Майкл Мэнсон - Ристалища Хаббы Страница 20

Они продолжали свой бег, размеренный и, на первый взгляд, не слишком торопливый, но не всякий скакун угнался бы за этими скользившими в ночи тенями. Так мчатся степные волки, покрывая день за днем огромные пространства – уверенно, с холодным спокойствием и надеждой, что где-то впереди их ждут стада упитанных сайгаков, родники с чистой водой и глинистые холмы, изрезанные оврагами, с удобными для логовищ пещерами. Киммериец и асир тоже были волками – правда, не из тех, что готовы бегать в стае. Каждый из них считал себя вожаком и, среди подобных же волков, то ли дружинников-асиров, то ли шайки легкоконных мунган, то ли безжалостных вилайетских пиратов, всегда сумел бы отвоевать первенство. Но сейчас у них не было стаи; они могли полагаться лишь на свое оружие, на свои ноги и друг на друга.

Вскоре тропа вывела их к широкой, вымощенной камнем дороге, уходившей на восток. У левой и правой ее обочин на равных расстояниях высились остроконечные стелы, увенчанные небольшими шарами, покрытые вязью затейливых хаббатейских письмен, которых ни Конан, ни Сигвар Бешеный не смогли бы прочитать и при свете дня.

О чем говорили эти надписи? Славили ли они владык Хаббатеи? Вещали ль о могуществе их царства? Либо служили предостережением разбойникам и злодеям, могущим посягнуть на купцов из далеких стран и их товары? А может, они просто напоминали тем купцам, сколь велико расстояние до славного города Хаббы, и подсказывали, где поблизости можно выпить чашу вина, съесть миску лапши с перцем и варенного в молоке барашка? Великий Путь Нефрита и Шелка уходил на восток меж молчаливых, похожих на стражей каменных обелисков, рассекал поля, луга и виноградники богатой Хаббатеи и, распрощавшись с изобильным морским побережьем, терялся в бескрайних пустынях и степях. Он был столь же велик, как мир, ибо в те мгновенья, когда на восточном его конце занимался рассвет, западный край был еще темен и тих, еще дремал под бархатисто-черным небом, то озаренный бледным светом луны, то затаившийся под расшитым звездами покрывалом. Подобного тракта не было больше нигде; и лишь дорога, ведущая в мрачное царство Нергала, в подземную обитель мертвых, могла бы сравниться с ним своей протяженностью.

Надо сказать, что оба Великих Пути – тот, что вел от берегов Вилайета к Кхитаю, и тот, по которому души умерших уносились на Серые Равнины – в определенном смысле шли рядом, Многие опасности подстерегали путника на Дороге Нефрита и Шелка; он мог погибнуть от жажды и голода, от стрел кочевников-мунган или клинков разбойных шаек, мог утонуть, мог задохнуться в объятиях песчаной бури, мог окончить жизнь в волчьих клыках, мог сгинуть от укуса змеи. Так ли, иначе ли, он мог умереть и, следовательно, перебраться с Пути Живых на Путь Мертвых, что тянулся к подземным владениям Нергала. И лишь одни боги знали, куда же, в конце концов, попадет отважный странник – к богатым городам далекого Кхитая или к Вратам Вечности.

Но Конан не один раз шагал по обеим этим дорогам, а потому не боялся ни самого длинного в мире пути, ни маячившей рядом тропки, убегавшей к Серым Равнинам. Он даже не вспоминал об опасностях, что могли грозить ему с Сайгом в степных просторах, размышляя сейчас совсем о другом, о вещах более прозаичных, чем смерть – и, в то же время, призванных отдалить ее на самый долгий срок. Мерно раскачиваясь на бегу, он думал о лошадях.

Когда перед беглецами замаячили неясные контуры стен Хиры, первого из хаббатейских городков, возведенных у Великого Пути, он остановился и спросил Сигвара:

– Как твоя нога, приятель? Можешь бежать?

– Могу. Не беспокойся о моей ноге, – отдуваясь, сказал асир. – Ни ноги, ни руки меня еще не подводили.

– Ну, конечно! Я забыл, что ты лишь головой слаб, – Конан ухмыльнулся, всматриваясь в темные городские башни и крыши, торчавшие над стеной. Он протянул к ним руку. – Здесь нам надо раздобыть коней. Без коней в степи далеко не уйдешь. Значит, нужны кони, а еще – копья, фляги для воды, мешки, плащи и звонкая монета.

– Зачем нам фляги? – Сайг разгладил бороду. – Я понимаю, ежели они будут с брандом! А вода… на кой мне сдалась вода?

– Кром! Слушай, тупоголовый: гирканская степь – не равнины Асгарда, где зимой – снег, а летом – болото, и воду можно выжать из мха! В степи от речки до речки – целый дневной переход, и без воды его не всякий одолеет!

– Я одолею, – пробурчал асир, но все же взялся за свою секиру. – Ну, и где мы возьмем коней и все остальное добро? Полезем за ним в город?

– Зачем? У дороги должна быть караульная, а в ней – солдаты. У солдат есть все, что нам надо.

– Кроме денег, – произнес Сайг, но Конан, нетерпеливо махнув рукой, уже шагал по обочине.

При дороге и впрямь нашлась караульная – невысокая квадратная башенка в два яруса с выступающей аркой, над которой, как показалось Конану, торчал шар – примерно такой же величины, как сферы, венчавшие придорожные обелиски. Вход в башню освещали три факела; в загончике позади нее фыркали скакуны. Караульный пост находился рядом с дорогой, в десятке шагов от обочины, и с обеих сторон к нему подступали деревья. Конан, обнажив клинок, скользнул мимо темных стволов; Сайг, с секирой в руках, крался следом.

Двух стражей, прислонившихся к стене у входной арки, им удалось прикончить без шума. Затем киммериец и асир ворвались внутрь и отправили к Нергалу еще четырех солдат, дремавших на брошенных в углу кошмах. Среди снаряжения хаббатейцев нашлись и копья, и фляги, и мешки, и огнива, но монет, как и опасался Сигвар, было маловато – пригоршня серебра да три пригоршни меди. Медяками Конан побрезговал.

Прихватив все, что представляло ценность, они направились в загон и выбрали двух жеребцов – тех, что были уже оседланы. Вероятно, покойным стражам полагалось не только охранять дорогу, но и держать наготове пару коней для гонцов, развозивших царские повеления. Догадавшись об этом, Конан решил, что лошади должны быть выносливыми и резвыми.

Спустя недолгое время беглецы опять мчались по дороге на восток. Теперь они двигались быстрее, и изрядно возросший груз не тяготил плечи, зато топот копыт разносился на тысячу локтей окрест, предупреждая всякого, что по торговому тракту едут всадники. Это тревожило Конана, но он надеялся, что их примут за царских гонцов.

Мимо проносились темные поля и рощи; меж ними здесь и там неясными контурами маячили дома. Они то жались друг к другу, сплавляясь в бесформенную расплывчатую массу селения или деревушки, то стояли по отдельности, на холме или у излучин каналов и рек, отливавших в свете звезд тусклым серебром. Одинокие дома казались заметно массивней и выше – видно, то были загородные усадьбы кинатов; и Конан принялся размышлять о том, что, будь у него время, стоило бы наведаться в одну из этих вилл. Не меньшим соблазном являлись и придорожные караван-сараи, встречавшиеся через каждые двадцать-тридцать тысяч локтей; за их стенами сейчас наверняка почивали купцы, в кошелях которых водилось побольше монеты, чем у хаббатейских стражников.