Дуглас Брайан - Воин из пророчества Страница 38

— Ты поговорил с ней?

— Нет, — тотчас ответил Арилье. И, после паузы, спросил: — А ты?

— Нет.

— Пусть сама решит, — молвил Арилье.

Так тяжело было у них на душе, словно они только что распрощались с самым дорогим, что было в их недолгой жизни.

Караваи, не останавливаясь, шел по плоскогорью весь день. Убежище, куда они направлялись, находилось в горах, на расстоянии полутора дней пути от Патампура. Люди валились с ног от усталости, по никто не роптал: все понимали, что бегут от смерти, а когда спасаешь жизнь — тут не до жалости к себе.

С наступлением ночи движение не прекратилась. Все так же скрипели телеги, фыркали в темноте кони. Никто из беглецов не разговаривал. Взошла луна, озарила колонну ярким светом. По серой траве побежали плоские тени. Впереди черными громадами высились всадники — охрана каравана; второй небольшой отряд замыкал шествие.

Впереди уже поднимались горы, пока еще смутно различимые во тьме. Там был конец пути — укрытие от набега.

Дробный топот разбил привычные размеренные звуки. Какой-то всадник пронесся вдоль каравана из начала в конец растянувшейся колонны.

Большинство идущих людей были так измучены, что даже не повернули головы посмотреть, кто это скачет. Ясно: кто-то из воинов сопровождения.

Но это оказалась девушка. Рукмини. Даже и лунном свете было видно, что она сильно взволнована. Растревожили ее не события — собственные мысли. Все то время, что караван удалялся от Патампура, сердце Рукмини рвалось из груди назад, в крепость, к друзьям, которых она там оставила.

Их ведь могут убить в предстоящем бою! И тогда она никогда не сможет открыть им все, что у нее на душе. Никогда Траванкор не узнает, как сильно она его любит. Никогда не услышит Арилье о том, какой он друг, какой он чудесный товарищ, какой он хороший, верный человек…

Наверное, они и без того все это знают. Люди всегда знают истину, даже если никто не позовет ее по имени.

Но Рукмини не сомневалась и в другом: что бы ни знали, о чем бы ни догадывались ее друзья, во время решающей схватки с врагом она должна быть рядом.

Что толку обманывать себя? Она не может жить, не видя Траванкора… Разлука убивает ее верней вражеской стрелы.

— Гаури! — крикнула Рукмини, подскакав к сестре.

Та повернулась.

— Рукмини! Что-нибудь случилось? Ты обеспокоена. Нас выследили?

— Нет… — Рукмини отвечала, чуть задыхалась. — Ничего дурного не случилось. Никакой погони я не заметила. Скорее всего, все происходит именно так, как говорил Шлока: Шраддха го своим воинством движется прямо к стенам Патампура. Он, кажется, и не догадывается о караване. Нет, я хочу сказать тебе о другом. Гаури, я возвращаюсь назад, в Патампур.

Гаури схватила ее за руку.

— Одумайся, Рукмини! Ты должна быть с нами. Тебе приказано оставаться с караваном! Ты… ты ведь воин, не так ли? Мальчишки учили тебя сражаться! Я сама видела.

— Как и тебя, — фыркнула Рукмини. — Ты медь не только смотрела, как мы фехтуем, не гак ли, сестрица? Если бы из палок можно было высекать искры, то вы с Арилье…

— В караване нужны воины, — перебила взволнованная Гаури.

Мысль об Арилье тревожила ее, но девушка не хотела вспоминать о нем сейчас, когда нельзя отвлекаться на чувства. Она и сестру не одобряла именно поэтому. В разгар войны — не до любовных томлений! Кого угодно могла обмануть Рукмини, но только не Гаури: Рукмини возвращается в осажденный город не для того, чтобы сражаться. Рукмини рвется к возлюбленному.

Сердясь на старшую сестру за легкомыслие, Гаури продолжала:

— Да, мы с тобой — воины, за неимением лучших. И нам поручено охранять караван наравне с мужчинами. Разумеется, с большим отрядом врагов мы не справимся, но случайный набег нескольких неприятелей отобьем без особого труда. Ты, да я, да еще несколько стариков, которые достаточно сильны, чтобы удержать в руке меч.

— Вы запросто обойдетесь и без меня — убежище уже близко, — Рукмини покачала головой. — А я должна быть не здесь, не со немощными и детьми, а там, в крепости… с ними.

И, не позволив Гаури опомниться, она погнала коня прочь. Несколько секунд девушка следила за сестрой, мчавшейся навстречу грядущей битве. Затем, привстав на стременах, закричала:

— Рукмини! Остановись!

Не оборачиваясь и никак не показывая, что слышит, Рукмини нахлестывала коня. Распустив хвост, Светамбар радостно мчался но траве. Ему надоело плестись шагом, приноравливаясь к медленному ходу каравана.

— Ах ты! — вскрикнув от досады, Гаури помчалась в голову колонны и громко позвала младшего брата: — Ратарах!

Парень обернулся. Гаури покачала головой.

Как он мог быть таким беспечным! Неужто не видел, что творится с их старшей сестрой? По лицу Рукмини обычно трудно бывает прочитать, что она чувствует и о чем думает, но уж Ратарах-то должен был ее знать! Он все время находился рядом с Рукмини — и ему даже в голову не пришло понаблюдать за нею. Вероятно, сам замечтался о подвигах, которые совершит, когда ему позволят вступить в бой. Замечтался и проморгал сестру. А Рукмини, своевольная и дерзкая, легко обвела его вокруг пальца. И она, Гаури, тоже хороша. Не смогла уговорить старшую сестру. Влюбленная девушка глуха к доводам рассудка, стало быть, надо остановить ее силой.

— Ратарах! — донесся до слуха юноши крик Гаури.

Он встрепенулся, стряхнул с себя полусонные грезы. Медленно двигаясь в одном ритме целый день и почти всю ночь, он действительно задремал в седле.

— Ратарах, не отпускай ее одну!

Он проснулся сразу.

Сна как не бывало.

Рукмини! Несколько раз она говорила ему, что собирается вернуться и принять участие в предстоящей битве. Неужели она выполнила свое намерение? Судя по огорченному лицу Гаури, так оно и есть. Ни о чем больше не спрашивал, Ратарах помчался следом за исчезающей и ночи тенью.

— Рукмини! Подожди, стой! Рукмини!

Попробуй настигнуть ее, когда она мчится не разбирая дороги…

Эта бешеная погоня продолжалась весь остаток ночи и только к утру, когда небо и воздух стали розовыми, юноша настиг наконец сестру.

Уже скрылись за горизонтом горы, к которым лежал путь каравана. Скоро поднимутся впереди стены Патампура и станет видна вражеская армия, растянувшаяся по равнине.

Рукмини ехала по старой караванной тропе, почти скрытой в густой траве плоскогорья. Камышовые заросли расстилались перед ней, стебли гнулись на утреннем ветерке, словооохотли-во рассказывали о каких-то бесполезных для человека тайнах.

С досадой оглядываясь на брата, Рукмини все погоняла коня.