Исход (СИ) - Артемьев Роман Г. Страница 2

Дух склонил в полуобороте голову, словно ожидая команды, но никаких команд ему, конечно же, не требовалось. Короткая мысль-образ, и Пёс стрелой метнулся вперед, навстречу опасности. Однако наблюдать за схваткой времени не оставалось: влив еще немного энергии в «Невидимую броню», я крикнул:

— Дед, Соболь, по дальним!

Они поняли меня с полуслова и ударили одновременно — Дед своим излюбленным «Святым посохом», Соболь — «Плетью барлога». Атакующие знаки действовали на метаморфов слабо, но безотказная «Плеть» буквально разорвала бежавшего последним оборотня пополам, а «Посох» оглушил предпоследнего. Нырнув в ментал, я увидел три ярких искры: двое монстров не на шутку сцепились с вставшим на их пути Адским Псом, третий готовился к прыжку, чтобы атаковать нас. Сконцентрировавшись, я нанес ментальный удар, стараясь если не убить, то хотя бы замедлить тварь. Получилось: монстр словно споткнулся в прыжке, и, с размаху натолкнувшись на «Невидимую броню», замер, мотая башкой.

Лёгкой заминки хватило, чтобы я воткнул ему в шею копье, и, используя массу тела как рычаг, рванул, с хрустом ломая хребет. Вынырнул из ментала я как раз в тот момент, когда Адский Пес окончательно расправился с парой своих противников — разбросанные по туннелю дымящиеся куски мяса красноречиво свидетельствовали о том, что помощь ему не требуется.

«Хорошая игра!», — раздался в моей голове голос духа, — «Хочу еще!»

«Позже», — беззвучно ответил Псу я, — «сейчас тебе нужно уйти. Но мы еще поиграем».

Короткий всплеск разочарования, и дух растворился в полумраке подземелья, слившись с его тенями. Теперь мне осталось самое сложное — верный, но игривый и беспокойный обитатель Нижнего Мира будет мне только мешать.

Снова закрыв глаза, скорее по привычке, ведь физически в этом не было никакой нужды, я постарался отрешиться от окружающей действительности. Погасли звуки, схлынула затхлость подземелья, стылый и влажный воздух перестал щипать кожу. Потом ушли мысли, угасли отголоски эмоций, мой разум полностью растворился в реальности, впитавшись в ее плоть. Он превратился в энергию, поток которой заструился вокруг, словно радужное пятно масла, растекающегося по водной глади. Где же?… Вот, четыре ярких огонька, четыре звездочки, прокалывающие своим отблеском ткань мироздания.

Вновь собрав энергию в единый кокон, я сжал ее в пылающий шар и вложил в удар все силы до остатка. В следующий миг меня вышвырнуло из ментала, словно пробку — энергии в оболочке попросту не осталось. Но в последний миг я успел заметить, как четыре искры вспыхнули и погасли.

— Все кончено, — мой голос звучал сдавленно и хрипло, будто после затянувшейся простуды. — Они мертвы.

— Что ты с ними сделал? — Кажется, это Дед: слух еще не вернулся, в ушах барабанной дробью грохочет пульс.

— Сжег мозг.

Опустившись на колено, я пошарил в грязи: слетевшие в пылу борьбы с оборотнем темные очки так и валялись поблизости. Только одна дужка оказалась отломанной напрочь, хрупкий металл не пережил падения. Жалко: эти очки Светка подарила мне несколько месяцев назад.

— Я наверх. Заканчивайте без меня.

Стылый вечерний воздух немного привел меня в чувство: солнце уже зашло, и в ледяном свете фонарей кружились редкие снежинки, оседая на пока еще зеленую траву. Здесь, под Минском, поздняя осень заявила о своих правах чуть позже, чем в промозглой Москве. Сначала я даже не понял, откуда доносится тонкая прерывистая трель: наши предпочитали отправить зов, да я и сам не жалую мобильную связь. Даже новомодным смартфоном так и не обзавелся: старая кнопочная «Нокиа» вполне годится для коротких разговоров по делу. А звонят мне нечасто, да и то лишь «динозавры» вроде Сергачева, не владеющие приемами псионов.

— Да, Александр Васильевич? — даже не взглянув на экран, угадал собеседника я.

— Здравствуй, Витя, — старый генерал был одним из немногих, кто все еще величал меня по имени, — тебя, говорят, можно поздравить? Закончил? Разорили твои ребятки логово Круга?

Значит, уже доложили. А времени-то прошло не более получаса. Хорошо налажена связь у большого начальства.

— Да, это логово было последним.

— Что же, отлично… — Сергачев по-стариковски покряхтел в трубку, — Рассказывали о твоих подвигах! Контролировать полтора десятка «одержимых», держать защитные знаки, создавать атакующие, а потом ментальным ударом выжечь мозги «кукловодам»… Неплохо для восьмого уровня!

— Почти девятого, — машинально поправил я. В последние дни я действительно вплотную приблизился к этой незримой границе, но пока еще не переступил ее. Сколько, интересно, на Земле сейчас насчитывается псионов девятого уровня? Трое? Пятеро?

— Почти девятого… — повторил за мной Сергачев. — Вот что, Вить. Ты как в Москву вернешься, загляни, пожалуйста, ко мне на пару слов. Заодно и попрощаемся.

— Все-таки в отставку?

— Так давно к тому шло, — хохотнул мой собеседник. — Зато теперь генеральская пенсия и все причитающиеся льготы. Буду внуков растить и вспоминать былое… Жду, Аскет. Конец связи.

Интересно, мне показалось, или при упоминании о девятом уровне голос Сергачева немного дрогнул и напрягся? Придется ехать, просто так, без повода, генералы СВР на встречи не приглашают. Видно, предстоит какой-то серьезный разговор. Что ж, здесь, под Минском, меня больше ничто не держит: Дед останется за старшего, а ребята под его началом закончат без меня. К утру буду на месте.

Переместиться на сотни километров сквозь ментал с пустой оболочкой у меня бы все равно не получилось, нужен транспорт. Но ехать в аэропорт не пришлось. Стоило переброситься парой слов с командиром стоявшего в оцеплении взвода белорусского спецназа, как словно из ниоткуда явился военный «УАЗик», доставивший меня в гостиницу — в тепле и комфорте. Я успел помыться, переодеться, перевязать руку и даже немного отдохнуть, прежде чем та же машина, терпеливо дождавшаяся меня на стоянке возле отеля, поползла в сторону аэродрома. Меньше чем через час в Москву отбывал военный борт.

А вот по прилету пришлось искать транспорт самостоятельно. Новые очки я купил в ближайшем магазинчике — сломанные все-таки пришлось выбросить. Вездесущие бомбилы в последнее время куда-то исчезли с улиц Москвы и близлежащих окрестностей, потому я вызвал такси по телефону, воспользовавшись номером с красовавшегося возле дороги рекламного плаката. Немолодой водила, прибывший на место минут через пятнадцать, настороженно покосился на странного клиента без багажа, а потом всю дорогу хранил молчание, временами с опаской поглядывая в мою сторону. Дело, по-видимому, было не в ауре псиона, — оболочка уже почти восстановилась. Наверное, мрачный мужик в камуфляже с перебинтованной рукой не внушал таксисту доверия. По крайней мере, досада на то, что он согласился взять этот заказ, сквозила в его мыслях уж слишком отчетливо. Был какой-то неприятный случай в прошлом? Не стал смотреть. Если уж решил без особой нужды не читать чужие мысли, то надо соблюдать добровольно принятое правило.

Город за последние годы изменился, и изменился, на мой взгляд, далеко не в лучшую сторону. Центр все так же пестрел запретами на использование псионики и яркими огнями реклам, неизменного спутника любого человеческого поселения начала двадцать первого века. Раздражали многочисленные датчики пси-активности. Нет, они не мешали туристам и горожанам, но их назойливое внимание не позволяло расслабиться. С другой стороны, городские власти можно понять. Для псиона велик соблазн, скажем, перепрыгнуть через широкую улицу, нежели медленно тащиться до ближайшего пешеходного перехода. И наплевать большинству людей, что один такой прыгун способен ударом стопы снести со стены пласт штукатурки, или врезаться в неспешно прогуливающихся отдыхающих. Поэтому запрет, равно как и слежка, в чем-то оправданы. Но всему, в конце концов, должен быть предел. Снабженные камерами датчики торчали буквально повсюду: возле входов в торговые центры, на станциях метрополитена, да буквально на каждом третьем столбе. А жесткий запрет на использование любых знаков в пределах населенных пунктов, действовавший с начала этого года, гарантировал пристальное внимание компетентных органов, если ты ненароком забудешься и по привычке применишь псионику на улице или в общественном месте. Долгие разбирательства и как минимум немаленький штраф на первый раз — гарантированы. Самое неприятное, что все эти ограничения, в общем-то, не помогали: преступления с использованием «магии», как ее называли в народе, все равно совершались с завидной регулярностью, и полиция, недавно зачем-то переименованная из милиции, сбивалась с ног в попытках вычислить нацепивших «личину» или наславших на окружающих морок злоумышленников.