Кузница Тьмы - Стивен Эриксон Страница 36

Лошадь заржала и встала на дыбы. Когтистая лапа с размаху ударила ее по передним ногам, разбив деревянные доспехи и подбросив животное в воздух. Финарра почувствовала, что валится влево, а затем ощутила на себе чудовищный вес лошади. Не в силах поверить в происходящее, ошеломленная близостью возможной смерти, капитан ощутила, как одна ее нога выскальзывает из стремени, но они уже вместе падали наземь.

С другой стороны появилась вторая лапа. Все поле зрения Финарры заполнили мелькнувшие когти, затем последовал удар; конское ржание внезапно оборвалось, и женщина, кувыркаясь, отлетела в сторону.

Тяжело приземлившись на левое плечо, она увидела труп лошади, у которой были оторваны голова и большая часть шеи. Мерзкая тварь вновь рванулась вперед, раздирая лапами туловище несчастного животного. Послышался хруст костей, на песок хлынула кровь.

А потом демон снова застыл неподвижно.

Плечо Финарры пронзила боль. Кость была сломана, руку жгло огнем, кисть онемела. Женщина пыталась задержать дыхание, чтобы тварь ее не услышала, – она не верила, что та мертва, да и вообще сомневалась, что подобное существо способно умереть. Возможно, ему придавало жизненную силу некое колдовство, первобытная мощь, бросающая вызов рассудку, и даже если бы море Витр полностью растворило это страшилище, пожрав его вплоть до костей, на берегу все равно осталось бы нечто бесформенное, раскаленное добела и не менее смертоносное.

Сжав зубы от боли, Финарра начала отползать в сторону, зарываясь пятками в песок, и тут же замерла, увидев, как монстр дернулся и обрубок его шеи задрожал. Затем по всему телу прошла судорога, достаточно мощная, чтобы разорвать плоть, и демон будто обмяк. Шкура на его боку пошла пузырями, а затем лопнула, и сквозь нее показались сломанные концы ребер.

Немного подождав, Финарра продолжила медленное и мучительное отступление по песчаному склону. В какой-то момент под ее сапогом хрустнул камень величиной с кулак, но тварь никак не отреагировала на звук. Осмелев, женщина подобрала под себя ноги и поднялась во весь рост. Распухшая левая рука безвольно свисала. Повернувшись, капитан заранее мысленно проложила путь к отступлению среди валунов и осторожно двинулась вперед.

Добравшись до возвышенности, она обернулась и взглянула на далекое теперь чудовище. Седло пропало, как и все притороченное к нему снаряжение. Финарра могла различить копье, которым владела с тех пор, как прошла посвящение в свой День Крови, наполовину придавленное трупом лошади, ее преданной боевой подруги. Вздохнув, капитан направилась на восток.

Стемнело, и Финарра оказалась перед выбором. Она шла вдоль усеянного валунами хребта над берегом, но быстро идти не могла, тем более со сломанной рукой. Можно было спуститься к морю… но ей мешал страх. Неизвестно, была ли выбравшаяся на берег тварь одиночкой. То, что выглядело во мраке валуном, могло оказаться еще одним таким же монстром, выползшим дальше на песок. Имелся и другой вариант – свернуть вглубь суши, к пологому краю равнины Призрачной Судьбы, где трава полностью высохла, оставив после себя лишь гравий и пыльную землю. Опасность, учитывая быстро приближающуюся ночь, могла исходить из высокой травы: голые волки с радостью загонят добычу на безжизненную территорию.

Тем не менее на равнине она могла идти быстрее и, соответственно, добраться до своих товарищей намного раньше. Финарра достала длинный меч, когда-то принадлежавший ее отцу Хусту Хенаральду. Это было молчащее оружие, созданное в давние времена, еще до Пробуждения, закаленное в воде и раз за разом неизменно доказывавшее свою силу. Вдоль клинка струился извилистый узор, огибая рукоятку. В отполированном металле меча отражалось неземное сияние простиравшегося с левой стороны моря Витр.

Финарра свернула вглубь суши, прошла мимо изъеденных валунов, пока не добралась до самого края равнины. В стене черной травы справа от нее виднелись более темные просветы, отмечавшие тайные тропы зверей, обитавших на равнине Призрачной Судьбы. Многие из тропинок использовались какими-то похожими на оленей мелкими животными, видеть которых смотрителям доводилось редко, да и то не полностью: лишь мелькнет вдали кусочек чешуйчатой шкуры, зазубренной спины или высоко поднятый гибкий хвост. По другим тропам вполне могла пройти лошадь, и они принадлежали клыкастым хегестам, помеси рептилии и кабана, массивным и отличавшимся дурным нравом; но эти создания ломились сквозь высокую траву, ни от кого не скрываясь, и их было слышно издали. Не могли хегесты и догнать конного смотрителя: они быстро уставали или, возможно, просто теряли интерес. Единственными их врагами были волки, о чем свидетельствовали остатки туш, которые иногда находили на равнине, на примятой траве среди луж крови и обрывков шкуры.

Финарра вспомнила, как однажды слышала издали шум подобного сражения – пронзительный, врезающийся в уши вой волков и разъяренный рев загнанного хегеста. Воспоминание было не из приятных, и она не сводила взгляда с неровной стены высокой травы, мимо которой шла.

Над головой медленно возникали спиральные узоры звезд, похожие на брызги Витра. Легенды повествовали о временах, когда звезды еще не появились, ночной небосвод был непроницаемо черен и даже солнце не осмеливалось открыть свой единственный глаз. Камни и земля тогда были всего лишь телесным воплощением Тьмы, стихийной силой, превращенной в нечто твердое, что можно взять в ладонь или просеять сквозь пальцы. Если тогда в земле и камнях и присутствовала жизнь, то лишь в виде смутного обещания.

Обещания, которое ждало поцелуя Хаоса, будто живительной искры. Но Хаос начал войну с этой жизнью, воплощавшей в себе свойственный Тьме порядок. Солнце открыло свой глаз и рассекло все сущее надвое, разделив земной мир на Свет и Тьму, которые тоже вступили в сражение друг с другом, ставшее отражением борьбы за саму жизнь.

В подобного рода войнах обрел очертания лик времени. «С рождением заканчивается смерть» – так написали древние на пепелище Первых Дней.

Финарра не могла понять суть этого утверждения. Если нет ничего ни до, ни после – значит миг творения не вечен и вместе с тем непреходящ? Мир все еще рождается и одновременно умирает?

Говорили, будто в изначальной тьме не было света, а в сердце света не было тьмы. Но одно не могло существовать без другого, постижимое лишь в сравнении, – и в конечном счете разум смертного оказывался в ловушке скрытых в тени понятий. Финарра инстинктивно избегала любого рода крайностей, как в поведении, так и в характере. Она познала горький вкус Витра и пугающую пустоту безбрежной тьмы, сторонилась огня и ослепительного света. Ей казалось, будто жизнь может существовать лишь в таких местах, как эта узкая