Владимир Корн - Опасные небеса Страница 37

– Как ты?

Скорчив страдальческое лицо, я заявил:

– Умру в следующее мгновение, если ты немедленно меня не поцелуешь.

– Люк, я серьезно.

– Я тоже серьезней некуда. У тебя очень красивые глаза, Николь, я тебе об этом уже говорил?

– Говорил, Люк, не раз, и не только о глазах, – по-моему, Николь даже немного зарумянилась. – И все же, как ты себя чувствуешь?

Плохо, если честно. Голова разламывается на части, левым плечом не пошевелить, а сама рука привязана к груди. Наверняка ключица сломана.

Я осторожно потрогал затылок свободной рукой. На ощупь шишка едва поместилась в ладонь. Это кто же меня так приложил, что я пришел в себя только через несколько часов? Судя по положению звезд в иллюминаторе, скоро наступит рассвет.

– Этот человек, кто он?

– Кьюль? Один мой давний знакомый, подлец еще тот. Меньше всего ожидал его увидеть здесь, в Банглу.

– Тогда, в Джессоре, это был он?

– Да, Николь, он.

Вот и верь тому, кто утверждает, что девичья память коротка – в Джессоре Николь видела Кьюля Джекоба мельком, а прошел с той поры год.

И все же, почему Кьюль так на меня отреагировал? Вообще-то причин ненавидеть его у меня самого значительно больше: когда-то он меня подставил, и если бы не поручительство Кторна Миккейна, не быть бы мне не то, что капитаном, даже навигатором.

Я присел за стол Джекоба, чтобы поговорить. Давно прошли уже те времена, когда кровь закипала только при одном воспоминании о нем.

– Николь, насколько все серьезно у меня с рукой?

– Думаю, через неделю ты уже забудешь о том, что с ней что-то случилось. Можно даже без поцелуев обойтись, – улыбнулась она.

– Нет, без них точно ничего не получится, – покачал я головой и поморщился.

Шишка на ней, казалось, покачалась отдельно от всей остальной головы.

В дверь постучали.

– Входите, – откликнулась Николь.

Дверь ненамного приоткрылась, и в образовавшейся щели показалась голова Берни Аднера.

– Входи, входи, Берни, – повторил вслед за Николь я.

Взгляд у Аднера был какой-то виноватый.

«Он собрался покинуть „Небесный странник“!» Не сказать, что внутри у меня все оборвалось, но беспокойство я все же почувствовал. Если он уйдет, то прощай все мои дальнейшие планы, связанные именно с ним. Все большие проблемы и беды начинаются, как правило, с маленьких неприятностей. И то, что я вчера получил по голове, не начало ли их?

– Говорите, Берни, говорите, – осторожно кивнул я, подумав: «У меня и денег сейчас не хватит, чтобы полностью с ним расплатиться, и это тоже проблема».

– Господин капитан… Сорингер, – все же начал он, старательно уставившись взглядом в палубу.

«Да не тяни же ты, отважный небесный паритель!» – начинал я уже злиться.

– В общем, простите меня за то, что мне… за то, что я… ну там, в корчме…

С таким облегчением мне давно уже выдыхать воздух не получалось. Он пытается извиниться за то, что в корчме не бросился мне на помощь! Да кто ее от тебя ждал?! От твоей помощи больше бы проблем возникло, чем толку.

– Берни, – мягко начал я, – вы абсолютно правильно сделали, что не ввязались. Такую голову, как у вас, беречь надо, и не стоит ею рисковать во всяких кабацких драках.

По-моему получилось убедительно. Единственное, что мне не очень понравилось – Николь взглянула на мою собственную голову. Но, по крайней мере, не улыбнулась и не сказала ничего. Хотя непременно скажет, чуть позже, когда мы останемся наедине, уж я-то ее знаю.

– В общем, идите Берни, и спокойно отдыхайте. Кстати, очень вас прошу и в дальнейшем не ввязываться в подобные события, даже если вам очень захочется – подумайте о нас, и о том, что мы будем делать, случись с вами что.

«По крайней мере, мне без тебя будет трудно обойтись точно», – подумал я, провожая взглядом сутуловатую спину Аднера.

Едва за ним закрылась дверь, и Николь уже открыла рот, чтобы сказать непременно что-то язвительное, слишком уж ее улыбка для этого предрасполагала, когда раздался новый стук.

– Капитан… это…

Родриг мялся у самого порога, хотя я широким жестом указал ему, чтобы он проходил и присаживался.

«Так, еще один, – и мне стало грустно. – Как они все не поймут, что своими извинениями только усугубляют мою печаль. Ведь это я капитан, и потому должен был оставаться во главе, командуя атакой или, в случае необходимости, отступлением. А тут мне даже неведомо, чем все закончилось. К тому же извиняются передо мной, а смотрят на Николь. Наверное, из-за ее осуждающего взгляда».

– Родриг, не вздумай даже извиняться! – едва не взревел я. – Все нормально, иди, отдыхай.

Еще один стук в дверь совсем меня не удивил. «Притвориться спящим? Тоже не вариант».

– Николь, солнышко, иди, скажи им, что все хорошо, ну сколько можно! – взмолился я, обращаясь к Николь, смотревшую на все происходящее с большим интересом. Девушка послушно вышла. Дверь оставалась полуоткрытой, и потому я слушал:

– Ну как же вы так – не смогли защитить своего капитана?! Как он себя чувствует? Очень плохо. Нет, до утра точно доживет. Да и потом с ним ничего не случится. Сможет ли что-нибудь съесть сейчас? Очень сомневаюсь, Амбруаз. Хотя давай сюда поднос, может, я все же смогу уговорить его съесть кусочек.

Я лежал и пыхтел, и больше всего мне хотелось вскочить с постели и втащить за руку Николь обратно в каюту. Явно же, весь этот концерт она устроила ради того, чтобы меня позлить, когда убедилась в том, что мне ничего не грозит. Уж ей-то, с ее даром врачевателя, понять это никаких трудов не составило. Наконец, Николь вошла в каюту, поставила поднос на стол, присела на краешек постели и тихо рассмеялась.

– Язва, – буркнул я.

Девушка посмотрела на мое лицо, и рассмеялась уже громче.

– Ведьма, – добавил я на всякий случай.

– Люк, там они все собрались, извиняться, – смеялась Николь, – даже Мирра. Уж она-то чем могла тебе помочь? Наверное, стоило запустить их всех вместе? Только не делай такой несчастный вид, будто умрешь в следующее мгновение: тебя твои блудливые глазки выдают. Ну-ка, ну-ка, что там приготовил Амбруаз, чтобы его капитан поскорее выздоровел?

Открыла она крышку одного из трех судков, и до меня донесся аппетитный запах тушенной с овощами рыбы.

– М-м-м, вкусно! – сообщила Николь некоторое время спустя. – Мне, что ли заболеть? Нет, ну надо же! Тут еще и мясо есть! А что это тут у нас на десерт? О-о-о! Вишневый пудинг! Ты лежи, лежи, вдруг кто-нибудь заглянет, а я им сказала, что тебе ну очень нехорошо, чтобы они помучились. И что же они увидят? – продолжала веселиться она.

Затем вдруг разом посерьезнела.

– Ну хватит уже, что-то я действительно разошлась. Наверное, потому, что ты даже не представляешь, что я пережила, когда ты упал как подкошенный. Ты и вправду не поднимайся, я тебе все в постель подам. Хочешь, с ложечки покормлю? Вернее, с вилочки.