Александр Мазин - Путь императора Страница 36

Горбун вынул охлажденный комочек – не больше половины ногтя – и сунул шарш в рот Фаргала. Эгерини не сопротивлялся. Хотя помнил, как отзывался о шарше Тарто, несколько лет живший в Фетисе.

Боль ушла. Словно вытекла из ран и рассеялась в воздухе. Фаргал вдохнул, выдохнул, обнаружил, что даже прикосновение одежды к ожогам не причиняет страданий, и засмеялся. Ему стало хорошо-хорошо. Как будто снова родился.

– Ага,– сказал наблюдавший за ним горбун.– Зацепило! Где Мормад?

– Я не мог взять его с собой,– ответил Фаргал.

И коротко пересказал события последнего дня.

– Значит, ты – эгерини? – Гусак нахмурил лохматые брови.– Но не шпион ведь? Это ведь брехня, верно?

– Нет, не шпион.

– Хорошо.– Горбун извлек из ларя круг колбасы, лепешки, пригоршню соленых оливок и вывалил на стол.– Давай, налетай,– пригласил он Фаргала.– Это хорошо, что ты не шпион. Шпиону я помогать бы не стал. А тебе помогу. Счас перекусишь – и пойдем. На вот, прихлебывай!

Рядом с едой появилась деревянная кружка с элем.

Фаргал думал, что после всех мытарств ему кусок в горло не полезет, но нет – он мигом умял всю нехитрую снедь.

Горбун наблюдал за ним и, едва Фаргал выплюнул последнюю оливковую косточку, поднялся:

– Пошли.

Фаргалу не пришлось драться, чтобы покинуть «гостеприимную» Нурту.

Не было и тайного хода. Все оказалось проще. Гусак привел его прямо к западным воротам, посовещался со стражником (кажется, эгерини слышал звон монет) и позвал Фаргала. Стражник тем временем отпер ворота, которые по высочайшему указу Владыки полагалось держать на запоре до первого луча солнца.

– Уходи в горы, парень, это – там.– Гусак показал рукой в темноту.– Сдается мне, ты выживешь и залечишь свою шкуру, но торопись. Гнать тебя будут, как белого оленя.

– Я выживу,– ответил Фаргал.– Я обещал вернуться и вытащить Мормада.

Горбун ничего не ответил, осторожно похлопал эгерини по плечу и заковылял прочь.

– Ну, ты идешь или нет? – недовольно спросил стражник, и Фаргал пошел.

5

Хорошая грунтовая дорога понемногу поднималась вверх. Фаргал то шел, то бежал по ней, пока между ним и столицей Карн-Апаласара не оказалось около десяти миль. Тогда эгерини свернул с дороги в лес и двинулся дальше в почти полной темноте, определяя направление на прогалинах по знакомым звездам. Поначалу Фаргал двигался очень осторожно, боясь повредить подошвы: он давно не ходил босиком. Но спустя некоторое время действие наркотика ослабело, и снова проснулась боль. Теперь Фаргалу стало не до того, чтоб выбирать место, куда поставить ногу. Боль запустила огненные когти в его тело и жгла, жгла…

Фаргал сбросил с себя пропитавшуюся сукровицей и кровью хламиду – стало чуть полегче. Юноша шел как в кошмарном сне. Перед глазами плавали черные полосы. Казалось, его сжигают живьем. Фаргал шел. Милю, две, три… Лес кончился, сменившись ровными рядами виноградников. Здесь было светлей, и росла мягкая трава, оплетающая ноги.

«Не упасть, не упасть…» – думал Фаргал.

Он боялся, что встать уже не сможет. Эгерини почти ничего не видел. Он не заметил, как кончились виноградники и снова начался лес. Все существо Фаргала сосредоточилось на том, чтобы заставить тело двигаться. Лес. Темнота. Боль, обливающая огнем при каждом шаге. Сколько он прошел? Этого Фаргал сказать не мог. Время перестало существовать.

Как сквозь сон эгерини услышал плеск воды. Он бессознательно двинулся на звук, споткнулся… и упал прямо в ручей. Холодная вода обняла его, в голове немного прояснилось. Некоторое время эгерини лежал, не шевелясь. Боль притихла, холод загнал ее внутрь. Фаргал вновь обрел способность думать.

Оказалось, что он потерял кнут и нож. А может быть, сам выбросил, чтобы легче было идти: предыдущие два часа полностью выпали из сознания. Ручей спас его. Эгерини вспомнил о погоне. Они не должны его найти. Не должны! Что-то такое рассказывал ему Большой… Ручей… А, вспомнил!

Фаргал вошел в ручей и принялся считать шаги. Когда набралось две тысячи, он применил трюк, о котором рассказывал Большой.

Сам-то ручей – не загадка. Умный следопыт пустит собак по обоим берегам и сразу определит, где вышел беглец. Поэтому Фаргал, выйдя в одном месте, сделал пару заячьих петель, вернулся по собственным следам, прошел еще шагов двести, прямо из воды вскарабкался на дерево (кто бы знал, чего это стоило его истерзанному телу), продвинулся поверху сколько мог, спрыгнул, вернулся обратно к ручью и прошел по нему еще полмили, до истока. Юноша никогда не был в роли преследуемого, но он нутром чуял, какими должны быть петли и сколько надо пройти по бегущей воде. Он хитрил, как лис, и обманул людей и собак. Будь на месте Фаргала кто-либо другой, этого оказалось бы недостаточно. Но один подарок Таймат по-прежнему оставался с ним, и дар этот, невидимый обычным человеческим взглядом, сберег юноше жизнь.

Рассвет Фаргал встретил на вершине пологого холма почти в двадцати милях от городских стен. Незадолго до этого он решил передохнуть, привалившись к стволу огромного дуба, между серых мшелых корней. Но едва Фаргал расслабился, боль зверем набросилась на него. Черные круги вновь поплыли перед глазами, мышцы налились свинцом, а на исполосованной спине словно костер развели. Фаргал застонал, перевалился на бок, но раны, оставленные раскаленными клещами, тут же напомнили о себе. Фаргал безумно устал, он хотел спать, ему нужно было уснуть, чтобы восстановить силы. Но уснуть юноша не мог. Почти час просидел он в тумане страданий и полубеспамятства, пока туман сумерек не истаял и трава вокруг снова не стала зеленой.

Рассвет помог. Фаргал нашел в себе силы подняться. Он побрел вниз, к ручью, по которому не так уж давно пробежал почти две мили, сбивая со следа погоню.

Ручей начинался здесь, у подножия холма, выбиваясь из-под крупных, черных снизу камней. Здесь была крохотная заводь – дно из чистого белого песка – и вокруг – зеленая перистая трава и несколько кустиков эльлола. Словно в подарок Фаргалу. Юноша знал это растение, им часто пользовалась Нифру, чтобы залечивать раны и умерять зуд от укусов насекомых. Ох, почему он не наткнулся на него пару часов назад!

Фаргал напился, затем влез в заводь целиком, устроив маленькое наводнение. Холодная вода ненадолго сняла боль. Какое блаженство!

Сорвав несколько мясистых, покрытых мягкими колючками листьев эльлола, Фаргал счищал кожу, разминал пальцами влажную мякоть и осторожно прикладывал к своим многочисленным ранам. Едкий сок эльлола жег, как кипящее масло, но Фаргал терпел, и очень скоро даже ожоги на боках перестали напоминать о себе. Осталась только боль в утомленных мышцах. И голод, который юноша кое-как утолил полудюжиной белых, совершенно высушенных солнцем грибов и двумя горстями молодых желудей, запив этот скромный завтрак сладкой водой из очистившейся заводи.