Джон Норман - Пираты Гора Страница 3

Мне вспомнился Самос, развалившийся в мраморном кресле, кажущийся праздно-ленивым, но эта его лень больше напоминала сытость хищника, умиротворенно переваривающего сожранную им жертву. Плащ он, как правило, носил простой, темный, завязывая его на манер порткарцев узлом на левом плече. Капюшон его плаща был всегда отброшен назад, открывая крупную, массивную голову с редкими прилизанными седыми волосами. Его задубевшее на ветрах красное лицо покрывала сеть глубоких морщин, а в ушах виднелись небольшие золотые кольца. Во всем его облике ощущались сила, властность, опыт и жестокость. Я почувствовал в нем тогда нечто от плотоядного животного, слишком сытого, чтобы охотиться и убивать. Больше я не искал с ним встречи, хотя от пользующихся моим доверием людей я слышал, что он действительно состоит на службе у Царствующих Жрецов.

Я не был чрезмерно удивлен, обнаружив привязанный к стеблю ренса клочок репсовой материи, поскольку дельта Воска была обитаема. Человек не отдал ее всецело во власть ула и тарлариона. Здесь попадались кое-где небольшие поселения, жители которых занимались выращиванием ренса и таким образом сводили концы с концами. Так что обнаруженный мной клочок материи вполне мог служить указателем кому-нибудь из лодочников.

Кстати, из ренса изготавливается и бумага. Само растение имеет длинный, толщиной до четырех дюймов корень, лежащий горизонтально под поверхностью воды, от которого вниз отходят достигающие дна более мелкие ответвления, а вверх поднимаются до дюжины стеблей, пятнадцати — шестнадцати дюймов длиной, увенчанных обычно одиночным шишковидным соцветием.

Помимо использования в качестве сырья для изготовления ренсовой бумаги, растение имеет и иное, довольно широкое употребление. Его тяжелый, мясистый корень, легко поддающийся изгибу, часто идет на изготовление домашней утвари и различных частей деревянных станков и механизмов, а в высушенном состоянии служит превосходным топливом. Из его стеблей, которые можно скорее назвать стволами, ренсоводы делают легкие лодки и мачты к ним, а из волокон плетут веревки и ткут своеобразную, довольно грубую материю, часто идущую на изготовление парусов. Мякоть ствола съедобна и вместе с рыбой составляет для ренсоводов основную пищу. При необходимости используется она и для проконопачивания днищ лодок, хотя более употребительными являются все же пакля и деготь, покрываемые сверху слоем жира.

Для изготовления ренсовой бумаги стебель распускают на тонкие узкие волокна, причем наиболее предпочтительны те, которые лежат ближе к его сердцевине. Затем волокна укладывают двумя слоями — один вдоль, другой поперек и длительное время вымачивают в воде, отчего выделяемая волокнами клейкая субстанция пропитывает и надежно приклеивает слои друг к другу, превращая их в однородную структуру. Полученный таким образом лист осторожно вынимается из воды и сушится на солнце, после чего его грубая поверхность полируется размельченной скорлупой болотных ракушек либо крошкой из рога кайилы. Затем бумага сматывается в плотные рулоны, обычно листов по двадцать в один рулон, что позволяет довольно длительное время хранить ее защищенной от непогоды и продлевает общий срок ее службы. Различается до восьми степеней качества ренсовой бумаги. Продажа ее осуществляется, как правило, здесь же, на берегах Воска, но иногда ренсоводы на узких лодках спускаются в море, чтобы обменять свой товар у перекупщиков, живущих на побережье Тамберского пролива. Однако ренсовая бумага вовсе не единственный на Горе тип употребляемого для письма материала. В обиходе чаще используется линованная бумага из древесины, в больших количествах производящаяся в Аре, а также изготавливаемые во многих городах калька и пергамент.

Тут мне на глаза попался еще один привязанный к стеблю ренса лоскут белой материи, на этот раз большего размера, чем первый. Я решил, что это следующая путевая отметка, и продолжал движение. Крики болотных гантов, напоминающие резкий, низкой тональности свист, раздавались теперь чаще и, казалось, несколько ближе. Я внимательно огляделся по сторонам, но за стоящими плотной стеной зарослями ренса, тростника и осоки, конечно, не смог разглядеть птиц.

Вот уже шестнадцатый день, как я, неустанно работая веслом, продвигался по дельте Воска, медленно приближаясь к Тассе. Я снова попробовал воду на вкус: она стала более соленой, да и морской запах теперь чувствовался сильнее.

На душе у меня повеселело, и я повел лодку вперед с удвоенной энергией. К этому времени мои запасы питьевой воды были на исходе, да и желтый хлеб, давно засохший, подходил к концу.

Вдруг я остановился: впереди на стебле ренса был привязан клочок красной материи.

Теперь я уже знал, что две предыдущие встреченные мной отметки были не простыми путевыми указателями, а пограничными предупредительными знаками. Я очутился там, где мое плавание, возможно, было нежелательным, на территории, принадлежащей, должно быть, какой-нибудь маленькой ренсоводческой общине.

Жизнь ренсоводов, несмотря на ценность производимого ими продукта и выгодный товарообмен, несмотря на защищающие их болота и изобилие рыбы, позволяющие им, казалось бы, вести безбедное существование, при ближайшем рассмотрении оказывается далеко не легкой. И не только потому, что им приходится постоянно опасаться нападения акулы или плотоядного угря — весьма многочисленных обитателей нижней части дельты реки Воск, не говоря уже об агрессивных водяных тарларионах и крылатых, коварных по своей натуре хищных улах. В гораздо большей степени им приходится опасаться человека, и прежде всего — человека из Порт-Кара.

Как я уже упоминал, Порт-Кар рассматривает долину Воска как часть своей территории, находящейся у него в безусловном подчинении. В связи с этим вооруженные банды то одного, то другого находящихся в постоянной вражде убаров Порт-Кара довольно часто входят в дельту реки, чтобы собрать полагающуюся им дань. Когда им удается отыскать какую-либо небольшую ренсоводческую общину, подати взимаются со всей возможной жестокостью, часто забирается все, что представляет собой хоть малейшую ценность. Чаще всего в качестве дани требуют колоссальное количество рулонов ренсовой бумаги; уводятся юноши, чтобы стать гребцами на торговых галерах, и девушки, которым уготована судьба рабынь в многочисленных тавернах города.

Я не мог отвести взгляда от привязанного к стеблю ренса клочка красной материи; он напоминал мне цвет крови, и у меня не было никаких сомнений в том, что он означает. Дальше следовать запрещено.

Внимательно оглядевшись, я снова двинул свое легкое суденышко сквозь заросли, оставляя позади предупреждающе знак. Я должен попасть в Порт-Кар.