Роберт Говард - Чёрные колдуны Страница 28

— Деви, я должен идти к ним. Найди какое-нибудь укрытие, где переждешь, пока я вернусь. Ты говорила, что должна жить интересами своей страны… Ну, не буду делать вид, что эти волосатые бестии мои дети, но они все еще мои люди. Вождь не должен покидать своих воинов, даже если они покидают его первыми. Им казалось, что они были правы, обвиняя меня… К Нергалу болтовню, я не буду стоять в стороне и смотреть, как они гибнут! Я все еще вождь афгулов и докажу это! Покинь седло.

Жазмина соскочила на землю.

— Ты бросаешь меня? — беспомощно спросила она. — Похитил, увез из моей страны, а теперь хочешь оставить одну среди скал?!

Конан, тронувший было коня, намереваясь спуститься в долину, натянул поводья.

— Ты тоже права, — сказал он растерянно, — только Кром знает, что я должен делать. Знает, да не скажет…

Жазмина вытянулась в струнку и даже приподнялась на цыпочки, к чему-то прислушиваясь.

— Слушай! — воскликнула она, и радость мелькнула в ее прекрасных глазах.

Ветер донес до них слабые отзвуки боевых труб. Глянув налево, они увидели далеко впереди, там, где кончались отроги, обрамлявшие долину, колонны всадников. Они ехали, сверкая на солнце сталью копий, шлемов и золотой оковкой щитов.

— Вендийская конница! — вырвалось у Деви.

— Их тысячи, — сказал Конан. — Давненько кшатрии не забирались так далеко в горы.

— Они ищут меня! — выкрикнула Жазмина. — Дай мне своего коня, Конан! Я поеду к своим воинам, впереди спуск не так крут, я справлюсь. Иди к своим, и попробуйте продержаться еще немного. Я направлю вендийскую конницу в тыл туранцам. Ударим с двух сторон! Быстрее! Неужели ты хочешь, чтобы твои люди погибли из-за медлительности своего вождя?

Конан смотрел на Жазмину и не узнавал ее. Не робкая пленница и не изнеженная девушка стояла перед ним. Пылающими глазами на него смотрела воительница, Деви Вендии, истинная властительница этой великой страны. Соскочив на землю, он бросил ей поводья.

— Я верю тебе, — сказал варвар. — Постарайся успеть.

Не оборачиваясь, он двинулся вниз по крутому откосу и услышал за спиной удаляющийся стук копыт.

Конан пробрался по краю скалистого обрыва к тому месту, где туранские всадники наседали на афгулов. Он нашел узкую трещину в скале и, упираясь в ее края ногами и руками, ловко спустился вниз.

Туранский сотник в изукрашенном богатой вышивкой плаще натягивал тетиву лука, когда какая-то тень метнулась к нему от темной выемки в стене оврага. Он не успел ничего понять, как кинжал киммерийца пронзил его шею, и воин покатился на камни, гремя кольчугой и обливаясь кровью. В следующий миг Конан уже был в седле, подхватив золоченные поводья и разворачивая коня навстречу ошеломленным воинам эмира. Он успел выхватить из рук убитого кривую саблю и сразить еще несколько туранцев, прежде чем афгулы узнали его.

— Вперед, канальи! — взревел киммериец, оглянувшись к своим людям. — Тому, кто ослушается вождя, сам снесу башку!

Видя, какое опустошение Конан произвел в рядах врагов, афгулы не стали возражать, вновь приняв его главенство. Они устремились вперед и сшиблись в отчаянной схватке с туранцами, пытаясь проложить дорогу сквозь их ряды.

Силы были неравны: все новые и новые всадники в остроконечных шлемах и позолоченных кольчугах въезжали в ущелье, узкая горловина была забита людьми и лошадьми; сражающиеся сшибались грудь в грудь, отбиваясь короткими ножами, нанося смертельные удары саблями, когда удавалось замахнуться в полную силу. Воины, упавшие с коней, уже не могли подняться, затоптанные сотнями копыт. В такой сече все решала грубая сила, а ее Конану было не занимать. Он вертелся в седле, нанося удары направо и налево, и многие отважные туранские бойцы полегли от руки варвара в этом сражении. Видя, как их вождь разит закованных в броню противников, афгулы воспрянули духом.

Но туранцев было слишком много. Задние ряды всадников теснили передних в глубь ущелья, под разящие сабли афгулов. Даже появление Конана не смогло сдержать натиск воинов эмира. Горцы медленно пятились к роковой котловине, оставляя за собой горы трупов. Отбивая удары и сам их нанося, Конан не переставал задавать себе один и тот же вопрос: сдержит ли слово Деви? Что мешает ей, присоединившись к своим, повернуть войско на юг, бросив киммерийца и его афгулов на верную смерть…

Но вот сквозь лязг стали, конский топот и вопли раненых откуда-то издалека донеслись звуки вендийских боевых труб. Ряды туранцев дрогнули и смешались, когда пять тысяч кшатриев ударили им в тыл.

Стремительный натиск рассеял войска Ездигерда, смял задние ряды и разметал туранцев по всей долине. Поняв, что подверглись нападению регулярного войска, воины эмира, бившиеся в ущелье, развернули коней, стремясь вырваться из теснины и помочь своим: новая опасность заставила их забыть об афгулах.

Секундерамцы еще пробовали сопротивляться, но когда их эмир, пронзенный копьем, рухнул на землю, воины в островерхих шлемах утратили боевой дух, мечтая лишь об одном: прорваться сквозь ряды вендийцев и унести ноги из этой проклятой долины. Загонщики сами превратились в попавших в ловушку зверей.

Часть туранцев погнала коней к отрогам, надеясь подняться по склонам и избежать гибели. Кшатрии преследовали их, разя стрелами и мечами. Оставшиеся в живых афгулы, вырвавшись из ущелья, присоединились к погоне, безропотно принимая неожиданный союз с вендийцами, как раньше они приняли возвращение отвергнутого вождя.

Солнце уже клонилось за вершины Химелии, когда израненный Конан в изодранной одежде и забрызганной кровью кольчуге взобрался на вершину горного отрога, где на краю каменистого обрыва, сидя на великолепном гнедом жеребце, в окружении свиты ждала его Деви Вендии. Она не успела сменить горскую одежду, и лишь легкая золотая накидка и гордая поза говорили варвару, что он видит перед собой властительницу великой страны.

— Ты вновь далекая небесная звезда, — сказал киммериец, не обращая внимания на окружавших Жазмину разодетых вельмож, которые с интересом и некоторым презрением разглядывали его, о чем-то перешептываясь. — Признаться, я подумал… Берегись!

Огромный ястреб камнем упал с вечереющего неба, сбив огромными крыльями двух ближайших раджибов и норовя ударить длинным, как сабля, клювом в беззащитную шею девушки. Конан прыгнул, точно тигр, выхватывая уже в полете кинжал, и сразил птицу, которая, издав жалобный человеческий крик, беспомощно взмахнула крыльями и канула за краем обрыва, на который приземлился киммериец. Он покрыл прыжком не менее пятнадцати футов, вызвав изумленные возгласы раджибов. И сам вскрикнул от удивления: падая, ястреб принял обличье человека в развевающейся черной тоге, чтобы через миг разбиться о камни.