По сложной прямой - Харитон Байконурович Мамбурин Страница 22

У меня за плечами не только тяжкий разговор с Неллой свет Аркадьевной, огорошившей новостями, что на меня, оказывается, охотятся какие-то темные силы, но еще и 90-ые, прошедшие в другом мире. Гниловатые повадки неуклюжих мелких хищников, насквозь не замечаемые университетскими, для меня ясные сигналы, вешающих на таких субъектов таблички «этот гад что-то мутит». Вот поэтому здесь, в политеховском тылу, я и сижу, отслеживая компании и одиночек, периодически старающихся уединиться там, где нет глаз и камер. Они шуршат, еле слышно переговариваются, заматывают свои часы тряпками, обмениваются пакетами… в общем, полный набор.

Вот и сейчас прямо под окнами, с руками в карманах и сутулясь, в чересчур большой для него зимней куртке, куда-то чешет такой вот мутноватый парниша субтильного телосложения, но с дерзкой физиономией опасного типца. Жду еще пять минут и вижу, как по его следам чуть ли не вприпрыжку несется бегемотиком здоровенный бодрый парень с насквозь телячье-крестьянским выражением лица. Вскоре он косолапит обратно, постоянно стреляя в меланхоличного меня опасливым взглядом.

Дела-делишки идут, киваю я сам себе. Бизнес мутится, лавёха крутится, рыбки в мутном пруду суетятся. Как только поймут, что я никого не закладываю и не пасу специально… возможны варианты.

А так да, меня хотят украсть. Стащить, стырить, похитить, заманать и так далее. Я должен быть бдителен и, если что, по словам слегка недовольной своими пересравшими «когтями» майора… я должен бить на поражение. Потому как Окалина даже лично отправила на тот свет двух подготовленных неосапов, вплотную подобравшихся к Коморской в канун Нового Года и карауливших меня неподалеку от проходной. И это кроме остальных выловленных. Венгры, поляки, чехи, несколько сербов. Казалось, кто-то поднял на уши всех наемников Западной Славии, способных сойти за русского. Кто? Зачем? Не знаю.

Да и пофиг, если честно. Меня вчера чуть не кончила собственная неуязвимая соседка по комнате! Думаете, мне есть какое-то дело до тех, кто хочет просто похитить? Ой, легко. Вперед, мужики, с песней.

— Слышь, пацан… Эй, пацан…, — отрывает меня от размышлений тихий напряженный шепот с отчетливым кавказским акцентом.

— Сам ты пацан…, — нехотя бурчу я, поворачивая голову со всеми своими красивыми глазами в сторону незаметно подкравшегося ко мне паренька с отчетливым горным наследием в генах, — Чего хотел?

— Чего дерзкий такой? — для порядка бормочет подошедший, задавая затем самый важный и сакраментальный вопрос всех времен и народов, — Есть чо?

— «Сяпа», — выдержав паузу, негромко роняю я, отвернув рожу от окон политеха, — И всё.

— Пффф…, — пренебрежительно пыхтит засланец, — Сяяяяпаа…

— Чем богаты, — режу я, стараясь поменьше шевелить губами, — Пока только она. Рубль за десятку.

— Ничеси! — вырывается у парня, — Оптовик шоль?

Тут ответ может быть только один.

— А тебя е**т? — хмурюсь я, разворачиваясь к «разведчику», — За свои слова отвечу…

— Да всё-всё! — парень отступает, маша руками, — Не злись! Я так, спросить!

Сверлю его взглядом, пока засланец не исчезает. Осспади, детский сад, штаны на лямках. Вечно наш народ какое-нибудь дерьмо откуда-то тащит. То с Франции, то с Германии, то вот, из тюрьмы. Не можем мы не попытаться присобачить что-нибудь гадкое на видное место. А уж сленг этот. До ментального визга радует, что такого явления как шансон в этом СССР не дошли, а то бы я точно нашёл способ сдристнуть из Стакомска и передавить этих «певцов» в зародыше. Блатная романтика, мать иху…

Ну всё, мелкий университетский криминалитет получил от меня сигнал, пусть обрабатывают, а мне пора домой, в мою уютную квартирку на одно лицо. Буду лечиться, учиться и, может быть, помастурбирую от счастья избавленного от соседки человека вприсядку прямо посреди большой комнаты под камерами. Или не буду. Настроения нет.

Перед глазами Янлинь на льду паршивого прудика, встающая между мной и Юлькой. И это было… неприятно. И непонятно. Хотелось объясниться. Прррояснить!

Правда, уже после того, как я миновал проходную, мой порыв благополучно угас. Понял, что если бы я сейчас влетел к миниатюрной китаянке в комнату, полный невнятных претензий, то… просто бы её оскорбил. Как человека. Сам бы на её месте кинулся б? Кинулся, какие вопросы. Мол, мне это можно, потому что я мужик, а ей нельзя, потому что девчонка? Это лицемерно по двум причинам: она бессмертна, и она не моя девчонка. А учитель, товарищ и бывший (а может и нет) сексуальный партнер. Нет у меня прав и даже правов требовать от неё… чего-то.

Гордый своими выводами, я поднял голову, решив продолжить свой путь до дому до хаты как человек, который звучит гордо. И… был атакован.

В напавшем на меня субъекте было под две с лишним сотни килограммов мышц, костей и взволнованных девичьих криков из серии «Витя! Кто тебя так!». Не успел я опомниться, как оказался уже перехвачен в воздухе и взят на ручки аки принцесса, после чего унесен румяной и волнующейся Викой Ползуновой, тут же набравшей скорость в сторону «Жасминной тени».

— Викаааа! — протестующе и приглушенно выл я в толстую девичью шубку. Рессор на нашу великаншу не ставили, носить правильных пацанов она не умела, так что трясло и шатало меня вовсю. А еще периодически чуток выскальзывал, из-за чего добрая девочка, пыхтя, перехватывала меня за нежные части организма, а затем подбрасывала, чтобы перехватить поудобнее. И все это время умудрялась что-то причитать.

— Ничего-ничего Витенька, сейчас баба Цао вызовёт скорую! — увещевала меня девочка, доставляя мою бренному телу дополнительные жизненные неудобства, — Потерпи! Я тебя сейчас принесу!

— Да я в порядке! — кряхтел я.

— Потерпи-потерпи…, — обуреваемая каким-то своими инстинктами, токовала трёхметровая девочка, продолжая растрясать во мне пиво и самоуважение. Нет, так передвигаться было бы даже удобно, только вот в этой позиции я был постоянно пихаем совсем не маленькой женской грудью, чья девичья свежесть и упругость вследствие размеров носительницы и её могучего бюстгальтера, мало чем отличались от жесткости покрышки.

В момент, когда резкий и хриплый голос бабы Цао вынудил мою «спасительницу» положить тело на снег (!), я почувствовал почти счастье.

— Шипоголовый, — инквизитором надо мной склонилась сухая бабка, — Ты живой? Кто тебя так?

— Вы сами всё вчера видели, — прокряхтел я, неловко елозя на снегу. Последнее — потому что добрая Викулечка помогала мне встать, с душой, но без опыта.

— Так ты сейчас откуда пришёл? — вздёрнула бровь китаянка.

— С университета…

Ну не говорить же им, что я специально туда пошёл такой потрепанный,