Александр Мазин - Путь императора Страница 33

– Эй, шкуродер, управитель зовет!

– Иду.

Палач снял засаленный фартук.

– За этими присмотреть? – спросил солдат.

– Куда они денутся!

Фаргал и Мормад остались вдвоем. Но палач был прав: если ноги прикованы к полу, а руки – к потолку, надо быть магом, чтобы освободиться.

– Ты как? – спросил эгерини.

– «Пока – неплохо», как сказал один разбойник, которого собирались окунуть в кипяток.

Фаргал невольно улыбнулся.

– Знаешь,– проговорил Мормад, – когда я гляжу на тебя, во мне просыпается надежда. Может, потому что ты такой здоровый? Попробуй порвать цепи.

Фаргал напряг мускулы, железные звенья скрипнули… но и только.

– Скорей бы уж,– тихо сказал его товарищ.– Хуже всего – ждать.

Сквозь панцирь храбреца-насмешника проглянул шестнадцатилетний парнишка, которому страшно и больно. И совсем не хочется умирать.

– Если вырвусь, сделаю все, чтобы вызволить и тебя. Клянусь моей богиней! – сказал Фаргал.

– И я клянусь в том же,– торжественно произнес Мормад.– Не дадим сломать наше мужество!

– А мы тут уже заскучали,– бросил Мормад возвратившемуся палачу.– И замерзли. Не одолжишь пару угольков?

– Потерпишь.– Палач ткнул его кулаком в живот.– Сейчас черед твоего приятеля.

Двери подвала открылись. Явился вчерашний сморчок-чиновник и уселся на табурет спиной к оконцам.

– Владыка Аракдени,– начал он с важностью,– обвиняет тебя в том, что ты, эгерини, хотел его убить. Ты признаёшь?

– Я убью его,– пообещал Фаргал.

– Ох-хо! – вырвалось у палача. Заплечных дел мастер удивился.– Этот эгерини очень хочет сохранить кожу! – заметил он.

Чиновник усмехнулся:

– Значит, ты признаешь, что пришел сюда по наущению своего Императора, чтобы убить нашего благородного Владыку?

Фаргал расхохотался.

Чиновник перестал улыбаться. Он покосился на палача, но тот смотрел на жаровню, где на углях калилось железо.

– Ты веселишься? – Купиг постарался придать своему лицу грозное выражение.

– У Императора Эгерина только и забот, как раздавить вонючку! – пренебрежительно бросил Фаргал.– Мне не было дела до твоего хозяина. Но теперь – есть.

– Ты пожалеешь…– процедил чиновник.

– Я жалею,– перебил Фаргал.– Не выпустил тебе кишки, когда мог это сделать, ты, сын жабы и осла!

– Напрасно оскорбляешь ослов, брат! – вмешался Мормад.– Жабы – да, но не осла. Это был скорпион, зачавший его в навозной куче!

– Ты уверен, что это был скорпион? – Фаргал повернулся к товарищу.– Взгляни на него: точь-в-точь раздавленный слизняк!

– Палач!– нервно вскрикнул чиновник.– Ты уснул?

Заплечный мастер, натянув рукавицы, взял раскаленный прут и вразвалочку подошел к Фаргалу.

– Видишь это? – спросил он, поднося красный стержень в глазам Фаргала так близко, что ресницы юноши затрещали от жара.– Нравится? Поджарить его, господин Купиг?

– Выжги ему глаз! – кровожадно потребовал чиновник.

– Не всё сразу, не всё сразу! – Палач отодвинул раскаленный прут и толкнул Фаргала объемистым брюхом.– Может, он хочет что-то сказать?

– Хочу,– сказал Фаргал.– Засунь это своему господину в…

Красное железо прикоснулось к коже на боку эгерини. Мускулы Фаргала вздулись, зрачки расширились.

«Чтобы умерить боль, следует расслабиться и замедлить дыхание,– говорила Нифру.– А потом мысленно покинуть место, которое болит».

Фаргал медленно выдохнул. Расслабиться у него не получилось.

«Это еще не боль,– внушал он сам себе.– Это пустяки».

Раскаленный прут, шипя, остывал в его мышце. Тошнотворный запах наполнил подвал.

«Я выживу, выживу!» – мысленно твердил Фаргал, крепко сжимая челюсти.

Палач убрал железо, но эгерини не сразу это заметил. Возникшая внезапно, боль отступала медленно.

Заплечный мастер схватил Фаргала за волосы, притянул его голову, прошептал в самое ухо:

– Мы с тобой стоим друг друга, эгерини! Но я уже играл в эту игру, а ты – нет. И проиграешь!

– Это ты так думаешь,– хрипло сказал Фаргал.

Палач ответил ухающим смешком. Затем швырнул прут наземь, подхватил ведро с водой и опрокинул себе на голову.

– Если бы не такие, как он,– сказал заплечный мастер чиновнику,– я остался бы без работы. Развязать язык этому эгерини – настоящее искусство!

– Ни хрена у тебя не выйдет! – сказал Мормад.– Давай поспорим на золотой, мы опозорим твое умение!

– Откуда у тебя золотой, тюремная вошь? – усмехнулся палач.– Но если он не закричит к концу этой стражи, я дам тебе воды.

– Давай наоборот,– предложил Мормад.– Ты дашь ему воды, если я не закричу!

– Ты так заботишься об этом эгерини, словно ты его жена! Я угадал? – Палач заухал.

– Интересно, когда ты в последний раз видел свой хилый отросток? – спросил Мормад.– С таким пузом, как у тебя, ты можешь жениться только на верблюдице! Если она согласится.

– Палач! – крикнул чиновник.– Хватит болтать. Работай!

– Извини, земляк! – сказал Мормаду заплечных дел мастер.– Мы еще потолкуем.

И, взяв клещи, подошел к Фаргалу.

– У тебя толстая шкура, эгерини? – спросил он.– Давай-ка поглядим, сколько сала ты успел нагулять?

4

Солнце давно спряталось за горами, и день угас. Купиг ушел, пообещав вернуться к началу первой ночной стражи.

Мормад и Фаргал уже три с лишним часа висели на цепях. Вонь паленого заглушала запах человеческого пота. Мормад впал в беспамятство. Эгерини десятки раз терял сознание, но палач умело приводил его в чувство. Холодной водой или пронзающей до костей болью. Палач проиграл бы свое пари: Фаргал не кричал. Но и сил для того, чтобы отвечать насмешкой на пытки, у него не осталось. Торс сплошь покрыт ожогами, а из спины вырезаны полоски кожи, которые заплечный мастер выкладывал на полу так, чтобы Фаргал мог их видеть. Открытые раны палач смачивал едкой бурой жидкостью, останавливающей кровь и жгущей, словно раскаленное железо.

К концу пятого часа палач устал и проголодался. Ему принесли ужин и вино. Усевшись на циновке рядом с жаровней, толстяк с аппетитом поглощал жареную свинину и рассказывал Фаргалу, что он с ним сделает в ближайшие два часа, чтобы к возвращению чиновника эгерини «вел себя прилично».

Слова с трудом пробивались в сознание Фаргала. Много раз за эти пять часов юноша думал, что мука его достигла предела, но очень скоро палач доказывал ему, что до предела еще далеко.

«Таймат,– молился эгерини,– не дай мне сойти с ума!»

Он, к счастью своему, забыл, что существует боль пострашней, чем от раскаленного железа.

Но он не закричал и не позволил себя сломить. Некогда Фаргала защитила ненависть и любовь. Теперь – только ненависть.

Палач закончил ужин, слил в чашку остатки пива и поднес к губам эгерини. Юноша нашел в себе силы мотнуть головой. Пиво выплеснулось ему на грудь. Палач засмеялся.