Александр Золотько - Молчание бога Страница 3

Да и взрослые парни любили послушать об этом, сидя на прибрежной скале и поглядывая в сторону замка. А сиживать на этой самой скале приходилось парням регулярно. Каждую ночь. Особенно в зимнюю и, понятно, штормовую. Потому что Хозяин, хоть и запретил жечь обманные костры, однако кораблекрушения запретить не мог. Старинный обычай отменить он не то чтобы не мог, а просто не стал лишать Три деревни привычного заработка. Требовал при этом неукоснительно жизни спасшимся сохранять и даже помощь оказывать.

Вот и сидели наблюдатели на скалах, чтобы не прозевать людей и выброшенное на берег богатство. Сидели и мерзли, потому что жечь огни на скалах было запрещено категорически. И сколько бы ни надевали на себя дозорные, все быстро промокало от дождя и морских брызг. И оставалось парням только рассказывать друг другу разные истории, утешаясь тем, что первый нашедший остатки корабля имеет право выбрать себе любую вещь сверх своей доли.

Длинный, время от времени прикладывавшийся к кувшину с вином, прикидывал с самого захода солнца – может ли считаться мешок золота или сундук с драгоценными камнями одной вещью. С одной стороны выходило, что может, с другой – шибко умных не любили даже в родной деревне Длинного.

Двое других наблюдателей, Вдович и Заскока, коротали ночь, рассказывая друг другу всякие байки. И, естественно, дошли до истории Хозяина и Барона.

– И подъехал, значит, Хозяин к замку, – Вдовичу приходилось почти кричать, чтобы перекрыть рев штормящего моря, пытающегося проломить прибрежные скалы. – Остановился он возле того дерева, что на повороте. Там еще в позапрошлом году волк козу Плотничихи задрал...

– Это не волк задрал, это ты задрал, – не стерпел Заскока. – Какой там волк... Ваш Дедюк и зарезал козу. Еще и хвалился потом, что, мол, хороша дармовая козлятинка. Счастье его, что не потащила его Плотничиха к Хозяину. Он бы ему показал волка.

– Сам ты козел, – обиделся Вдович. – Сам посуди, зачем Дедюку коза, если у него самого...

– Это ты про Дедюка? – вмешался Длинный, услышав знакомое имя. – Тот еще урод. Долю ж получает с улова такую, как все, и на себя, и на двух сыновей, а ведь увидит, что плохо лежит и железными гвоздями не прибито, – обязательно стырит. Ему Кузнец обещал третьего дня шкворень раскаленный в задницу засунуть, если он еще хоть пылинку в кузнице стянет.

Волна ударила в скалу, брызги хлестнули в лицо Длинному и собравшемуся возразить Вдовичу. Вдович закашлялся, Длинный отпил из кувшина, не предлагая остальным. Все они в Верхней деревне жмоты. Хотя, конечно, и Вдовичу с Заскокой никто не мешал запастись выпивкой на ночь. Не подумали.

– Оставил Хозяин коня у дерева, – продолжил Вдович, решив не спорить с напарниками, – и пошел к мосту.

– А мост, значит, опущенный был? – въедливо спросил Заскока. – В замке, на восходе солнца – и чтоб опущенный? Фигня. Ты помнишь, весной в город с обозом ходили? Так там ворота не открыли, пока солнце не взошло.

– Не к мосту, так к тому месту, куда мост, значит, опускается...

– Опускается... – передразнил Заскока, – К мостовой башне подошел, понял? Это так правильно называется, деревня...

Вдович прикинул, не врезать ли паразиту в рожу или, на худой конец, по ребрам, но сообразил, что драться на мокрой скале может выйти себе дороже, и решил проигнорировать явный наезд.

Выручил Длинный.

– Не хочешь, не слушай, – сказал он и похлопал Вдовича по плечу. – Валяй, ври дальше.

– Ври, – недовольным тоном огрызнулся Вдович. – Я рассказываю, как мне говорили...

– У них в Новой все такие невдалые, – снова засмеялся Заскока. – Мой брательник взял себе жену оттуда, дочку Одноногого. Так эта дура не то что работать – играть не умеет. Ни в бессвязные речи, ни в святого Куана. Только и знает, что моего братана за собой в холмы таскать. Я как-то подглядел, чем они там...

– А твой брат знает? – спросил вдруг Длинный. – Большой знает, что ты подглядываешь, как он со своей супругой в зверя о двух спинах играет?

Заскока закашлялся. Большой мог за такое и голову отвернуть, даже брату.

– Так что ты там говорил о Хозяине? – спросил Заскока очень заинтересованным тоном.

– То и говорю. Он вначале кулаком вынес двери в башне... этой... приворотной... примостовой... – Вдович даже застонал от своего бессилия вспомнить, как правильно называется эта треклятая башня.

– Мостовая башня, – подсказал Заскока, удержавшись от комментария.

– Ага. Вынес, значит, дверь, вошел, а потом крик там начался, лязг железа... Потом они все...

– Кто? – уточнил Длинный.

– Эти, стражники, повылетали наружу, кто живой еще, а кто уже... готовый. На крик из замка высунулись. А как увидели, что в башне только один, мосток верхний убирать не стали. А даже туда еще с десяток своих вояк послали, в башню. И когда Хозяин и тех – кого в ров, а кого просто вниз поскидывал, стали в него из луков и ар... арбалетов лупить. Так он все стрелы мечом отбил и в замок прямо-таки запрыгнул. – Вдович замолчал и высунул голову из-под капюшона.

Темнота, рев моря, удары воды о камни. И ледяной холод.

– Чего там? – насторожился Длинный.

– Показалось.

– А... Ну и что там дальше с бароном?

– Ничего. Потом уже к полудню Хозяин вышел к церкви, ударили в колокол, собрали всех из деревень. И он сказал... это... – Вдович задумался, вспоминая. – Всё, сказал, барона больше нету, теперь не нужно бояться человека с мечом. И что теперь он будет жить в замке, что костров больше жечь нельзя, ну и такое другое... Сказал еще, что просит о помощи, чтобы, значит, прибрали в замке. Наши пошли, чтобы, значит, посмотреть, как там оно. Батя мой пошел вот, так, говорит, после этого дня три есть не мог.

– Ага, ага, – поспешил подтвердить Заскока. – Моя мать там полы в зале мыла, в башне, на втором этаже. Кровищи, говорит, там было – страсть. Руки-ноги поотрубленные валялись, головы. Говорила, что три сотни зарыли потом за холмами.

– Да... – протянул Длинный.

Сам-то он Хозяина видел неоднократно и ничего страшного и особо удивительного в нем не разглядел. Если честно, то ничего такого. Человек и человек. Кузнец вон и повыше будет, и в плечах покруче. Да и сам Длинный, понятно, выше Хозяина почти на ладонь. Такой себе худощавый, на вид – лет тридцать. Только глаза... А так – увидишь такого и в жизни не поверишь, что он один положил три сотни тертых баронских дружинников. Длинный как-то видел, как на ярмарке рыбаки с побережья задрались с городскими лучниками – из-за проигрыша в кости. Рыбаков десятка полтора, а лучников то ли пятеро, то ли шестеро... Пока вмешалась городская стража – пятеро рыбаков померли.

Длинный стер воду с лица и посмотрел в сторону замка. Светилось окно на самой башне.