Завистливое смирение - Харитон Байконурович Мамбурин Страница 25

Дело было так. Магамами, похмеленный собственной секретаршей, выразил мнение, что нам, для нормального функционирования «дефективами» надо быть, как минимум, представленными местному высшему обществу. У него же не завалялось значка «представитель архимага в случае, если Турниру настанет полный кобзон»? Вот. Следовательно, он должен был показать нам свои владения, а своим владениям нас. На данном этапе ничего не предвещало беды, поэтому мы согласились, пошевелили вялыми членами, наполнили физиономии третьесортной бодростью, а затем поднялись на сцену очень малого театра в закрытом помещении, куда товарищ Бенджоу собрал все местные кислые сливки, то есть тех, кто на Поллюзе что-то решал.

А вот затем было ведро.

Пока наша команда ошарашенно обтекала под полными офигевания взглядами почтенной публики, худощавый блондинистый предатель полным нескрываемого довольства голосом представлял нас полными именами с перечислением списка титулов и наиболее значимых дел, перемежая речь угрожающими намеками о том, как Мач Крайм всем покажет кузькину мать, понатягивает органы зрения на органы испражнения, найдет пропавшее и спасет… воздаст, а потом еще и догонит, даже в могиле, чтобы воздасть еще парочку раз. Ибо он по-другому не умеет, вы, товарищи, это прекрасно знаете, так как пели о нем вам уже не раз. Вот же старый тридварас…

Я посмотрел из-под мокрой черно-белой челки на толпу слушателей, а та, что удивительно, ответила тем же. Гнев, страх, отрицание, торг, отвращение, ненависть, презрение, негодование… эмоции сменялись на моем лице живым калейдоскопом. Народ заволновался, раздались несколько панических выкриков, один обморок, а пара орков крайне нервным образом выпустили воздух.

— Спокойствие! Только спокойствие! — тут же взял ситуацию под контроль архимаг, самым дружеским образом (Иуда!) обнимая меня за шею и лучась по сторонам улыбкой, от белизны которой кончили бы девять из десяти стоматологов, — Ситуация у мен… у нас под контролем! Призываю всех проявлять сдержанность и благоразумие, в таком случае, уверяю вас, пострадают только виновники нашей непростой ситуации!

Народ явно сомневался в словах Магамами, продолжая нащупывать ягодицами выход из помещения, но блондин совсем не зря потреблял свой хлеб с маслом и эльфиек на посту мэра-ректора города-академии. Мытьем, катаньем, прямым давлением авторитета, славословиями и плавными жестами рук, Бенджоу таки успокоил нервную элиту, только затем выпустив всех в город. После чего этот деятель, под начинающиеся звуки моего слегка мокрого и местами просвечивающего формами женского коллектива, улыбнулся нам как родным, объявил, что всё теперь в наших руках, а потом исчез, воспользовавшись неприметной дверкой. Мы на сцене остались одни. Мокрые, с текущей по усам краской, тщетно ищущие на ком бы сорвать злость…

— Ну что же, — злобно шмыгнул я носом об рукав, — Устроим рок’н’ролл в этой дыре!

Глава 8

Двое собаколюдов, выступающих на сцене, были чертовски хороши. Оба песочно-рыжей масти, с умильными мордами, они очень интересно исполняли частушки. Первый из них, налитая грудами мышц громадина двух с половиной метрового роста, держа в лапах здоровенный баянище, наяривал на нем, голося густейшим басом о том, какая раньше была зеленая трава, могучие Герои, правильные короли и всё такое. Второй же, мало того, что задохлик полутораметрового роста с унылейшей мордой, так еще и сидящий жопой на помосте, то и дело перехватывал инициативу громадины, мерзко пища крохотной гармошечкой и гадко завывая пронзительным жалобным голосом о том, как всё плохо и жалко сейчас.

Дуэт был просто огнище!

— Как это можно слушать! — послышался у меня в районе подмышки полный отвращения голос Мимики Фуому. Притулившаяся рядом бардесса буквально излучала пренебрежение.

— Чья бы корова мычала, — хмыкнул я в ответ, утирая скупые мужские слезы. Жгущие со сцены собаколюды будили в моей русской душе нечто исконно-посконное. Ядерное такое. Хотелось найти медведя и напиться с ним водки под все эти рулады. А заодно вспомнить молодость. И за политику поговорить. Ну да, медведь-то тут российский нужен был бы и говорящий, а таких не существует. Жаль, очень жаль.

Наша музыкальная кошка тут же надулась как мышь на крупу. Нифига она в музыке не понимает. Ведь что там главное? Душа. Душа! А не какие-то там аккорды, ноты и прочая непотребщина. Даже полено становится проводником души, если ты об него отбиваешь, приплясывая, ритм, когда рядом есть мангал, на котором жарится шашлык. Но ей не понять!

— Что мы тут вообще делаем? — тихонько пробурчала бардесса, прижимая свои кошачьи уши к голове и неодобрительно косясь на мелкого собаколюда, взявшего особо тоскливую ноту при описании очередного облома.

— Сидим, вкушаем культуру и искусство, наслаждаемся, — пояснил я, наблюдая растущую неудовлетворенность на лице кошкодевочки, — А заодно ждем, когда освободится господин Гримбльдук Тендертэтч, к которому у нас есть вопросы. В связи с расследованием. А ты теперь, как мой официальный бард, летописец… летописица, будешь меня везде сопровождать. Вот.

— Мне к Турниру нужно готовиться! — неубедительно возмутилась Мимика, топорща хвост.

— А, это легко, — тут же согласился я, — Иди куда хочешь, готовься. Только знай, что тебя, если что, защитить некому будет. Я отправил всех, кроме себя, на расследование настроений среди куакарабилли. Так что, если тебя в темном углу кто-нибудь придушит, я как официальный представитель Организатора Турнира уведомляю, что никакого расследования не будет. Мы заняты.

Кошка тут же поникла. Вот ни в одном глазу у нее радости, что я нашел для нее возможность принести нам пользу, нет. Думает только о себе. Стоит быть с собой откровенным — я хоть и рубаха-парень, добрая душа и вообще человек-Герой, но если бы Мимика не раздавала таких слонячьих усилений при боевых действиях, то котенка я бы выкинул, а то и притопил. Ну или вот, сейчас, когда после представления меня широкой публики с щедрой руки (вооруженной ведром) от архимага, половина этой самой публики разбежалось в панике, а вторая половина насела на нас с горящими глазами и другими возбужденными органами, готовые даже с частью из них расстаться в обмен на разрешение запечатлеть наши подвиги в песне, сказке, басне, пляске или еще какой противной штуке. Пришлось поднимать котёнка повыше, держа за подмыхи, а затем объявлять, что всё, чего жаждет народ