Кристина Стайл - Мир на ладонях Страница 3

Несчастный туранец между тем, представляя, во что может превратиться его таверна, если разъяренные моряки дадут волю своему гневу, старался утихомирить их. Похоже, его невысказанные мольбы донеслись до ушей кого-то из богов, потому что, когда все собеседники уже перешли на крик, дверь «Попутного ветра» распахнулась. На пороге, глядя на всех, кто находился в обеденном зале, широко раскрытыми глазами, стояла очаровательная девушка.

Она была невысока, но на редкость ладно скроена. Милая головка с роскошными шелковистыми волосами цвета молодой луны, изящная длинная шея, узкие покатые плечи, упругая грудь, едва прикрытая полупрозрачной блузкой, тонкая, гибкая талия, округлые бедра, стройные ноги, открытые почти от основания двумя разрезами на юбке, — от этого зрелища у мужчин, находившихся в зале, чуть не остановилось дыхание. Девушка сделала шаг вперед, и в таверне повисла тишина.

Прекрасная незнакомка пошла между столами, пристально вглядываясь в лица посетителей. В ее небесно-голубых глазах светился такой откровенный интерес, а крутые бедра, обтянутые узкой юбкой, так зазывно покачивались, что не оставалось никаких сомнений: «Попутный ветер» почтила своим присутствием дорогая шлюха высочайшего ранга.

Однако лицо богини-девственницы настолько не вязалось с походкой развратницы, что Конан, даже слегка протрезвевший от изумления, замер, не сводя глаз с этой неземной красоты. Медно-рыжий верзила оказался гораздо менее щепетильным. Он грубо схватил за руку девушку, которая, едва взглянув на него, собиралась пройти мимо.

— Погоди, красотка, — прохрипел он. — Тебе есть что предложить, а я сегодня при деньгах. Сколько ты стоишь? Согласен не на всю ночь. Мои друзья тоже голодны. Но я первый.

— Убери свои руки! — брезгливо поморщилась девушка. — Мне, может, и есть что предложить, но тебе, крыса, я ничего предлагать не буду. Надорвешься и сдохнешь.

Верзила рассвирепел.

— Ах ты, паскуда! — заорал он. — Не хочешь по-хорошему, я могу и иначе. Но тогда не жалуйся!

Он сжал хрупкие плечи с такой силой, что девушка даже вскрикнула от боли, и, повалив ее на стол, начал срывать с нее одежду. Девушка отчаянно сопротивлялась, но все ее попытки освободиться были безуспешными, и озверевший детина непременно овладел бы ею прямо на столе, если б ему не помешали.

Когда шершавая мозолистая ладонь уже проникла под разорванную юбку, на плечо насильника опустилась тяжелая рука. Легко, словно пушинку, киммериец оторвал моряка от его жертвы и развернул к себе лицом.

— Ты что, гиена вонючая, не понял, что женщина тебя не хочет? — В ослепительно синих глазах плескалась ярость.

— А ты еще откуда взялся?! — взревел детина и размахнулся, но нанести удар не успел.

Увесистый кулак варвара опустился ему на голову, и, будь она не такой крепкой, по стенам «Попутного ветра» потекли бы мозги неудачника. Надо отдать ему должное: верзила опомнился довольно быстро. Через мгновение в его руке блеснул огромный нож с зазубренным лезвием. Такое оружие наносило страшные раны, которые, если оказывались не смертельными, заживали годами и нестерпимо болели. Но моряк не знал, кого судьба послала ему в противники. Не успел он и глазом моргнуть, как нож киммерийца перерезал ему глотку, повредив при этом шейные позвонки.

Голова верзилы резко откинулась назад, и из открывшейся раны фонтаном брызнула кровь, обдав всех, кто стоял рядом. То ли запах горячей крови, то ли вид поверженного вожака словно пробудили к жизни его приятелей. Они завопили, осыпая киммерийца такими грязными ругательствами, что от них пожелтела бы листва на деревьях, и все разом бросились на Конана.

Он заметался среди нападавших, словно заплясал кошмарный танец смерти. Стремительный выпад — и один моряк схватился за живот, стараясь удержать вываливающиеся внутренности. Быстрый разворот — и второй морской волк, перелетев через зал, ударился головой о стену и, соскользнув по ней на пол, затих. Прыжок вправо — и третий противник, отчаянно воя, пополз к двери, волоча сломанную в нескольких местах ногу.

Драка закончилась так же быстро, как и началась. Те, кому повезло уцелеть, поспешили смыться, проклиная бешеного варвара и благодаря богов за спасение. Конан мутным взглядом обвел поле боя и повернулся к замершему возле стойки Ортису.

— Прости, дружище, — улыбнулся он туранцу. — Намусорил я у тебя тут… Не переношу, когда обижают женщин, даже если это распоследние оторвы. Кстати, а где же эта красотка?

Он с удивлением огляделся по сторонам. Девушка исчезла так же неожиданно, как и появилась.

— Ну что ж, — вздохнул киммериец. — Тогда я, пожалуй, еще выпью. — Он сел за свой столик и засунул нож обратно за голенище. — У тебя еще осталось аргосское? — Ортис, не находя слов, кивнул. — Тащи.

Как всегда, после хорошей разминки, а драку со столь неумелыми противниками Конан и не мог воспринимать серьез, его сильно мучила жажда. Кроме того, увидев потрясающую женщину, киммериец окончательно потерял всякий интерес и к Наваис, и к Октии, и даже к сумасбродной Санаре. Что ему еще оставалось делать, как не глушить свое любимое аргосское?

Седьмой кувшин полностью восстановил его состояние, развеянное было потасовкой, и Конан уже собирался заказать следующий, как вдруг почувствовал, что не может произнести ни слова. Веки его стали невероятно тяжелыми, глаза закрылись, голова с глухим стуком ударилась о столешницу. Через мгновение послышался мощный храп. Киммерийца сморил глубочайший сон.

Снилось ему что-то отрывочное и беспорядочное. То он скакал куда-то на низкорослой гирканской лошадке, разинув в беззвучном вопле рот, то о чем-то весело болтал с одноглазым пройдохой Ордо, то лупил каких-то совершенно не знакомых ему людей, то просто видел цветущие луга, быстрые реки, неприступные горы. Наконец в его сновидениях появилась вполне реальная и до боли знакомая картина. Небольшая деревушка, окруженная высоким, густым хвойным лесом. Приземистый дом, ладный и прочный. Неподалеку от него — кузница, откуда несется веселый перестук молотков. Конан быстро идет по тропе к дому, и, словно услышав его шаги, на пороге появляется молодая и очень красивая женщина с пышными волосами цвета темной меди. Мать. Такая, какой он запомнил ее в далеком детстве. Ее большие глаза вспыхивают радостью, и она бежит навстречу Конану и бросается ему на шею.

— Сынок! — захлебывается она счастьем. — Сынок… Какой ты вырос… Ты уже совсем взрослый. Ты воин…

— Воин… — доносится откуда-то издалека. — Воин… Чья-то рука трясет его за плечо, и варвар, с трудом открыв глаза, оборачивается.