Тимур Рымжанов - Хромой странник Страница 20

Петр незаметно слинял. Делал он это мастерски. Казалось, вот еще секунду назад маячил возле меня и… исчез. Не знаю, как надолго. До этого он уходил всего дважды и пропадал на весь день.

Мне нужно было отвлечься. Делать бестолковую работу, чем-то себя занять, иначе свихнусь в этой глуши. Все-таки навыки, полученные в керамической мастерской, стали серьезным подспорьем. Печь для обжига вышла вполне сносная, почти с первой попытки хорошо разгорелась. Когда я выводил длинный дымоход, мне пришлось разобрать часть земляной крыши. Выработалось даже некое расписание. Рано утром, как только светало, я легкой трусцой отправлялся в лес заготавливать дрова. Это и разминка и пробежка одновременно. Ну а возня с дровами давала такую физическую нагрузку, что домой уже добирался на «полусогнутых». К концу третьего месяца за домом накопилось столько сухих и нарубленных дров, что без проблем можно было топить всю зиму, не жалея, и для гончарного дела должно было хватить с лихвой. С моего тела сошел лишний жирок, и рельефно обозначились мышцы. Интуитивно загружая себя тяжелой работой, я избежал мучительной хандры и уныния. Вот только кувшины да кружки в первой партии растрескались и лопнули. Я долго не мог понять, почему это происходит, но когда разобрался, то опять занялся строительством. Пришлось соорудить нечто наподобие сушильного шкафа. Дело в том, что прежде чем затолкать любую лепнину в печь, ее надо тщательно и правильно высушить. Я внимательно штудировал справочник, выискивая возможные подсказки, получая при этом неожиданное удовольствие от самого процесса чтения. Ведь книга – из того времени! И буковки на бумаге… ну, в общем, своеобразная медитация, релаксация, короче – кайф!

Что касается подсказок, то их было много, но далеко не все были применимы. Приходилось обходиться тем, что есть. Худо ли, бедно, но постепенно предметы получались желаемой формы. Методом проб и ошибок наработалась примитивная технология, но, к сожалению, от объемов моей бурной деятельности и тупого упорства в хижине почти не осталось свободного места. Мы с Петром ютились на настиле у печи. Гостеприимный хозяин, как ни странно, радовался такому моему увлечению. Теперь, после всех моих переделок и новшеств, дом не нужно было отапливать очагом, который уже к утру выстывал. Последний месяц осени был не просто холодным, но, я бы даже сказал, суровым. Снега еще не было, но были ледяные дожди, ночные заморозки, а огромная каменная печь посреди единственной комнаты, хорошо протопленная, за ночь отдавала достаточно тепла, чтобы мы к утру не загнулись.

Несколько раз Петр предлагал мне отправиться с ним на охоту, но я отказывался, вспоминая наш первый выход за добычей. Всю дорогу мой напарник только и делал, что цыкал на меня, недовольный тем, как громко я хожу, пугая зверье. Один, без моей помощи, он справлялся с этой задачей намного лучше. После очередного визита в город Петр принес мне новую одежду. Разумеется, она была мне мала, дня три ушло на то, чтобы ее перешить. Теперь у меня тоже было льняное белье, войлочные штаны, на которые я нашил кожаные накладки, рубаха с запашным воротом и огромный тулуп. Под тулуп я себе сделал войлочный колпак, как у казаков, с длинными лентами, что наматываются на шею, как шарф. Один знакомый мне как-то подарил такой на день рождения, он назывался башлык. Очень удобная вещь, между прочим, я с тех пор все зимы подряд в нем и ходил.

За три месяца у меня отросли борода и усы. Волосы я, как мог, обрезал, и это была отнюдь не модельная стрижка. Попросил помочь Петра, так этот гад, недолго думая, водрузил мне на голову одно из моих гончарных изделий и ловко срезал все, что осталось торчать из-под горшка. Визажист хренов!

От моих гончарных творений уже некуда было деться. Весь дом, часть завалинки и все свободное пространство во дворе были просто заставлены штабелями вполне сносной посуды. Мне уже становилось скучно, и я понял, что тихонько дичаю без многолюдного человеческого общества. Уговорить Петра пройтись со мной до города было нетрудно. Правду сказать, момент был очень волнующий. И боязно, и любопытно. Зная о моем печальном опыте первого общения с местным населением, Петр посчитал своим долгом провести короткий инструктаж. Понимать его мне было теперь совсем просто, и я даже не напрягался, автоматически вычленяя из его речи теперь уже знакомые слова.

Инструкции были простые – не болтай, не делай, не вмешивайся, не хами, не груби, не нарывайся и уж упаси бог лезть в драку. Все то же самое я бы делал в любом другом незнакомом городе, даже в своем времени.

С огромным мешком своих поделок я прошел «след в след» за Петром через болото, миновал лес и вышел к реке. Тут, у отмели, мы и остановились. Ждали примерно до обеда, пока не увидели, как по реке, вниз по течению, идет довольно большая лодка. В лодке были два мужика и мальчишка лет семи. Нас, хоть и за плату, не очень охотно брали в попутчики, но, поддавшись на уговоры Петра, все же согласились. Мальчишка и мужики всю дорогу не сводили с меня глаз. Задавать вопросы не решались, вели себя довольно настороженно, но дружелюбно. С радостью согласились уступить мне место, когда я предложил свои услуги в качестве гребца. Мне только забава и разминка, а лодке хороший ход, да такой резвый, что даже волна пошла от носа. Река извивалась, огибала островки и отмели, в узких местах норовила прижать к берегу, да так сильно, что приходилось выравнивать, выгребая одним веслом.

Наконец я увидел Рязань. Черт меня дери, если я мог себе представить такое зрелище. Город был огромен! Это не тот Переславль-Рязанский, в котором я жил в начале двадцать первого века, это еще та, старая Рязань, что была столицей княжества до нашествия монголов.

Город был великолепен и издали выглядел очень внушительно. Никогда бы не подумал, что огромное скопление деревянных построек может так неплохо смотреться. Вблизи же все оказалось не так идеально. Первое, что стало весьма неприятным сюрпризом, это жуткая грязь. И не просто раскисшие дороги, а какое-то месиво под ногами. От пристани на возвышенность к городской стене приходилось идти очень осторожно. Два раза я чуть не свалился и поэтому попросил Петра сбавить шаг. За городскими стенами, куда нас без всяких препятствий пустили через главные ворота, меня ждал еще больший сюрприз. Город напоминал помойку! Мало того, что грязные улицы и стены домов, так еще и живность. Собаки, коровы, лошади, свиньи, овцы и – о боже! – верблюды. Вот уж этих экзотических животных я не чаял здесь увидеть. Разумеется, «корабли пустыни» в эти края занесло не иначе как по воле караванщиков, но горожане к диковинным тварям относились спокойно. Общее впечатление от всего города-крепости было унылым. Улицы чем-то напоминали лабиринт, глухой, темный. Ни одного окна, высокие стены и заборы, мостки, настилы, утопшие в грязи и лужах, какие-то нелепые надстройки. В пасмурный дождливый день с каждым шагом все больше крепло желание сбежать обратно в хижину на болоте. Но я не собирался отсиживаться в лесной глуши, прячась от действительности, в которую совершенно не хотел верить. Если предстоит хотя бы попробовать запустить таинственный камертон, то необходимо наладить контакт с местным населением. Петр, конечно, помог освоиться, но он сам отшельник, да и не может всего знать. Я до сих пор не могу получить ответ на простой, казалось бы, вопрос – какой сейчас год. Понимаю, что такая информация мало чем сможет помочь, но все же даст возможность не чувствовать себя затерянным во времени, знать бы хотя бы, какой век я «осчастливил» своим появлением.