Дункан Мак-Грегор - Похищение Адвенты Страница 21

— Попадись ты мне парой лун раньше…

Затем, не обращая более никакого внимания на спутника, он поднялся, сгреб со стола все кости, подошел к псу и высыпал сие королевское угощение прямо перед его носом. Крестьяне замерли на миг с набитыми ртами, тупыми коровьими глазами глядя на варвара; пес же не выразил ни благодарности, ни удивления, ни радости — он только походя, небрежно, лизнул руку дающего и спокойно принялся грызть кости.

— Все верно, парень, — бормотнул Конан, отходя к лестнице, ведущей на второй этаж — там для него и Майло давно были приготовлены лучшие, по утверждению хозяина, комнаты. — Наплюй на всех и живи как живешь…

Варвар зевнул. Глаза его уже слипались, и расслоившиеся носки старых сандалий то и дело задевали края ступеней: после долгой дороги без отдыха и сытной трапезы он хотел сейчас только одного — спать…

…Напрочь забыв про Майло, Конан свернул в короткий темный коридор, толкнул первую попавшуюся дверь, и, сквозь пелену дремы узрев там широкую тахту, с места бухнулся на нее, в последний момент вдруг вспомнив горячие быстрые руки Сигны, ее стон и всхлип…

В следующее мгновение он уже храпел, разом окунувшись в теплый черный туман сна…

Пробудился Конан в середине ночи от страшного шума, сотрясавшего весь дом. Здесь смешались и визг, и крик, и рев, и вой, и еще что-то — знакомое ему с детства — вроде звериного плача и стона.

Сначала он решил, что сии странные звуки есть продолжение того сна, который только что привиделся ему и был мерзок и страшен, но, едва прислушавшись, разобрал вдруг во всей этой какофонии рычание Майло, забытого им внизу. Тотчас в воображении его возникла скорбная фигура хона Буллы, и черные глаза с невыразимой печалью и укором уставились на юного варвара, не сумевшего уберечь его сына от мучительной смерти…

Взревев, Конан мигом слетел с тахты, при этом немного не рассчитав расстояние и коленом с маху треснувшись об дверь, выскочил в коридор, оттуда на лестницу, а с лестницы, двумя прыжками через все ступени, в общий зал, где глазам его открылось нечто невообразимое.

Хозяин трактира, трое его слуг и прежние посетители, к коим за это время прибавился еще один, сдвинув к стенам все столы и лавки, стояли полукругом и вопили что было сил, потрясая кулаками и подпрыгивая на месте. Охваченные безумным азартом, все они смотрели в центр зала, где в обнимку с огромным черным медведем плясал Майло.

Хмыкнув, киммериец остановился, сунул меч обратно в ножны.

— Давай! Давай!

— Дави его!

— Жми!

Мигом позже Конан понял, что товарищ его вовсе не пляшет, как это могло показаться сначала, а борется со зверем всерьез. Щегольская шелковая рубаха его на спине была разодрана надвое, и из прорехи виднелось окровавленное тело со следами медвежьих когтей; концы длинных белых волос, тоже обагренные кровью, мотались из стороны в сторону всякий раз, когда человек пытался головой отбить морду зверя, разевающего страшную пасть у его шеи — зубы медведя клацали, не доставая плоть, и он дико ревел, тряся башкою и притоптывая на месте.

Несмотря на то, что бойцы оказались почти одного роста, шансы их были, конечно, неравны. Майло рвался и извивался в могучих лапах зверя, тогда как тот стоял без движения и только сдавливал противника все крепче и крепче. Но в тот момент, когда публика уже открыла рот для разочарованного вздоха, человек вдруг крутнулся вокруг своей оси и выскользнул из тисков медведя как медуза из руки. Отскочив на шаг назад, он, не теряя и мига, тут же снова бросился на врага, да так резко, что едва не сшиб его в ряды зрителей. Разъяренный рев перебил шквал воплей; черной тучей медведь накрыл Майло, лапами захватывая его голову с висков. Конан сплюнул — пора было спасать приемыша доброго хона Буллы, пока и в самом деле он не погиб мучительной смертью… Но только он подался на пол-локтя вперед, как товарищ его опять спас себя сам, вцепившись в распяленную пасть зверя и пальцами закрутив верхнюю его губу. Заверещав от боли, косолапый выпустил человека и мешком рухнул на пол, на мягкий и широкий свой зад.

Варвар похолодел: он отлично знал, что таков был обманный прием хитрых медведей, коих в Киммерии он имел счастье навидаться. Но Майло — он не мог об этом знать и сейчас наверняка поддастся на уловку зверя, подойдет ближе, уже расслабившись… И на сей раз Конану пришлось убедиться в том, что он недооценил товарища. Только черная туча с места опять метнулась на него, как он подпрыгнул и ногами обхватил мощный торс противника, руками крепко прижав его огромную башку к своей груди.

Зрители, в экстазе визжа, воя и прыгая, не замечали того, что сразу увидел киммериец: Майло старался не завалить зверя, а разодрать его. Уклоняясь от жутких желтых клыков, сам он то и дело норовил впиться зубами в его шею, щеку, лапу… Когда он на мгновение оказался лицом к Конану, тот с отвращением узрел прилипшие к губам его клочки черной шерсти, вымазанные в крови. С другой стороны, рассудил варвар, у Майло не было никакого оружия, у зверя же — и клыки и когти…

Старый знакомый — белый пес — лежал у самых ног киммерийца и равнодушно смотрел на схватку. Иногда, в наиболее волнующие моменты, он поднимал морду и порыкивал, почему-то попадая в унисон рычанию Майло, но в общем был безучастен, в отличие от своих хозяев: их смурные рожи пылали, выражая попеременно всю гамму низменных чувств (в полном соответствии с душевным воспитанием), а тусклые прежде глаза лихорадочно сверкали, и в них легко читалась мольба кровавого исхода драки — дабы потом было о чем рассказывать в деревне.

То же и остальные зрители. Физиономии их побагровели до цвета томата, а разинутые рты и выпученные глаза показались киммерийцу много отвратительнее злобной гримасы Майло. Белый пес был с ним совершенно согласен: на мгновение лишь Конан встретился с ним глазами и с удовлетворенной ухмылкою увидел в них отражение собственных ощущений. Он хотел наклониться и погладить умную псину, но в этот момент вдруг раздался дикий рев публики, нечто вроде звериного утробного рыка, обычно означающего кровавый конец зрелища, и варвар с тревогой перевел взгляд на бойцов.

Майло одерживал победу. Медведь валялся на спине, судорожно дергая задними лапами и тщетно пытаясь сбросить с себя человека. Дикий же приемыш доброго хона восседал на нем верхом, пальцами вцепившись в его пасть, а зубами в шею. Сладострастное рычание товарища заставило варвара передернуться от некоего гадливого чувства, которое всегда посещало его при виде магов и колдунов — этой нечисти, человеческих отбросов. На долю мига мелькнула в голове его мысль: а не оборотень ли этот самый Майло? Но он тут же забыл о ней, ибо печальные глаза хона Буллы давно уже ответили на сей вопрос…