было создано.

Ещё одна странность выявилась, когда профессор решил посмотреть, что представляют из себя золотые насечки на камешках. И оказалось, что там наличествуют не только египетские письмена, но и руны древних викингов и знаки из письменности индейских племён! Хотя и индейская письменность и руническое письмо возникли позже египетского и на большом расстоянии от страны древних фараонов! А все насечки были нанесены в одно и то же время!