Андрей Бондаренко - Брутальный и упрямый Страница 2

– Утренний таксист, как, впрочем, и следовало ожидать…

Глава первая

Бодрое утро в Ню-Олесунне

Тиму – на всём белом Свете – были дороги всего четыре вещи: пятилетний сибирский хаски[1] по кличке – «Клык», коллекционный винчестер марки – «Winchester Model 1912 (1934)» двадцать восьмого калибра, светлое пиво повышенной крепости и мотодельтаплан личной конструкции.

Впрочем, «личной конструкции» – сказано с большой степенью преувеличения. Изначально это был стандартный двухместный «Bidulm-50» класса Е-16. Тим, не меняя формы крыла, только установил на раму летательного аппарата новый семидесяти сильный немецкий двигатель, поменял шасси-колёсики на пластиковый двухкорпусной катамаран и кардинально переделал-модернизировал переднее кресло.

С чем были связаны такие серьёзные конструктивные изменения?

Во-первых, французский движок в пятьдесят лошадиных сил откровенно не годился для сложных природно-климатических условий Шпицбергена. Не, в ясную и тихую погоду он тянул исправно, без всяческих сбоев и отказов. Но где же она, эта ясная погода, если на островах архипелага – в среднем за месяц – случается до двадцати туманных и пасмурных дней? Да и местные туманы – нечета всяким там европейским, да и всем прочим. Туманы Шпицбергена, доложу я вам, это нечто: вязкие, плотные, многослойные, иногда явственно пульсирующие – словно живые. И, кроме всего прочего, разноцветные: сиреневые, розовые, лиловые, густо-фиолетовые, светло-жёлтые, голубоватые. А ещё и серые кучевые облака – постоянно и коварно – так и норовят опуститься с небес, полностью поглощая-окутывая горные скалистые вершины и вечные ледники, не доходя до тундровых болотистых равнин всего-то метров на сто с небольшим. Короче говоря, дополнительные лошадиные силы в такой непредсказуемой обстановке никогда не будут лишними.

Та же история и с заменой колёс на пластиковый катамаран. Для того чтобы резиновые колёсики беспрепятственно крутились, нужна ровная и твёрдая площадка. А с этим, как раз, на архипелаге наблюдались существенные трудности-сложности. То бишь, имели место быть сплошные скалистые нагорья, бугристые ледники, сланцевые россыпи да вязкая болотистая тундра. Где они – твёрдые и ровные площадки? Ау! Нет ответа…. Зато различных водных поверхностей здесь было в избытке: морские бухты и заливчики, длинные и извилистые фьорды, тундровые озёра, мелкие речные разливы. Садись – не хочу. Если, понятное дело, твой летательный аппарат является гидропланом.

Теперь про переделку переднего кресла. Как, скажите, закрепить на кресле, предназначенном для человеческого зада, собаку? Пусть и достаточно крупную? Причём, надёжно закрепить? И чтобы – при этом – означенному псу было удобно и комфортно? Правильно, очень трудно. Практически невозможно. Поэтому Тим кресло и переделал. Вернее, старое снял и заскладировал в ангаре, а на его место установил новое, изготовленное вручную – по тщательно снятым меркам и собственным чертежам.

Зачем Тим брал с собой в полёты хвостатого Клыка? И куда, вообще, он летал?

Начну, пожалуй, со второго вопроса. Тим Белофф летал на работу. То есть, по важным и неотложным делам, непосредственно связанным с его служебной деятельностью. А трудился он в должности – «старшего инспектора по охране дикой природы». Обязанности? Элементарные. Во-первых, бдительно и неустанно охранять дикую природу. Во-вторых, старательно и пристально наблюдать за туристами, регулярно посещавшими семь Национальных парков, организованных на Западном Шпицбергене, то есть, на главном острове архипелага. Дабы означенные легкомысленные туристы не нарушали строгих и жёстких правил посещения. В-третьих, целенаправленно и безжалостно бороться с бесстыжими браконьерами, которые редко, но, всё же, проявляли себя.

Теперь по псу. Ну, не любил Тим надолго расставаться с единственным и закадычным другом-приятелем. С единственным? Да, с единственным. Так, вот, получилось…

Вообще-то, к Тиму на Шпицбергене относились не плохо. То есть, уважали, ценили и прислушивались. А некоторые островные индивидуумы (с мутными и нечистоплотными наклонностями), даже откровенно побаивались. И не на пустом месте, надо признать, побаивались – уже были зафиксированы прецеденты, в результате которых образовывались качественные синяки под глазами, образцово-рассечённые брови и выбитые зубы. У побаивающихся и мутных, понятное дело, образовывались.

Инспектор Белофф на архипелаге слыл: нелюдимым, честным, язвительным, странным, немногословным, хмурым, отважным, жёстким, насмешливым, неприхотливым, желчным, справедливым, бесконечно-упрямым, чудаковатым, непреклонным, ехидным, суровым, не в меру прямым и не от мира сего…. Короче говоря, брутальным – до полной и нескончаемой невозможности. То бишь, до мозга костей. Отсюда и однозначно-заслуженное прозвище – «Брут».

Островные же девушки и женщины считали Тима – в дополнении к вышеперечисленному – привлекательным, симпатичным, интересным, харизматичным и даже весьма сексуальным. Более того, собравшись – скучными зимними вечерами – тёплой компанией, они обожали (многими, заметьте, тёплыми компаниями), перемывать странному и нетипичному инспектору его многострадальные брутальные косточки.

Примерно в следующем ключе:

– Такой красавчик и душка, слов нет. Брутальный-брутальный. Таинственный-таинственный. Дерзкий-дерзкий. Независимый-независимый…. Как будто бы – прямо позавчера – сошёл с киноплёнок славных голливудских блокбастеров.

– Это точно. Вылитый Брюс Уиллис, многократный и заслуженный спаситель Мира.

– Ага. Только значительно моложе и росточком чуток повыше. А вместо «брюсовских» мужественных залысин – не менее мужественный белобрысый ёжик. Колючий-колючий, наверное…. Только, вот, на наш прекрасный женский пол противный Брут никакого внимания не обращает. Ни малейшего. Сволочь брутальная и бессердечная…

– Может, он – голубой? В том смысле, что гей?

– Ну, подруга, ты и сказала…. Ха-ха-ха! Ляпнуть такое. Я сейчас, честное слово, описаюсь. Гея, тоже мне, нашла…. Ха-ха-ха!

– А, что такого?

– Рассказываю. В прошлом году мой Гарольд летал – через Осло – в голландский Амстердам. Родственников посещал с визитом вежливости. Его младшую сестрёнку Хильду угораздило выйти замуж за голландца. Учудила, право слово, пигалица рыжеволосая. Теперь, конечно, локотки кусает от досады. Больно уж эти голландцы беспокойные, суетливые, капризные, непредсказуемые и непостоянные. Из серии – семь пятниц на неделе. И в бытовом плане, и, главное, в сексуальном. Привередливые – не приведи Бог. И это им – не так, и так, понимаешь, не сяк. Извращенцы длинноногие…. Впрочем, дело совсем и не в этом. Рассказываю. Идёт, значит, мой Гарольд по Амстердаму, пересекая – наискосок – район Де-Валлетьес…