Прометей: Неандерталец (СИ) - Рави Ивар Страница 27

Неандерталец останавливался еще несколько раз, срывая незнакомые мне плоды, похожие на микроскопические груши. Плоды были безвкусные, жестковатые, но это была клетчатка, так необходимая для пищеварения. Солнце уже скрылось с западной стороны реки за верхушками деревьев, и на лес опустились мрачные сумерки. На ночь мы остановились у упавшего огромного дерева, корни которого при падении вырыли в земле солидную яму. Разведя костер в этой яме, мы немного подогрели мясо и поужинали.

Ночная жизнь в лесу была более насыщенной и разнообразной, чем в степи. Постоянно слышались шорохи, издаваемый мелкими зверьками, совсем недалеко я услышал, как роют землю и хрюкают дикие свиньи, а издали доносился волчий вой. Прикрытые с одной стороны упавшим деревом и его корнями, мы перенесли костер и улеглись между ним и деревом. Над головой шумели деревья, время от времени падали листья, заставляя вздрагивать, когда они попадали по лицу.

Несмотря на обилие ночных звуков, я заснул быстро и проснулся в отличном настроении. Лес для русского человека родное место. Даже, будучи жителем мегаполиса, я инстинктивно ощущал себя в лесу увереннее, чем в степи. Запах прелых листьев и хвои напоминал запахи русской бани, которую я так и не удосужился построить в Плаже. Жаркий климат той местности не особо располагал к парению, но сейчас я дал себе слово заняться баней сразу по возвращению. Да и дикари будут лучше приучаться к гигиене после походов в баньку.

Неандерталец уже разложил костер и подогревал завтрак. Мне нужно было отойти по делам, о чем я предупредил Санчо. Вернувшись, я умылся в реке, отметив, что вода становится все холоднее. Уже почти все деревья окрасились в яркие тона, готовясь сбросить листву. Пройдя несколько десятком метров вниз по реке, я увидел запруду, которая была сделана из бревен.

«Дикари!», — я мгновенно приник к земле. Но сколько не прислушивался, человеческих голосов и постороннего шума не услышал. Осторожно, скрываясь за кустами, пробираюсь вперед и вижу на дальнем берегу черную голову дикаря, который сразу же спрятался, как только увидел меня. Расстояние было слишком велико, запруда расширила реку, и до противоположного берега расстояние удвоилось. Быстро возвращаюсь назад и предупреждаю дикаря:

— Га! (Опасность).

Санчо втягивает носом воздух и, постояв так пару минут к чему-то прислушиваясь, заявляет:

— Ял. (Еда).

— Ну, конечно, еда, идиот, для тебя все люди еда, а для меня опасность. Га! — снова повторяю ему, но дикарь невозмутимо отвечает:

— Ял.

Положив мясо на ствол дерева, Санчо поднимается и кивком предлагает мне следовать за ним. Пригибаясь, мы идём по течению реки. Пройдя около пятидесяти метров, дикарь останавливается и показывает на две черные головы, похожие на ту, что я видел ранее:

— Ял (еда).

Только я открываю рот, чтобы выразить сове мнение о хваленном антропологами мозге неандертальцев, как черные головы кидаются в воду и плывут. Дикари умеют плавать, это нонсенс! Но минуту спустя я вижу, в чем моя ошибка. Черные головы, доплыв до островка из веток и грязи, вскарабкиваются наверх и исчезают в лабиринте сучьев. Выдры? Нет. Вроде бобры. Конечно бобры! И запруда эта их рук, точнее зубов, дело. Блин, это же надо так опростоволоситься перед дикарем из каменного века.

— Ял, — повторяет Санчо и лицо его принимает мечтательное выражение, навевая мысли о шикарном качестве мяса бобров.

Пока мы завтракали жареным мясом, я думал о том, что шкурки бобров лучше подошли бы для унт. За время моего бегства унты из заячьих шкурок размотались, в двух местах кожа истончилась настолько, что чувствовался любой камешек. Бобровые шкурки будут попрочнее, они полжизни проводят в воде и по теплопроводности эти шкурки не уступают заячьим. Ничего страшного не случится, если мы задержимся на пару дней, добывая бобров и скобля их шкурки. Правда, я не представлял себе как их достать. Благодаря запруде, построенной бобрами, река здесь нехило разлилась и образовала небольшое озерцо. Излишек воды сливался поверх бобровой плотины, образуя небольшой перекат в полметра высотой.

Бобровые домики или хатки находились в самом центре этого водного пространства. Сама хатка представляла собой кучу из веток, бревен и глины, теперь глину я видел отчетливо. Вся эта конструкция возвышалась над водой на метр и имела в поперечнике не менее трех метров. Что там внутри, какие ходы и где они выходят, одному водяному известно.

Бобры чрезвычайно осторожные животные, в этом я убедился сам. Стоило нам с Санчо пройти еще пару метров, как сразу с двух берегов грызуны бросились в воду и, торопливо доплыв до хатки, исчезли внутри всей этой конструкции.

— Ха (не получится), — неандерталец покачал головой, давая понять, что поимка бобра трудное занятие.

Осторожность бобров и скепсис дикаря меня, наоборот, раззадорили. Неужели я не умнее этих животных, должны у них быть слабые стороны. Но, сколько я не ходил по берегу, ничего умного в голову не приходило. Была даже идея доплыть до их хатки и, разбирая ее, достать грызунов. Но вряд ли животные не имели выходов из этого сооружения под водой, чтобы уплыть в случае опасности. А озерце интересное, образовалось оно благодаря плотине. Вода здесь практически была стоячей, её избыток уходил, бесшумно переливаясь через верхние бревна плотины.

Если климат здесь суров, и на реке образуется лед, даже если он образуется в верховьях, то ледоход снесет плотину, и бобрам каюк. Что-то было в этой мысли, что заставило меня даже остановиться. Я упускал какую-то важную деталь.

Я снова попытался проанализировать мысль: лед на реке, ледоход. Вспомнив скорость течения в каньоне и извилистые берега, ледоход я отмел. Сюда лед не дойдет, его разобьет о берега намного выше по течению. Но мысль упорно билась, и вскоре я облегченно выдохнул: ну, конечно! Если плотину снесет, бобры не будут окружены таким водным пространством. И что они сделают? Правильно — бросятся восстанавливать плотину, где мы их и добудем.

Дошел до самой плотины ниже по течению. Разрушить ее будет нелегко. Бревна уложены в ряд, между ними ветки, даже щели залеплены мусором с глиной. Но попробовать стоит, только вот как объяснить свой замысел неандертальцу, который тенью следует за мной.

Когда я скинул накидку и шорты, Санчо все понял без слов. По крайней мере, он приготовил дротики, собираясь разить животных. Я вошел в воду и поежился, температура точно не для купания. Стараясь согреться, я сделал несколько заплывов до бобровой хатки и обратно. Животных нигде не было видно, видимо, они ушли через подводные ходы.

Первое бревно я освобождал от веток и слоя грязи почти полчаса, даже умаялся. Столкнув его в воду, я смотрел, как оно уплывает на юг. Освободив еще два бревна, я получил сильное течение, которое меня перенесло через плотину на другую сторону. Пришлось выбираться на берег, чтобы вернуться наверх. Только на суше я понял, как мне холодно, зуб на зуб не попадал. Решил пока повременить, может, этого уровня разрушенной плотины хватит, чтобы снизить уровень воды в запруде.

Пробежался до нашего костра, от которого остались тлеющие угольки. Быстро набросав на них хвороста, я раздул пламя и стал греться. Пламя стало быстро набирать силу, я стал отогреваться, решив больше не лезть в воду. Санчо принес мою одежду и через час, мы, крадучись, прошли в плотине, чтобы оценить масштаб разрушений, вызванных нашими действиями. За час, уровень воды серьезно понизился, и бобры почувствовали угрозу. Не менее двух десятков животных сновали в воде, подтаскивая ветки, чтобы заткнуть дыры, которые образовались в результате моих действий. Еще трое бобров усиленно грызли дерево у самого основания. Ствол метрового в обхвате дерева был уже прогрызен на треть. Еще полчаса и гигант рухнет прямо в воду. А там бобры его сумеют пристроить к плотине.

Неандерталец своего бобра заколол одним ударом, мой удар дротиком прошелся по касательной, и животное бросилось в сторону воды. Но вторым ударом мне удалось пришпилить хвост к земле. Бобр отчаянно заверещал, но удар каменного топора по голове прервал этот крик. Этого было достаточно, чтобы все бобры моментально исчезли. Двух животных мы добыли, я не сомневался, что грызуны продолжат работу, невзирая на потери. Вернувшись к своему костру, мы ободрали бобров. Санчо сразу сел чистить шкурку, скобля ее своим топором. Я же, вколотив две жерди, надел тушку животного на вертел и принялся готовить. Бобер был жирный, растаявший жир капал на угли, вызывая шипение и распространяя аромат.