Жорж Милославский. Время - вперед! - Юрий Ра Страница 34

------------------------

Дорогой читатель, нужна твоя помощь! Тут у Жоры переломный момент намечается. Как думаешь, есть смысл закончить всё в этой книжке или таки продолжить серию? Жду советов и комментариев. Угу?

Глава 18 Время поэзии

А день рождения свой я не отмечал, да и не очень хотелось. Тут еще разговор случился занимательный. Иду по территории поселка никого не трогаю, выруливает Козлов:

— Привет, Жорж!

— Здравия желаю, товарищ Артем!

— Ты не сильно занят, а то есть минутка зайти потрепаться?

— Ну что вы, какое «занят» — каникулы же! Пойдемте.

Как оказалось, руководство отслеживало все личные дела в том числе и на предмет дней рождения. Видимо, по принципу «не можешь отменить — возглавь». А тут четырнадцать исполняется, непорядок!

— Как отмечать будешь?

— Домой приеду, карандашиком в календаре.

— В смысле?

— Ну я уже не очень маленький, можно сказать, большой мальчик. Заяви я, что мне четырнадцать стукнуло, народ начнет встречные вопросы задавать по поводу моего приема в комсомол. Кому нужен этот геморрой? Ни мне, ни вам.

— Соображаешь. А если сказать, что тебе пятнадцать?

— И что это за радость — отмечать фальшивый день рождения? Не, я сразу мимо. Да вообще, дни рождения не мой фетиш. У меня Новый Год в приоритете.

— Ну так, значит так. Только не передумай тогда.

— Не подведу, товарищ Артем! Жизни не пожалею, а выполню это поручение!

— Иди уже, паяц!

Когда дверь за Милославским закрылась, к столу подошла идеолог Захарова:

— Как прошло?

— Как со взрослым. С ним вообще надо как со взрослым, тогда и его легче понять, и он не нападает.

— Да мы со всеми комсомольцами как со взрослыми общаемся.

— Ты не поняла, тут «как со взрослым» не прокатывает. Тут надо просто видеть перед собой взрослого человека и так строить диалог.

— Это недоразумение взрослое, что ли?

— Ладно, сама начнешь такие нюансы видеть, когда подрастешь. А сейчас результат такой: он молчит про свой день рождения, мы тоже. Туляки еще огребут за такой подарочек. Хотя я их понимаю. Привлекли внимание к своей организации, проявили напор инициативу.

Нарисовался поэтический вечер, по задумке организаторов делегаты Школы должны читать свои любимые стихи и объяснять, о чем они, и почему именно они. Такое начало вечера я не смог стерпеть и предложил корректировки:

— Товарищи, сама формулировка «должны читать свои любимые стихи» карябает моё чуткое ухо. Никто не ДОЛЖЕН читать любимые стихи. Это почти также отвратительно, как «должен быть счастливым». Мы МОЖЕМ читать свои любимые и просто свои стихи. Наверняка, кто-то пишет. И совсем нехорошо заставлять объяснять «почему и о чем». Есть русская пословица «не по хорошу мил, а по милу хорош» — смысл понятен?

После короткой дискуссии моё предложение приняли. Просто поэтический вечер, просто любимые стихи. Я подозреваю, что в такой парадигме и выбор читаемых стихов у народа изменится. Раз не надо пыжиться и объяснять, как в пятом классе. Во всяком случае, почти все читаемые произведения были про любовь, отношения и осень-весну. Коммунизм и молодость никто не рифмовал. Не удержался, вылез со своим, я накануне напрягся, вспомнил пару-тройку стишков и записал на бумажку.

— Сейчас будет сложно. Хоть и про любовь. Терпите:

У нас с тобой всё было в прошлой жизни.

А в этой ничего. И я не помню,

Встречал ли я тебя порою темной,

И если да, то много ли в том смысла?

Кому кричал «вернись!», проснувшись ночью,

Кого опять искал в пустой квартире?

И есть ли вообще в подлунном мире

Похожая хотя бы, пусть не очень…?

А смерть изменит это безвременье,

Когда не разделил на «до» и «после»

Не жизнь, не много лет, хотя бы осень

Той встречей, что ничто не переменит?

А в следующей жизни мы с тобою

Сумеем попытаться пересечься?

Так много смыслов прячет слово «вечность»,Реинкарнаций, страхов, криков боли. И есть ли вероятность так родиться, Чтоб ты опять ходила по планете? Как жить мешают мне вопросы эти. Мы Фениксы — несчастные две птицы. А вдруг, родившись чистым и счастливым, Я знать не буду о своей потере? И буду жить, в удачу свою веря, Пройду, плечо задев твоё… Но мимо.

Старался читать медленно с четкой артикуляцией и выделений правильных запятых. Чтоб смогли понять хотя бы некоторые.

— А это чьё?

— Жорж Милославский. Советский Союз.

— Врешь!

— Ребята, без обвинений, Милославский печатался в «Пионерской правде». Думаю, этого достаточно, чтобы понимать, что он уже поэт, хоть и юный.

— А еще! Дай еще что-нибудь свое, мы сравним.

— Пусть лучше скажет про уже прочитанное — о чем вообще оно?

— Да чего тут непонятного!

— А мне непонятно, вот такой я тупой.

— Парни, девушки, не галдите! Если надо, поясню, если хотите, прочту еще. Но у нас есть ведущая вечера — пусть она командует.

— Раз от самого Милославского пошла апелляция ко мне, вмешаюсь. Я составила для себя впечатление о прочитанном стихотворении, вполне взрослом, кстати. Но будет интересно, если автор коротко скажет, что он в него вкладывал, какой смысл. А потом предлагаю Жоре прочесть еще что-то. Нечасто мы встречаемся с настоящим поэтом, пусть юным.

— Коротко. Представьте себе, вы любите и любимы, живете вместе или нет, неважно. А потом умираете оба. И возрождаетесь как Феникс. Ну или как индусы. Оба. Только в разное время, в разных странах. И начинаете мучиться от неясного воспоминания о пережитой любви, искать родного человека, не зная имени, внешности. Но вдруг не помнить о той прошлой любви еще хуже? Вдруг вы каждый день проходите мимо того, кто был в прошлой жизни вашей половинкой, а вам по барабану. Что хуже?

— Во задвинул! Нифига себе!

— А где можно почитать твои стихи?

— Вот на этой бумажке. А когда выкину, уже нигде.

— Ты что, нигде не записываешь стихи?

— Записываю. На бумажках. Вот на таких.

— Давай еще читай, пока не выкинул!

Я лежу на асфальте каблуками растоптан.

У тебя в руке скальпель, но боюсь, ты не доктор…

У тебя даже ноги как орудие пытки.

Не сумел увернуться — недостаточно прыткий…

Я лежу на асфальте, на ветру дотлевая.

Не погашен тобою, просто брошен — бывает.

У тебя даже губы как ножи гильотины…

Ты сбиваешь как поезд и проносишься мимо.

— Это Вознесенский!

— Это Милославский.

— Еще давай!

— Во-первых, это не вечер поэзии. Во-вторых, я больше не помню. Бумажки кончились.

Школа подходила к завершению. Народ уже начал осознавать конечность данного этапа своего существования. Кто-то