Антон Демченко - Шаг первый. Мастер иллюзий Страница 4

– Ерофей Хабаров, рад знакомству, господин полковник. – Коротко кивнул я в ответ, постаравшись незаметно одернуть чуть коротковатые рукава пиджака.

– Очень приятно, юноша. – Обозначил улыбку окружной атаман и ткнул указательным пальцем в деда Богдана: – Вот, пенек ты, мхом поросший, седины нажил, а вежеству так и не обучился! Смотри на парня да на ус мотай, раз уж даже Ружанка тебе до сих пор манер не привила!

– Это ты мне о вежливости рассказывать будешь?! – взвился старик. – Держишь гостей на пороге, пальцем в них тычешь, словно недоросль в медведя на ярмарке, и туда же, манерам учить суешься?!

– Понеслась душа в рай. Это, оказывается, я виноват, что ты посреди коридора застрял и орешь на всю управу, – фыркнул полковник и, не дожидаясь, пока дед Богдан начнет новую тираду, спросил: – Чай или кофий?

– Чай, – выдохнув, буркнул старик. Полковник ухмыльнулся и, посторонившись, жестом пригласил в свой кабинет.

Кабинет окружного атамана оказался весьма уютным. Никакой ненужной роскоши и ультрасовременных прибамбасов. Добротная массивная мебель, пара каких-то приборов на столе, абсолютно неузнанных мною, застекленные стеллажи с книгами и какими-то папками… и небольшой уголок для отдыха под врезанным в крышу окном. Именно туда нас и потащил хозяин кабинета. А уже через минуту на журнальном столике перед нами появился поднос с чайным набором, принесенный… адъютантом. Язык у меня не повернется назвать этого человека секретарем, не тот типаж. Как и Турчанинов, его помощник щеголял военным мундиром, да и выправка с головой выдавала в нем кадрового офицера.

– Что ж, теперь, пожалуй, можно и о деле поговорить, – хлопнув широкими ладонями по коленям, провозгласил Турчанинов, когда был выпит чай и обсуждены все достойные новости, мне, к сожалению, совершенно непонятные.

– Пора так пора, – расправив усы, степенно кивнул дед Богдан. – А у тебя все готово?

– Обижаешь, – хмыкнул полковник. – Как ты мне позвонил, так я сразу распорядился обо всем необходимом. Осталось только заполнить анкеты, сделать фото и откатать биометрию. Ну, а свидетелями выступим мы двое.

Поднявшись с жалобно скрипнувшего кресла, Турчанинов прогулялся до своего рабочего стола и вернулся к нам с папкой в руках, которую тут же плюхнул мне на колени. Я бросил короткий взгляд на старика и, получив в ответ ободряющий кивок, открыл коленкоровую обложку, под которой обнаружилось лишь несколько листов анкеты и обычная гелевая ручка.

– Я в курсе, что у тебя имеются провалы в памяти, парень, – прогудел полковник. – Ружана с Богданом просветили на этот счет. Так что не переживай, если на какие-то вопросы не сможешь ответить, это не страшно.

Благодарно кивнув хозяину кабинета, я взялся за ручку. С именем-фамилией проблем не возникло, поскольку от данных родителями отрекаться я не собирался. Да и деваться особо некуда. Было бы странно, если бы я вдруг вписал не то имя, которым представился деду Богдану при знакомстве. Если, конечно, мое бормотание в полубреду на руках у старика можно было назвать знакомством. В общем, как был Ерофеем Павловичем Хабаровым, так им и останусь. Ну а Горазд Всеславич Святитский… увы и ах. Надеюсь, ему хорошо там, где он сейчас находится.

А вот следующий вопрос заставил меня задуматься, поскольку даже предыдущий владелец тела не знал даты его появления на свет. Со вздохом я отложил ручку и воззрился на деда Богдана, о чем-то тихо переговаривавшегося с хозяином кабинета.

Объяснение сути проблемы заняло почему-то довольно много времени. Поразительно, но мне было просто стыдно признаться, что я не знаю даты своего рождения. И только потом до меня дошло, что это не мои чувства. Стыдно было Горазду. Всегда. В приюте, где он жил, дни рождения воспитанников отмечались в конце месяца, тогда же их и поздравляли с праздником. И одиннадцатилетний мальчишка просто никогда не спрашивал у воспитателей о реальной дате своего рождения. А потом… потом был побег, и спрашивать стало некого.

– Хм… дилемма, – протянул полковник, но тут же просветлел лицом. – Стоп! День рождения у тебя, так или иначе, в мае. А четыре дня назад ты, можно сказать, заново родился, правильно? Ну и пиши, что родился двенадцатого мая семь тысяч пятьсот девятого года.

Дальше дело пошло проще и почти без затыков, так что через полчаса я сдал анкету адъютанту полковника, после чего он сфотографировал мою физиономию, откатал сканером ладони, а еще через полтора часа я стал обладателем идентификационной карты русского подданного. Вот так просто и незатейливо, был гражданин Российской Федерации, а стал подданным русского государя.

Глава 2

Легкость, с которой у меня на руках оказался кусочек пластика, несущий в себе одновременно паспорт, страховое свидетельство, доступ к счету в казначействе, пока, к сожалению, абсолютно пустому, налоговый и сетевой идентификатор, чуть не вогнала меня в ступор. Ну как такое возможно?! Нет, у меня в жизни бывали случаи феерического везения, когда смерть проходила в миллиметрах и, мазнув по мне сожалеющим взглядом, исчезала за спиной, но такого фарта, как встреча с дедом Богданом и теткой Ружаной, не было никогда. Это, по-моему, вообще что-то запредельное. Впрочем, я и в чужие тела прежде не попадал и по иным мирам не шлялся… вроде бы. По крайней мере, память моя таких путешествий не помнит. Может это везение оказаться событием того же порядка? Да кто ж его знает…

– Ну что ж, Ерофей Павлович… поздравляю с принятием подданства, – серьезным тоном произнес Турчанинов, пожимая мне руку, на что дед Богдан только что глаза не закатил. И это не осталось незамеченным хозяином кабинета. Он укоризненно взглянул на старика и покачал головой. – Да, я говорю это абсолютно серьезно, Богдан. Парень с одиннадцати лет шатался по стране, и никаких документов у него не было, а значит, и подданным государя он до сих пор не был.

– Что значит документов не было? – нахмурился старик, бросив на меня короткий взгляд.

– То и значит. Данные мальчишки в базах отсутствуют, значит, с государственными ведомствами он дел не имел… если не считать приюта, но биометрия с воспитанников подобных заведений снимается лишь последние три года. И кстати, ни в одном из них Ерофей Павлович Хабаров не числится.

– Час от часу не легче. – Дед Богдан повернулся ко мне. – Так ты у нас, получается, человек-невидимка, а, Ероха?

– Наверное, – пожал я плечами. – Но даже если так, я этого все равно не помню.

– У меня есть предположение, как вообще могло случиться что-то подобное, – проговорил Турчанинов. – Богдан, обрати внимание на имя-отчество твоего подопечного. Часто тебе такое встречалось?

– Хм, не то чтобы… думаешь, раскольники? – хмуро спросил старик.

– Очень похоже. Я даже скажу, какие именно. Только у новониконианцев крестильные имена используются в обычной жизни. И эти сектанты, кстати, до сих пор отшельничают и не желают иметь дел с государством. Так что, если Ерофей был принят в одной из их общин, нет ничего удивительного в том, что он до сих пор не попадал в зону внимания государства.

– Ну, точно человек-невидимка, – задумчиво хмыкнул старик.

– Ага, Неуловимый Джо, – сухо поддакнул я.

– Почему «неуловимый»? – с любопытством поинтересовался Турчанинов.

– Потому что нахрен никому не нужен, – отозвался я под смешки моих собеседников.

– Интересная трактовка, – отсмеявшись, заметил окружной атаман, но тут же посерьезнел. – Что ж, предлагаю отложить эти предположения в сторону, по крайней мере до тех пор, пока к Ерофею не вернется память, а у нас сейчас есть и более важные вопросы.

– Какие, например? – поинтересовался я.

– Образование, – ответил полковник. – Твои сверстники как раз сейчас заканчивают учебный год, но ввиду твоей амнезии и, как я подозреваю, весьма отрывочных знаний школьных предметов, сильно сомневаюсь, что ты сможешь сдать переводные экзамены вместе с ними. Для решения этой проблемы я уже пригласил своего товарища, он курирует в том числе и некоторые образовательные учреждения округа. Послушаем, что он может предложить?

– Ингварь, ты… – старик на миг замялся. – Спасибо. Я совсем об этом не подумал.

– Не за что, за мной должок, ты ведь помнишь, Богдан? – усмехнулся Турчанинов.

Школа… меня передернуло. Я и в своем-то детстве-юношестве не особо любил это заведение, и повторять эту историю сейчас, на сорок первом году жизни, меня совсем не тянет. Вот совершенно! И не надо о ностальгии и славных школьных деньках. О них, может, и приятно вспоминать, но переживать всю эту «феерию» заново, увольте.

Правда, похоже, что интересоваться моим мнением на этот счет никто не собирается. По крайней мере, когда я отвлекся от невеселых дум, в кабинете стало больше на одного человека, и присутствующие уже вовсю обсуждали с только что пришедшим толстячком, затянутым в черный мундир со скромным серебряным шитьем на лацканах, возможные перспективы получения одним молодым человеком школьного аттестата. Призрак школы встал передо мною во весь рост. Не-не-не, так дело не пойдет, эдак я оглянуться не успею, как на меня напялят школьную форму, ранец и всучат гладиолусы! Пора брать ситуацию в свои руки.