Это наш мир (СИ) - Сахаров Василий Иванович Страница 32

- И что с этого?

- Я на каторгу попал, потому что меня подставили. Никто из моих врагов не думал, что появится шанс выбраться из Серой пустыни. Но я уверен – в Сайвате они готовят мне встречу. Рядом с городом тюремная пересылка. Наверняка, перед отправкой дальше нас там запрут и меня постараются убить.

- Плевать.

- Понимаю, что тебе чужие дела и расклады не интересны. А мне собственная шкура дорога и я намерен выбраться. Если получится сбежать до штрафбата, уйду в побег. Или уже из армии ноги сделаю. Поверь, у меня на воле есть поддержка.

- Предлагаешь с тобой бежать? – Альфи намек понял.

- Верно.

- Но перед этим я должен тебя охранять и прикрывать?

- Предлагаю стать моим компаньоном. Не охранником, а товарищем. Я не простой воришка, а ВОР. Чуешь разницу?

- Нет.

- Меня просто так убить нельзя, не по понятиям. Нужно толковище устроить, чтобы обвинение предъявить, а если без него, то натравят быков, которые воровских законов не знает. Скорее всего, кто в тюрьме ловушку готовит, выберет второй вариант – это самое простое, и в драке потребуется твоя поддержка. Мы ведь в одной лодке. Ты мне поможешь, а потом я про тебя не забуду.

- Кого еще на это подписываешь?

- Со мной Шило, Эмир и целитель.

- А остальные?

- Они в стороне.

- Даже твой Черныш?

- Он не боец, ты же знаешь.

- Понял.

Краткая пауза и вор поторопил Альфи:

- Что скажешь, офицер?

- Я вмешиваться не стану. Твои дела – твои проблемы. Было такое, что меня воры кинули и подставили. Снова я эту ошибку не совершу.

- Как знаешь. Хотя я на тебя рассчитывал. Ну и ладно, уговаривать не стану.

Хромой потерял к Альфи интерес и демонстративно отвернулся, а он закрыл глаза и все-таки задремал.

Время до вечера каторжники скоротали и невдалеке от очередного придорожного поста остановились на ночевку. Штрафников по одному вывели из фургона, позволили оправиться и приковали с внешней стороны повозки. Потом покормили и напоили, выдали рваные тюремные одеяла, и наступила ночь, которая прошла без происшествий.

С утра завтрак и снова в дорогу. Сайват находился неподалеку и после полудня они прибыли в город.

Как и говорил Хромой, каторжников определили в местную пересыльную тюрьму. Альфи здесь уже бывал, перед отправкой в Серую пустыню. Впрочем, как и остальные каторжники. Поэтому они ничему не удивлялись.

Солдаты передали каторжников тюремной охране, которая, понимая, что перед ними добровольцы, отнеслась к штрафникам равнодушно. Сегодня они здесь, а через день-другой отправятся дальше и их судьба никого не интересовала.

После обыска каторжников выгнали на огороженную высоким каменным забором площадку, где уже находилось около семидесяти заключенных, и сразу началась драка. От общей массы отделилась группа из десятка крепких мужиков и двинулась встречать новеньких. По внешнему виду типичные разбойники и быки городских криминальных кланов. Здоровья много и крепкие кулаки, а с мозгами напряг.

- Вот он! – один из быков, указывая цель, ткнул пальцем в Хромого и попытался его ударить.

Надо отдать должное старому вору, с реакцией у него полный порядок. Он быстро пригнулся и когда кулак громилы просвистел над головой, нанес противнику резкий удар в горло.

Бычара захрипел и отшатнулся. Одновременно с этим слева от Хромого встал Кровавый Эмир, а справа Шило. Трое против девяти и целитель позади штрафников, как резерв. Перевес на стороне местных заключенных, которые выглядели гораздо крепче вырвавшихся из пустыни каторжников. На взгляд Альфи, шансов у Хромого и его товарищей было немного и они, скорее всего, проиграют. Но тут их противники допустили ошибку. Увидев, что у старого вора есть поддержка, они всю группу каторжников определили как врагов. После чего выбора у Ойгерда не было. Хотел он защищать Хромого или нет, никого уже не интересовало. Поэтому дворянину пришлось биться за собственную жизнь и драться в полную силу.

Один из быков решил обхватить его горло и провести удушающий захват. Но лишь только он протянул вперед руки, как Альфи ударил его ногой в грудь. Бычара, конечно же, упал, а дворянин навалился на него сверху и нанес добивающий удар. Кулак впечатался противнику в нос, раздался хруст хрящей и от болевого шока бык потерял сознание.

Тем временем драка разгоралась. Неизвестно, что пообещали местным бандитам за убийство Хромого и кому старый вор насолил, но они себя не жалели. Словно безумные, не обращая внимания на охранников, которые наблюдали за действиями заключенных с вышек и уже подняли тревогу, они пошли в атаку и выхватили заточки.

Бой! Битва! Не на жизнь, а на смерть! Вот чего не хватало Эрику, чтобы окончательно прийти в норму, он закричал:

- Карро!!!

На миг древний боевой клич его семьи ошеломил нападавших и они замялись. Всего на секунду. Но именно она дала возможность Хромому, Эрику, Шиле, Кровавому Эмиру, Кувалде и остальным «новичкам» перехватить инициативу. Действуя вместе, словно давно бились бок о бок, они отбросили бандитов. А потом на площадку ворвались стражники, которые стали молотить дубинами всех подряд.

- Лежать!

- Не вставать!

- Заткнулись!

Стражники быстро навели порядок, и когда Альфи упал на землю, он обнаружил рядом Хромого, который подмигнул ему и сказал:

- Ты все-таки вмешался, офицер. Пусть даже не по своей воле. Видать, это судьба, и я об этом не забуду.

Альфи промолчал.

Больше их никто не трогал, а спустя двенадцать часов после стычки в пересыльной тюрьме, избитый и голодный, вместе с другими штрафниками Ойгерд брел по городским улицам. В драке погибли четыре местных бандюгана, которых на Хромого натравили конкуренты. Со стороны каторжан убили всего одного, и это оказался Кувалда. Человек, который наводил ужас на столичных богатеев, садист и маньяк, получил заточку в шею, истек кровью и скончался. Такова его судьба – сдохнуть в тюрьме провинциального приморского городка на окраине Серой пустыни. И, каким бы мерзким человеком он ни был, можно сказать, что Кувалда отмучался, а остальным еще корячиться и корячиться.

Из группы будущих штрафников только четверо могли продолжать марш: Ойгерд, Хромой, Кровавый Эмир и Черныш. Остальные получили ранения разной степени тяжести и оставались в тюрьме до излечения. А уцелевших влили в маршевую колонну таких же каторжан, которые изъявили желание искупить свои преступления пролитой кровью на поле боя, и пешком погнали дальше в порт.

Горожане провожали их равнодушными взглядами. Каторжники здесь не редкость, а привычный фон. Все спокойно и обыденно. Но когда голова колонны заходила в порт, вышла заминка. На перекресток выкатилась телега с кирпичами. Образовался затор и пока хозяин телеги ругался с охранниками, а потом освобождал путь, под ноги Хромого из окна ближайшего дома метнули кусок материи, который он быстро поднял и спрятал под одежду. Позже выяснилось, что это послание от его друзей на воле. Они обещали вытащить своего пахана, но каким образом, не объяснили.

Ойгерд в воровское братство не верил. Впрочем, как и в любое другое. Слишком много плохого и неприглядного видел в своей жизни. Да и как иначе? Как, скажите на милость?!

В юности его, конечно, воспитывали на героическом прошлом предков, на благородных порывах аристократии, прививали верность и честность. Только это все в прошлом и, столкнувшись с реальной жизнью, он осознал, что все не так.

Сначала убивал северян и выжигал их стойбища. Потом резал имперцев. Затем его предали, развели на любовь и ревность, едва не казнили и он был вынужден стать изгоем. А дальше служба в наемном отряде и армия Ассира. Жизнь заставила его пересмотреть свои взгляды. Но самое большое влияние оказала каторга. Говорят – тюрьма, как и армия, школа жизни. В этом есть определенная правда. А каторга гораздо хуже любой тюрьмы. Там среди отбывающих наказание каторжников нет людей. Есть трудовые единицы, которые являются легко заменяемым инструментом. Голод, холод, пытки, тяжелейший физический труд, наркотики, произвол охранников и надсмотрщиков – все это направлено на подавление человека, на его уничтожение как личности и превращение в тупое животное. Альфи смог сохранить себя. Наверное, просто повезло, слишком незначительным был его срок пребывания на каторге. А если бы он провел в Серой Пустыне год? Или два? Об этом он не хотел даже думать. Лучше смерть, чем такое…