Гай Гэвриел Кей - Поднебесная Страница 24

Что делать, если перед тобой такая жизнь? Напоминать себе снова и снова, что ты – цивилизованный человек, подданный самой цивилизованной империи из всех, какие знала история.

Времена меняются. Смерть первого министра, новый первый министр, даже характер и состав армии – все эти нынешние иностранные войска, так отличающиеся от тех, в которые поступил когда-то Линь Фун. Среди военных губернаторов нарастала большая напряженность. Сам император постарел, отошел от дел, и кто знает, что будет дальше? Комендант Линь не любил перемен. Это был недостаток его характера, возможно, но чтобы уцелеть с таким недостатком, человек мог держаться за то основное, в чем он уверен, не так ли? Разве это не обязательное условие?

В крепости у Железных Ворот была только одна комната для гостей.

Эта крепость – не то место, куда приезжают значительные посетители. Торговые пути лежат дальше к северу. Перевал под подходящим названием Нефритовые Ворота охраняет эти пути и текущие по ним богатства. Все блага достаются этой части света.

Комната для гостей была маленьким внутренним помещением на втором уровне основного здания: никаких окон, никакого внутреннего дворика внизу. Тай пожалел, что не предпочел общую комнату, где, по крайней мере, могло быть больше воздуха. Однако если подумать, выбора у него не было: нужно совершать поступки, которые отражают твой статус, иначе ты смутишь окружающих тебя людей.

Он должен был занимать отдельную комнату. Он был важным гостем.

Тай уже какое-то время назад задул свою свечу Комната была жаркой, темной, лишенной воздуха. Ему никак не удавалось уснуть. Его мысли были полны Чоу Янем, который умер.

Здесь не было голосов-призраков в темноте, только тихо перекликались часовые на стенах. В ущелье тоже не было призраков в течение тех двух ночей, которые он провел там по дорогое сюда. Это было непривычно – тишина после заката. Так же непривычно, как не видеть луны и звезд.

Если уж на то пошло, непривычным было и присутствие молодой женщины по другую сторону от своей двери, в коридоре – по ее категорическому настоянию – на страже.

Здесь он не нуждается в охране, сказал ей Тай. Вэй-Сун даже не потрудилась ответить. А выражение ее лица говорило о том, что, по ее мнению, ее нанял глупец.

Они не говорили об оплате. Во-первых, Тай знал обычные каньлиньские расценки. Во-вторых, он предполагал, как она ответила бы на подобный вопрос: что-нибудь о том, что она не успела вовремя приехать к Куала Нору, чтобы спасти его, и поэтому служить ему теперь требует ее честь. Ему необходимо узнать больше о той, первой женщине у озера, и, самое важное – узнать, кто ее послал и почему.

Янь назвал имя их школьного друга, Синь Луня. А помимо этого Тай все больше опасался еще одного человека.

В любом случае, плата Вэй Сун едва ли имела значение. Теперь он мог позволить себе телохранителя. Или двадцать телохранителей. Он мог нанять личный дуй[4] из пятидесяти всадников и нарядить их в одежду выбранной им расцветки. Мог одолжить любые необходимые ему деньги под залог сардийских коней.

Его семья всегда – и не без оснований – считалась достаточно обеспеченной, но Шэнь Гао прожил свою жизнь боевым офицером, командиром на полях сражений, а не честолюбивым придворным, стремившимся к признанию и наградам, сопровождающим их. Вот его старший сын – совсем другой человек, но сегодня ночью Тай еще не был готов думать о Лю.

Его мысли вернулись к женщине за дверью, что тоже не помогло погрузиться в сон. Для нее в коридоре положили соломенный тюфяк. Они к этому привыкли. Мало-мальски высокие гости устраивали слуг на ночь снаружи или даже внутри комнаты. Просто Тай не думал о себе, как о «высоком госте».

Другая женщина из Каньлиня – отступница, по словам Вэй Сун, – вероятно, спала там же, когда Янь занимал эту постель несколькими ночами раньше.

Можно посмотреть на это, как на симметрию, на две хорошо сбалансированные строчки стихотворения, или как на нечто более мрачное. Это ведь жизнь, а не поэма, и Янь, верный, добрый, почти всегда смеющийся, лежит в могиле в трех днях пути отсюда, за ущельем.

К западу от Железных Ворот,К западу от Нефритовых ВоротНе будет старых друзей…

У Тая там теперь навсегда останется друг.

Он прислушался, но ничего не услышал в коридоре. И при этом не мог вспомнить, закрыл ли дверь на засов. Он уже забыл о такой привычке.

А еще прошло уже больше двух лет с тех пор, когда он находился так близко от женщины. Тем более – после наступления темноты, в тишине.

Против его воли, воображение рисовало ее: овальное лицо, широкий рот, настороженные, насмешливые глаза под изогнутыми дугами бровей. Брови ее собственные, а не нарисованные по моде Синаня. По крайней мере, такой была мода два года назад. Вероятно, она изменилась. Она всегда менялась. У Вэй Сун была стройная фигурка, быстрые движения, длинные черные волосы. Распущенные, когда он впервые увидел ее сегодня утром.

Это последнее воспоминание оказалось слишком большим испытанием для мужчины, который прожил один так долго, как он.

Мысли Тая поплыли по залитым лунным светом рекам, притянутые воспоминанием, словно морем. Неудивительно, что он поймал себя на воспоминании о золотых волосах Весенней Капели, тоже распущенных, а потом – неожиданно – возник образ совершенно другой женщины.

Он подозревал, что именно после тех новостей, которые он узнал сегодня вечером, он ясно вспомнил Вэнь Цзянь, Драгоценную Наложницу, любимую наложницу самого императора, в тот единственный раз, когда он видел ее вблизи: золотисто-нефритовое очарование в весенний день в парке Длинного озера. Верхом на лошади, смеющаяся (рябь в воздухе, похожая на песню птицы), окутанная мерцанием, аурой. Шокирующее желанная. Недостижимая. Опасная, даже в сновидениях или в мечтах.

А ее красивый, гладкий как шелк двоюродный брат, как он сегодня узнал, теперь первый министр империи. С осени.

Опасно иметь такого человека соперником в любви.

Если бы у меня осталось хоть немного ума и сохранился хотя бы частично инстинкт самосохранения, подумал Тай, я бы перестал думать о Весенней Капели, о ее аромате, коже и голосе, прямо сейчас, задолго до приезда в Синань.

Это не так-то просто.

Она была родом из Сардии, как и кони. Предметом страстного желания, родом с запада, как очень многие другие предметы.

Это совсем другое существование, этот мир мужчин, женщин и желаний, думал Тай, лежа в темноте на краю империи. Эта истина начинала возвращаться к нему, и вместе с ней кое-что еще. Еще один аспект того, к чему он возвращался.

Мысли вызывали тревогу, проникали глубоко, сплетались со всеми другими тревогами в его мозгу, подобно нитям шелковичного червя, неаккуратно намотанным на катушку. А ведь он еще находился на границе, в крепости на краю империи. Что произойдет, когда он поедет на восток на своем гнедом сардийском коне, к блестящему, смертельно опасному миру императорского двора?