Дмитрий Григорьев - Последний враг Страница 36

— Хр-р-р! — существо подпрыгнуло и скинуло на пол несколько книг.

Футляры упали и раскатились с неестественными лопающимися звуками, а хриссамэн уже потрошил вторую полку.

— Я тебя! — Никит поднял палку и замахнулся на него.

Уродец скорчил противную рожу и спрятался в глубине.

— Нет, ты у меня получишь! — снова закричал Никит и принялся шуровать палкой в темноте, пока не наткнулся на что-то мягкое. Но когда попытался вытащить палку обратно, она не поддалась. Никит потянул изо всех сил. Палку крепко держали, а из темной глубины полки донесся визгливый хохот.

Неожиданно палка рванулась вглубь, вылетела из рук Никита, и вскоре полка, нет, прямоугольная черная пасть выплюнула хриссамэна, выросшего уже до размеров туора и напоминающего темного мага, околдованного Юлом.

Никит не мог пошевелиться, а враг продолжал расти.

— Хотел поймать? — маг хрипло рассмеялся. — На, получай, получай!.. — Он не ударил, а лишь несколько раз замахнулся на Никита палкой, загоняя его на полку, в глубь стеллажа.

Библиотекарь сжался и полез сам. Началось обратное превращение. Рука неимоверных размеров смяла тело Никита в комок и пыталась запихнуть в один из пустых голубых футляров.

— Хрисс-с-с…ссамэны ему не нр-р-равятся… с-с-сам им с-с-станешь…

Никит видел, как жирные, поросшие волосами пальцы пытаются впихнуть в голубой тубус жалкие остатки его тела, напоминающие свернутую рукопись.

Страх неожиданно исчез, его сменило неудомение.

— Почему в этот? — заявил Никит. — Я в этот не хочу…

— Тебя не спрашивают, хр-р-рисс-самэн, — ответил черный маг.

Никит зашевелился, пытаясь развернуться. Он почему-то понял, что превращен колдуном в свиток и что слова, написанные на нем, остановят мага, достаточно произнести их. Но как ни пытался он развернуть пергамент своего тела, прочесть ничего не успевал, слишком сильно сжимала вражеская рука.

Однако и в футляр он пока не умещался: то один, то другой край свитка оттопыривался. Наконец, неимоверно скосив глаза, Никит прочел несколько букв: ДОБР… «Добро», — мелькнуло в голове Никита.

— Добро! — закричал Никит и вспомнил, что где-то рядом находится Юл. — Юл, помоги!

Рука неожиданно разжалась, выпустила его, и вскоре лицо Юла появилось перед Никитом.

— Ну вот, я же говорил, — произнес маг, — магия не может быть ни злой, ни доброй. Она никакая.

Никит проснулся и некоторое время лежал неподвижно, пытаясь прийти в себя.

«К чему бы сей сон?» Он приподнялся с лежанки, на ощупь взял огниво и, выбив резким движением искру, зажег лампу. Рассвет едва проползал сквозь окошко, затянутое вместо стекла непрозрачным бычьим пузырем.

«Уже утро». Через мгновение это подтвердил голос Эанта, поющий «Славу Хрону». «Утренняя молитва… Давно не пел Эант…» Никит обрадовался: возвращалась прежняя монастырская жизнь. Обычно в это время библиотекарь еще спал, но сейчас ложиться не стал: кошмар отвратил его ото сна.

И он, чтобы хоть как-то отвлечься от вновь нахлынувших мыслей, снял с полки один из голубых свитков. Теперь, прочитав уже больше половины, он вернулся к самому началу, из которого до этого прочел лишь первые несколько абзацев, посвященных битве Элга с неким магрутом, по прозвищу Хуруг. Судя по всему, повествование не начиналось с этой битвы, самое начало текста, возможно, первый свиток, было утеряно задолго до прибытия Никита в монастырь.

И сейчас он быстро нашел место, на котором в прошлый раз прервал чтение.

«И отер Элг с меча кровь воина, прозванного Хуругом.

И воскликнул:

— Нет более противника мне, о Боги!

И услышал он голос, идущий как бы ниоткуда:

— Да, всех победил ты в этом мире, о бесстрашный Элг, и нет воинов, тебе равных.

И смех звонкий наполнил небо.

— Кто ты и почему ты насмехаешься надо мной? — разгневался Элг. — Красив твой голос, но не вижу я облика твоего.

И отвечал ему голос ниоткуда:

— В конце пути ты узреешь меня, о Элг! Не было еще героя, одолевшего меня, и всякий видел лик мой… Лишь Боги не ведают его…

— Трудны твои загадки, о сладкоголосая! — воскликнул Элг. — И не знаю я на них ответа.

И звонкий смех снова прозвенел в вышине.

И понял вдруг Элг, кто насмехается над ним. И яростью наполнилось его сердце, ибо не было в нем места страху. И закричал, подняв глаза к синему небу:

— Тебя, тебя, непобедимая, я вызываю на поединок!

И услышал:

— Многие смертные бросали мне вызов, но не многие были достойны даже ответа моего… Но к тебе, возлюбленный мой, бесстрашный Элг, я приду как воительница к воину. Жди и готовься…

И услышал Элг позади себя звук, подобный звону струн итары, и обернулся…

Не было жизни в этом гибельном месте. Лишь хитроумный Атис, верный слуга Элга, взирал на господина глазами испуганными и удивленными.

И вопрос, подобно эллоре, слетел с губ хитроумного:

— С кем беседуешь ты, о Элг? Не поврежден ли твой разум мечом презренного Хуруга?

И ответил Элг:

— Разве не слышал ты, о Атис! Мой вызов принят!

И снова спросил Атис:

— Кого теперь ты вызвал на битву, о бесстрашный? Далеко ли твой новый враг?

— Не ведаю, где она, верный мой Атис, — ответил Элг, — и не знаю, когда мы сразимся…

И страх объял Атиса, ибо понял он, кому бросил вызов бесстрашный Элг. И воскликнул хитроумный:

— Уж не Унру ли, Смерть саму, собираешься ты победить… Воистину помутился твой разум. Нет против нее оружия… И меч, и стрелы бессильны против нее!

И промолвил тогда Элг:

— Слышал ли ты, о Атис, о Вратах Миров, дарующих бессмертие?

— О, да, господин мой, — ответил хитроумный, — но недоступны они человеку, ибо сама Древняя Смерть стережет их.

— Но ведь были герои, ходившие в Гибельный Край! — вскричал Элг. — Были победители магрутов, и не коснулась их рука Невидимой Смерти… И если страх не пускает тебя, один пойду я к сим вратам и добуду себе бессмертие.

— Сами Боги привели меня к тебе, о Элг… Тебе служу я и тебя оберегаю… Разве оставлю я тебя?!! — воскликнул Атис.

И отправились тогда они в землю Лисса, лежащую на пути к стране Древней Смерти, недоступному человеку Гибельному Краю.

И жил в земле Лисса человек, по имени Ритон. Был Ритон стар, но выглядел молодым, ибо знал секреты долгой молодости, и был он мудр и печален, ибо, как говорят древние, — во многой мудрости много печали. Ведал Ритон многое, и многие искали у него совета.