По серебряному следу. Дворец из стекла - Корнелия Функе Страница 30

Они проторчали в камере уже двое суток (чтобы не утратить чувство времени, Неррон считал, сколько раз им приносили еду), когда у Бесшабашного началось кровохарканье. Это решило вопрос. Он сбежит один. С таким подорванным здоровьем Джекоб Бесшабашный ему не помощник, скорее наоборот. На долю секунды Неррон забеспокоился, что расскажет Щенку, но уж наверняка ему придет в голову какая-нибудь трогательная история о кончине его старшего брата. Уилла Бесшабашного обмануть не сложно. Где бы он ни был. И если он еще жив… Об этом он старался не думать, как старался не смотреть на свои бесчисленные отражения. Идиотизм какой-то, до чего он привязался к этому юнцу. Даже больше, чем идиотизм.

Возможность побега ему обеспечил сам Бесшабашный. Когда его забирали в очередной раз, он не стал облегчать работу охранникам. Может, хотел доказать себе, что еще не все кончено. В любом случае он отбивался до того успешно, что охранники на несколько драгоценных секунд забыли про Неррона. У пленников, конечно же, отняли все, что было с собой, но костяную кисть у него не нашли, как и бездонный кисет. Кто бы там ни натаскивал големов, он ничего не знал об одежде из кожи ящериц и о том, как гоилы хранят свои маленькие секреты.

Много хлопот Бесшабашный доставил глинолицым и в коридоре, и они не заметили, как мимо них прошмыгнул гоил размером с мышь, а равно и того, что камера осталась пустой.

Неррон смотрел вслед своему бывшему конкуренту, когда охранникам все-таки удалось того уволочь. Вот и конец ему, знаменитому Джекобу Бесшабашному. Сгинет в подземном дворце, оставляя титул лучшего охотника за сокровищами Бастарду. Готов ли Неррон теперь простить ему, что тот лишил его арбалета и частенько находил сокровища раньше его? Нет.

Коридор оказался бесконечным, как его и описывал Бесшабашный. Но по крайней мере, как с облегчением отметил Неррон, он был из приятного глазу серого камня. Охранники потащили Бесшабашного налево, и Неррон решил повернуть направо. Спустя какое-то время он натолкнулся на двух других стражников, которые из-за мышиных размеров его не заметили и были настолько любезны, что показали, как открывать серебряные камеры. Они легонько дышали на них. Трижды. До смешного просто. Хорошо, если двери реагируют и на дыхание гоила – на случай, если его опять поймают. Откуда такой пессимизм, Бастард?! Нет, он раздобудет оружие, а затем исчезнет отсюда навсегда!

Обычно Бесшабашного возвращали через три часа. До того, как они обнаружат пустую камеру, времени не много – особенно на мышиных ножках. Прошло, по расчетам Неррона, уже полчаса, когда в конце коридора показались зарешеченные ворота. Ведущая за ними наверх широкая лестница выглядела многообещающе. Два стражника, которые их охраняли, спорили с каким-то юношей, подозрительно смахивающим на зеркалолицего. Споры между одуревшими от скуки стражниками уже не раз помогали Неррону бежать или пробираться в места, считавшиеся очень хорошо охраняемыми. Всего в нескольких шагах от спорщиков он увидел открытую дверь. За ней, как он надеялся, находилось служебное помещение с оружием, но, чтобы это оружие украсть, необходимо было рискнуть принять обычные размеры, хотя его в любую минуту могли застичь врасплох стражники. Плевать. У него нет выбора. Без оружия он не сможет в бегах охотиться, не говоря уже о слепых варанах: встретиться с ними безоружным он не хотел бы и в страшном сне.

Он взял было костяную кисть, но голос зеркального существа заставил его остановиться. О да, тот явно был того же рода-племени, что и Шестнадцатая. От них у Неррона по-прежнему по каменной коже мурашки бегали.

Бастард сомневался, что верит в какое-то свое предназначение. В предназначение Щенка – да. Но Бастарда? Нет. И все же. Разговор, который он, крошечный, как мышь, подслушивал среди ножей, арбалетов и ружей в застенках бессмертного, сильно этим попахивал. Похоже, кто-то желал покровительствовать его королю – возможно, богиня его матери, а может, какой-то бог, не благоволящий ольховым эльфам. Кто бы это ни был – он послал Бастарда в нужное место.

Зеркалец описывал големам, как их серебряный господин задушит гоилов в их норах, словно крыс, потому что те со своими постоянно растущими городами слишком приблизились к его дворцу. Вонючие, омерзительные каменнокожие… Его господин их никогда терпеть не мог. А что вообразил себе их король, выставляя себя хозяином этого мира?! Скоро они докажут, что он обычный смертный. Серебряных слов, высказанных с высокомерием, знакомым Неррону по манерам Шестнадцатой, оказалось достаточно, чтобы он почувствовал ярость, очень легко вспыхивающую во всех гоилах. Неррон ощущал ее багряной и жаркой. Вот они и пришли, темные времена, о которых рассказывалось в старых сказках! Он должен найти Щенка! Нефритовый гоил защитит Кмена! Он сделает его непобедимым, даже для банды бессмертных. Но зеркалец продолжал говорить.

Он рассказал о награде за поимку, до того щедрой, что об этом говорит весь мир над и под землей: король гоилов обещал ее тому, кто приведет к нему убийцу Темной Феи. Он хочет собственноручно казнить своего легендарного телохранителя, чтобы отомстить за бывшую возлюбленную. А кто это все так ловко устроил? Игрок – хитрец, Игрок – серебряных и стеклянных дел мастер, Игрок – создатель невероятных существ – о, этот зеркалец невыносимый хвастун! – и все благодаря терпению, уму и непревзойденному коварству. Король гоилов, этот наивный дурак, приговорит к смерти собственную непобедимость, не подозревая, под чью дудку пляшет.

Бастарда буквально трясло от ярости. Она выжигала ему разум и сердце. Его съежившееся тело еле выдерживало ее.

Один из големов тяжело протопал в служебку, чтобы зарядить ружье свежими патронами. Снаружи другой похохатывал с зеркальцем. Все споры были забыты. Зачем сражаться друг с другом, когда можно растоптать гоилов?

Думай, Неррон. Думай.

Нужно сообщить Кмену о том, что он услышал. Но этого недостаточно. Тот все равно захочет отомстить. Ни одного гоила невозможно убедить отказаться от мести, особенно их короля. Сможет ли он чем-то умилостивить Кмена?

Зеркалец за дверью все восхищался наступлением серебряных времен, и тут Неррону пришла в голову одна идея… Не слишком хорошая, но все же идея. Ее подали ему мрачное детство и воспоминание об отце. Големы отправились совершать обход, и Неррон услыхал, как зеркалец отпер решетчатые ворота и стал подниматься вверх по лестнице, чьи ступени так многообещающе шептали слово «побег». Но Бастард не скользнул вслед за ним.

Он провел костяной кистью по руке и, как только позволили сопровождающие рост боли, засунул в бездонный кисет два револьвера и нож. Пока он спотыкаясь добирался по коридору в камеру, тело его горело, будто кто-то живьем сдирал с него кожу. Он подышал на серебро, оно действительно раздвинулось, и, когда големы доставили Бесшабашного, ничто не выдавало, что Бастард куда-то уходил.

Бесшабашный был без сознания, как обычно, когда его приносили после допроса. Неррон не сводил глаз с неподвижного тела, а в голове у него звучал издевательский голос зеркального существа.