Гарри Гаррисон - Крыса из нержавеющей стали спасает мир Страница 30

– Ты отлично знаешь, что я только что говорила с тобой по телефону.

«Срочно, спешно, приезжай скорей", – крикнул ты и дал отбой. Я и приехала в лабораторию к Койцу. Они все бегали и возились с аппаратурой и были слишком заняты, чтобы мне что-нибудь объяснить. Они только и кричали: „Назад, в прошлое“. И этот ужасный Инскин ничуть не лучше. Он сказал, что ты исчез прямо из его конторы, когда он читал тебе обвинительное заключение. Он, наверное, прознал что-то о тех деньжатах, которые ты прикарманил на черный день. Еще была какая-то ахинея о том, что ты спасаешь мир или Галактику, но я не поняла ни слова. И все это продолжалось очень долго, пока они не смогли отправить меня сюда.

– Ну да, – сказал я скромно. – Спас тебя, спас Корпус, вообще все на свете.

– Я была права: ты пьянствовал.

– Давно и капли в рот не брал, – пробормотал я капризно. – Если хочешь знать, вы все исчезли – пуф – и нет. Койцу оставался последним, так что он мог бы тебе рассказать. Корпус, все вы даже не родились и никогда не существовали – только в моей памяти.

– А я помню слегка по-другому.

– Может быть. Благодаря моим усилиям ЕГО планы были расстроены.

– Что это еще за ОН? Ты совсем поглупел от пьянства.

– Его зовут ОН, а у меня уж несколько часов капли во рту не было.

Неужели ты не можешь слушать, не прерывая? Эта история и так достаточно запутана.

– Запутанная и наверняка связанная со спиртом. Я застонал. Потом поцеловал ее. Это ее немного смягчило, и я продолжал, прежде чем она вспомнила, что ей следует на меня злиться.

– Против Спецкорпуса была предпринята темпоральная атака, поэтому профессор Койцу забросил меня в прошлое, чтобы разрушить этот мерзкий заговор. Я отлично сработал в 1975 году, но ОН ускользнул туда, откуда появился, а потом еще дальше в прошлое и расставил здесь, в 1807 году, хитрую западню для меня. Вот я и попался, но его план до конца не сработал, потому что мне в последний момент удалось изменить настройку его темпоральной спирали, так что ОН отправился не в то время, куда собирался.

Должно быть, это помешало ЕГО темпоральной войне, иначе бы ты не пришла ко мне на помощь.

– О, дорогой! Как здорово! Я всегда говорила, что стоит тебе по-настоящему захотеть – и мы спасем мир.

Смена настроения, быстрая, как ртуть. Вот что такое моя Анжела. Она поцеловала меня с истинной страстью, а я, гремя своими цепями, радостно обнял ее, но она пронзительно вскрикнула и врезала мне, да так, что я отлетел.

– Время! – Она поглядела на часы и ахнула. – Я из-за тебя забыла.

Осталось меньше минуты. Где эта темпоральная спираль?

– Здесь! – сказал я, потирая ушибленные ребра, показав ей аппарат.

– А пульт?

– Вот он.

– Какой некрасивый. А где указатели?

– Вот эти циферблаты.

– Вот настройка, которую мы должны использовать. Койцу сказал – с точностью до тринадцатого знака, он очень настаивал.

Я, как сумасшедший пианист, заиграл на клавишах и даже вспотел. Стрелки дернулись, замерли и закрутились как бешеные.

– Тридцать секунд, – ласково сказала Анжела, чтобы меня подбодрить. Я вспотел еще сильнее.

– Есть! – выдохнул я, когда она объявила: десять секунд. Я врубил таймер и включил главный рубильник. Темпоральная спираль засверкала, и мы бросились к ее выступающему концу.

– Стой ближе и прижмись ко мне как можно крепче, – сказал я. – У темпорального поля есть поверхностный эффект, и мы должны быть рядом.

Она откликнулась на это с удовольствием.

– Жаль только, что на мне этот глупый скафандр, – сказала она, покусывая мне ухо. – Без него было бы замечательно.

– Может, и так, но было бы неудобно прибыть назад в Спецкорпус в таком виде.

– Не тревожься об этом. Мы пока направляемся не туда. Я почувствовал под ложечкой укол тревоги.

– Что ты говоришь? Куда же мы направляемся?

– Не имею ни малейшего представления. Койцу сказал только, что прыжок будет на 20 000 лет вперед, как раз перед разрушением этой планеты.

– Снова ОН и его безумная шайка! – завопил я. – Ты только что отправила нас иметь дело с всепланетным сумасшедшим домом – они там будут все против нас!

Все застыло, когда включилась темпоральная спираль, и я был брошен во время с болезненным выражением на лице. Это выражение оставалось на нем 20 000 лет, это было все, что я чувствовал.

Глава 17

Трах! Это было как падение в ванну с паром, и «падение» было самым подходящим словом для этого. Горячие облака испарения поднимались вокруг нас, и невидимая поверхность могла быть в десяти метрах или десяти милях под нами.

– Включи свой гравитатор, – крикнул я, – мой остался в несуществующем девятнадцатом веке.

Возможно, мне не надо было орать, потому что Анжела включила прибор на полную мощность на подъем и выскользнула из моих нежных объятий, как угорь.

Я бешено вцепился в ее ногу обеими руками – где-то поверх башмака цельного скафандра – эта часть быстро стала растягиваться.

– Я бы хотела, чтобы ты не делал этого! – крикнула она мне.

– Полностью с тобой согласен, – бессвязно пробормотал я сквозь плотно сжатые губы.

Комбинезон начал вытягиваться и вытягивался до тех пор, пока ее нога не стала вдвое длиннее нормальной величины, и я стал подпрыгивать вверх, а затем вниз, как будто висел на резинке. Я быстро посмотрел вниз, но там был виден только сплошной туман. Материал космического костюма прочен, но он никогда не был рассчитан на такое растяжение, – что-то надо было делать.

– Прекрати подъем! – крикнул я, и Анжела мгновенно отреагировала.

Мы были в свободном падении, и, как только движение замедлилось, нога скафандра сократилась и швырнула меня вверх, в объятия Анжелы.

– Хм!.. – только и сказал я.

Она взглянула вниз и, взвизгнув, вновь включила гра-витатор на полную мощность. На этот раз я не был готов к этому и посему выскользнул из ее объятий и падал теперь по направлению твердого ландшафта, внезапно открывшегося внизу.

За те доли секунды, что были мне отпущены, я сделал то немногое, что мог. Распластавшись в воздухе, широко расставив руки и ноги, я постарался приземлиться прямо на спину. И почти добился этого до удара. Все потемнело, я был уверен, что погиб, темнота заполнила мой мозг, промелькнула последняя мысль. Это было не только сожаление о том, что мало было сделано, но и то, что некоторые вещи я бы мог делать и немного чаще.

Я не мог быть без сознания больше нескольких секунд. Рот был полон грязи, я выплюнул ее и огляделся.

Я плавал в полужидком море грязи и воды, из которого вырывались большие пузыри и тут же лопались. Они источали зловоние. Дистрофического вида камыш и водяные растения росли по берегам.