Алекс Макдуф - Хозяин Океана Страница 2

Он слишком дорожил жизнью, чтобы доверять ее кому-либо, и потому именно эти часы у руля безраздельно принадлежали ему.

На четвертый день еще больше похолодало, чудовищный шторм, пришедший с северо-востока утратил мощь, и ко всеобщей радости, с заката потянул свежий, но не ураганный ветер, нагнавший настоящего густого тумана, а не смеси из брызг и дождя. Наконец-то смогли поднять паруса, и «Полночная звезда» взяла курс на восход, туда, где лежал материк.

Дабы не расстраивать прежде времени пассажиров, кроме этой новости более ничего не было им объявлено. Но те, кто кое-что понимал в мореходстве и лоции Хайбории, знали, к каким землям приведет их курс фордевинд: их ждут или изобилующие шхерами и рифами суровые скалы

Ванахейма, или лесистые, низкие и неприютные берега пиктской пущи. А пристать к берегу было необходимо: запасы пресной воды даже на таком внушительном судне — длина по килю составляла сто локтей — подходили к концу.

Этот год выдался для Хайбории мирным, и у монархов Заката нашлось время, чтобы заняться наконец океаном.

Зингара и Аргос крепко держали морские коммуникации, и флоты Шема и Стигии не могли конкурировать с их парусными армадами, но барахские пираты распоясались, как никогда. А еще Аквилония, обретя спокойствие под управлением короля-киммерийца, вдруг дала знать о своих интересах на водных путях.

Торговля с полуднем была выгодна, путь морем виделся дешевле, быстрее и безопаснее сухопутного через слишком независимый Шем и враждебный Коф, новый монарх прекрасно понимал, что такое Закатный океан, и Лев заявлял свои права, пусть Аквилония и не имела выхода к морю.

Как ни горды и спесивы были властители Зингары, как ни скупы аргосские градоначальники, но разговаривать с Тарантией им пришлось. Сосед на полночной границе был слишком силен и шутить не любил. С виду Тарантия хотела не столь уж многого: снижения пошлин, возможности иметь собственный флот, неприкосновенности своих купцов и кораблей. Взамен обещалась военная помощь и всяческие льготы в торговле для зингарских и аргосских купцов на всех сухопутных путях, куда простиралось влияние Тарантии.

На первый взгляд все выходило законно и справедливо, и Зингаре с Аргосом нечего было жаловаться на судьбу: могущественный сосед предлагал решить миром то, что мог просто взять силой, а сил у Аквилонии при нынешнем ее единстве вполне хватило бы.

На деле же выполнить условия Тарантии означало следующее: аквилонские гарнизоны в морских и речных портах Аргоса и Зингары, поток дешевых аквилонских и транзитных через Аквилонию товаров — от хлеба до пушнины и от вина до соли и железа — на полуденном торговом пути, которые будут возить аквилонские же купцы, коих теперь и пальцем тронуть нельзя. А за этим следовало вытеснение с рынка товаров аргосских и зингарских, не отличающихся ни столь широким выбором, ни дешевизной. Кроме того, множество купцов-перекупщиков разом лишались своего хлеба, а моряков, грузчиков, ремесленников и охранников — работы.

И еще одно: на Закатном океане появлялась новая держава. Пусть аквилонцы не были морским народом, но богатое королевство могло позволить себе нанять на службу сколько угодно опытных зингарцев и аргосцев и даже барахских пиратов, а это уж и вовсе не было на руку ни Кордаве, ни Мессантии.

И последнее, что было самым неприятным, хотя и не било по карману. Договор неизбежно должен был стать трехсторонним, что означало необходимость договора между Аргосом и Зингарой. Такое представлялось горячечным бредом, невозможным, немыслимым, противоестественным еще три зимы назад, но цвета времени менялись. Пуантен изначально, возможно, и сам не рассчитав последствий, возвел на престол в Тарантии человека, привыкшего побеждать.

Воспитателями Конана были непогода, кулак и меч, но он научился у них многому, по крайней мере, гораздо большему, чем иных учат уют, шелк и стилос. Разумеется, он не стал покорной фигурой в чужой игре. Рады были такому обстоятельству в Пуантене, Боссонии и Гандерланде или сожалели втайне о содеянном, но поворачивать было поздно. Конан Киммериец не только умел держать в руках власть — он для многих успел стать другом и вернул прежнюю цену этому слову, медленно, но верно становившемуся «варварским» понятием.

Как бы то ни было, Аквилония стала сильнее. Конан заставил всех не только говорить о себе, но и считаться с собой. За короля стояли пуантенское рыцарство, тарантийская знать, гандерландские бароны и боссонское приграничье. По слухам, Пелиас, величайший маг стран Заката — тоже симпатизировал новому монарху. Не имели ничего против короля купцы, его поддерживали военные, кроме того, на время была замирена беспокойная граница по Черной реке.

Оставаться в проигравших не желал никто. Не желали этого и Зингара с Аргосом. Игру в достоинство и независимость можно было вести луну-другую, может быть и год, но не более. Аквилония настаивала на союзе, Пуантен договорился с Аргосом, Зингара утешилась тем, что Аргосу придется хуже, если он будет вынужден считаться и с Тарантией, и с Кордавой, чем не считаться ни с кем.

И вот, с большими торжествами, шумом и помпой в Кордаву прибыл король Конан со свитой, послами, военачальниками, советниками и депутациями от купеческих гильдий. Туда же явились и послы от Аргоса, не обошлось и без митрианского духовенства, и в их присутствии первый договор между Зингарой и Аквилонией был заключен. Все напыщенно поздравляли друг друга, лицемерно уверяли в святости договора и кисло улыбались, но все касалось тех, кто что-то смыслил в политической ситуации. Для всех прочих придворных, баронов и в особенности для прекрасных дам прибытие великого посольства стало не более чем очередным грандиозным балом, ярмаркой женихов и невест и смотром наград, титулов и нарядов. В завершение церемонии цвет кордавского и тарантийского дворов в сопровождении представителей нескольких знатнейших семейств Мессантии, бывших при сем свидетелями и заложниками, погрузился на корабли и поутру, после буйной ночи с балом и маскарадом, отплыл в Аргос по Закатному океану, кой вскоре должен был узнать о том, что отныне становится личным водоемом тройственного морского союза.

Но то ли океан не изволил мириться с такой участью, то ли он восхотел вступить в договорные отношения на правах четвертой равноправной ной стороны, и подпись, поставленная им при помощи хвоста гигантской бури, оказалась столь витиеватой и длинной, что и конца не видать. Завершение этого так приятно начавшегося плавания представлялось туманным.

Опасаться приходилось не только враждебных берегов. В конце концов, близ побережья при желании можно было найти необитаемый островок с парой чахлых сосенок и маленьким родничком. Однако барахские пираты никаких договоров заключать не собирались, и законы для них писаны не были. На нефе меж тем боеспособных вооруженных воинов было не так много. Один пиратский корабль, а то и два, могли быть, конечно, отбиты, но против эскадры тихоходному и неповоротливому судну было не устоять. Конечно, в холодные воды пираты заходили редко, их корабли курсировали вдоль побережий Зингары, Аргоса, Шема и Стигии, но урагану-то ведь было все равно! И если королевский неф забросило в эти негостеприимные широты, то и пиратские корабли могли быть с легкостью отнесены сюда же.