Ловец Мечей - Кассандра Клэр Страница 2

– Темнеет, – сказал Кас и прищурился, глядя на лиловое небо.

Келу не очень нравилось в саду, потому что отсюда не видно было моря. Ему никогда не надоедало смотреть на море. Он пытался объяснить это Касу – говорил, что оно постоянно меняется, что вода каждый день разного цвета и небо тоже никогда не бывает одинаковым, – но Кас лишь добродушно пожимал плечами. Ему не хотелось разбираться в причинах поступков Кела. Кел был его другом, и этого было достаточно.

– Кстати, а как ты думаешь, почему они велели нам выйти на улицу?

Прежде чем Кел успел ответить, под аркой, ведущей из крепости в обнесенный стеной сад, возникли две фигуры. (Кел всегда называл это сооружение крепостью, а не сиротским приютом. Намного престижнее жить в крепости, чем в благотворительном заведении, куда ты попал потому, что не нужен ни единой душе на всем белом свете.)

Одной из фигур оказалась сестра Бонафилия. А ее спутника знали почти все граждане Кастеллана. Это был высокий мужчина в мундире с медными пуговицами и эмблемой на груди – двумя скрещенными стрелами. Его сапоги и наручи были утыканы гвоздями. Он обычно ехал во главе Эскадрона стрел – отряда лучших воинов короля, – когда тот шествовал по улицам города во время праздников и всяких торжеств. В городе его называли Атакующим Орлом; действительно, видом своим он напоминал какую-то хищную птицу. Он был поджарым; на оливковой коже его костлявого лица выделялись многочисленные белые шрамы.

Это был легат Аристид Джоливет, и Кел уже во второй раз видел его в приюте. Что казалось очень странным. Он знал, что военачальники обычно не посещают сиротские дома. Но меньше месяца назад, когда мальчики играли в саду, Кел случайно взглянул в сторону крепости и увидел в окне алый мундир.

Его всегда интересовал, даже завораживал Джоливет, и в детских играх у них этот офицер часто выступал в роли негодяя, пирата или охотника за головами, который хватал ни в чем не повинного преступника, бросал его в тюрьму Талли и пытал, чтобы узнать нужные сведения. Конечно, ни Кел, ни Кас не ломались под пытками; доносчик считался презренной тварью, низшим существом.

В общем, Кел в тот раз мгновенно узнал Джоливета и вскочил на ноги. Когда он, запыхавшись, добежал до крепости, офицер уже уехал; и, когда Кел спросил сестру Бонафилию, зачем приезжал легат, она велела ему помалкивать и не выдумывать глупостей.

Сейчас же в саду воцарилась тишина. Джоливет, прямой, словно всегда стоявший по стойке смирно, обводил детей взглядом светлых глаз; этот взгляд останавливался то на одном мальчике (Джакме, который отрывал полосы коры от ствола порохового дерева), то на другом (Бертране, самом старшем, которому было уже десять лет). Взгляд офицера скользнул по лицу Каса и остановился на Келе.

После напряженного молчания, которое, как показалось Келу, тянулось бесконечно, он улыбнулся.

– Вон он, – произнес Джоливет. – Вот этот.

Кел и Кас в недоумении переглянулись. «Который?» – одними губами произнес Кас, но отвечать было некогда. Костлявая рука вцепилась в плечо Кела, и его рывком поставили на ноги.

– Ты должен идти. – Это была сестра Бонафилия. Она крепко держала Кела. – Только веди себя хорошо, Кел, прошу тебя.

Кел оскорбился. Он всегда вел себя хорошо и не создавал проблем сестрам. Ну, конечно, было как-то дельце с порохом и северной башней, и еще тот раз, когда он уговорил Бертрана пройти по доске со стены сада и этот дурак сломал какую-то кость в ступне. Но Кел не сделал ничего такого особенного, это могло случиться с кем угодно.

Однако сестра Бонафилия смотрела на него с каким-то странным, суровым и печальным выражением, и Кел, вздохнув, протянул свой стеклянный шарик Касу.

– Побереги его, пока я не вернусь.

Кас кивнул и нарочито медленно и тщательно спрятал игрушку в карман жилета. Видимо, он думал, что Кел будет отсутствовать всего несколько минут. Кел тоже так считал – хотя уже начинал в этом сомневаться. Ему не понравился тон сестры Бонафилии. И не понравилось, как его рассматривал легат: тот приблизился, наклонился и впился в него взглядом, словно искал разгадку какой-то тайны. Потом приподнял подбородок Кела и пристально оглядел его лицо, от черных курчавых волос и синих глаз до упрямого подбородка.

Воин нахмурился.

– Мальчишка грязный.

– Он играл в саду, на земле, – объяснила сестра Бонафилия. (Кел подумал: интересно, почему взрослым так нравится обсуждать очевидные вещи?) – Что делает довольно часто. Ему нравится возиться в грязи.

Услышав это, Кел испугался по-настоящему. Он вовсе не был неряхой и грязнулей, по крайней мере, не больше других; почему сестра Бонафилия выглядит и говорит так странно? Однако он ничего не сказал.

Сад остался позади. Легат шагал по каменному коридору, сестра Бонафилия спешила за ним, толкая перед собой Кела. Она что-то бормотала. Мальчик разобрал: «Айгон, ты, кто окружает сушу водами, кто повелевает быстроходными кораблями, даруй своей дочери силу уберечь подопечного».

Кел понял, что она молится, и снова ощутил приступ страха – еще более остро, чем прежде.

Когда они вошли в вестибюль, он с удивлением заметил, что парадные двери открыты. Вид на океан напоминал картину в раме. Заходящее солнце оставило на синей воде золотисто-красную дорожку, а на горизонте виднелись очертания башен затонувшего города Тиндариса, окрашенных в багровый цвет.

Пейзаж отвлек Кела, и он забыл о времени – так иногда бывало, если он смотрел на прекрасные вещи. Придя в себя, он обнаружил, что стоит за воротами приюта, среди голых скал. Сестра Бонафилия и Джоливет смотрели на него сверху вниз. Красно-золотая форма воина слепила глаза, как свет от заката.

И еще там обнаружился конь. Кел в панике уставился на страшное существо. Конечно, он уже видел лошадей, но только издали. Конь казался гигантским, ростом до неба; он шевелил губами, открывая твердые белые зубы. У него были большие круглые глаза, черная грива и такого же цвета хвост.

– Красавец, согласись, – произнес легат, приняв молчание Кела за знак восхищения. – Никогда не ездил на лошади, да? Тебе понравится.

Кел вовсе не думал, что ему понравится ездить на лошади. И вдруг понял, что ему не хочется вырваться, когда сестра Бонафилия обняла его, словно какого-то ребенка. (Кел не считал себя ребенком. Дети были иными существами, беззаботными, глупыми, совсем не такими, как сироты.)

– Вы должны пообещать, что с ним будут хорошо обращаться, – заговорила сестра Бонафилия. Она редко говорила таким голосом, и,