Андре Олдмен - Заговор теней Страница 4

Черноволосый усмехнулся, извлек из колчана стрелу и, держа лук наготове, двинулся к дереву. Краем глаза он следил за птицей, готовый отразить нападение с воздуха, если та окажется хранителем этих мест.

Он шел осторожно и чутко, мелкий щебень едва похрустывал под каблуками его потертых сапог.

Но птица все так же описывала круги и не собиралась снижаться. Нергал ее разберет, может быть, сей летун и не имел никакого отношения ни к дереву, ни к заповедной супнице… Вблизи пальма имела вид еще более жалкий. Ствол ее местами подгнил, лоснящиеся черные муравьи деловито сновали вверх-вниз, занятые своими важными делами, бурые, отвратительного вида наросты виднелись среди жесткой щетины дерева, а в нескольких местах проглядывали глубокие, полузаросшие уже надрезы, в которых что-то тускло поблескивало. Человек провел пальцем по одному из них и с удивлением понял, что в теле дерева сидит кусок металла, еще хранящий крепость и остроту хорошо отточенного лезвия.

Потом он увидел то, ради чего явился сюда — небольшой, величиной с кулак ребенка плод, покрытый золотистой кожурой. Плод висел возле самых листьев, от земли до него было локтей двадцать, и черноволосый оглянулся вокруг, отыскивая палку, которой можно было бы воспользоваться.

Тут и раздался голос, заставивший пришельца вскинуть лук и направить наконечник стрелы в ту сторону, откуда донеслись слова. Говорили по-вендийски, но с сильным акцентом:

— Остановись, несчастный, да падет гнев Богини Смерти на твою голову! Не смей прикасаться к тому, что принадлежит лишь богам и достойным, не оскверняй дар священный своими грязными лапами! Если же дерзнешь ты возжелать Золотой Плод, то придется тебе иметь дело со мной, Хранителем в броне крепкой, с мечом разящим…

— Что-то я не вижу у тебя ни брони, ни меча, — насмешливо молвил черноволосый, разглядывая говорившего поверх древка готовой к употреблению стрелы. — Или ты собираешься драться со мной своими хворостинами?

Хранитель, стоявший на краю тропинки, по которой еще недавно прошел в котловину человек в афгульской одежде, представлял собой зрелище довольно странное, если не сказать жалкое. Был он космат, низкоросл, одет в длинную посконную рубаху распояской, из-под которой выглядывали грязные босые ноги, а на плечах действительно держал здоровенную вязанку хвороста. Седые волосы, падавшие на широкие плечи, обильно украшали репьи и паутина. Единственным оружием служил ему маленький самодельный лук, висевший у пояса.

— Вот так всегда, — в сердцах буркнул Хранитель и бросил вязанку себе под ноги, — ну что я за человек такой, горе горькое, беда бедучая…

Сказано это было на тауранском — одном из диалектов аквиленского языка. Черноволосый пенял и заговорил по-аквилонски:

— Так ты с Запада, чучело? Какими ветрами занесло в Вендию?

— Гляжу, и ты не афгул, хоть и вырядился в платье этих разбойников, — отвечал хранитель пожелайдерева. — Аквилонец?

— Киммериец, если тебе приятней видеть северного варвара, а не дикого степняка.

— О Митра, — воздел неопрятную бороду Хранитель, — видать что-то случилось с миром за те годы, что я стерегу этот трухлявый кол, если киммерийцы уже шастают по джунглям Вендии! Разве вожди ваших кланов не клялись в форте Венариум сидеть тихо среди мерзлых скал и не досаждать цивилизованным народам?

Лицо варвара потемнело, а правая рука сильнее натянула тетиву лука.

— Я не убиваю безоружных, — сказал он севшим голосом, — только в крайних случаях. Считай, что такой случай наступил.

— Постой! — Хранитель умоляюще выставил перед собой мозолистые ладони. — Ты ведь пришел за Золотым Плодом? Значит, должен биться со мной по всем правилам, иначе дело не выгорит. Я вовсе не хотел оскорбить тебя! Знаешь, когда сидишь один в глуши, так хочется поболтать со свежим человеком, а вот представился случай — и ляпнул бестактность. Всегда со мной так — одни неприятности. Ну да Нергал с ним, с Венариумом, если тебе эта тема неприятна…

Киммериец опустил лук, все еще жалея, что не может сразу прикончить косматого нахала.

— О приятности пусть пекутся аквилонцы, — проворчал он, — сдается мне, их летописцы не станут поминать бесславную кончину форта и всех его обитателей. Я там славно погулял семь лет назад и могу засвидетельствовать: знатная была резня. Что же до клятв, то, может быть, кто-нибудь из вождей, хватив лишку, и болтал нечто подобное: у каждого народа найдутся свои трусы и предатели. Мыслю, все они тоскуют по доброй браге на Серых Равнинах. Хранитель закатил глазки и пошевелил волосатыми пальцами, изображая не то ужас, не то восхищение. Потом сказал, снова переходя на вендийский:

— Воистину ты достойный соискатель, о неустрашимый воитель Севера! Если будет на то воля Индры, и ты меня одолеешь, Плод Желаний будет принадлежать тебе по праву, клянусь Асуром и Катаром, а также мировой черепахой и Золотой Горой!

И добавил по-таурански, опасливо поглядывая куда-то вверх:

— Прости, что застал меня в столь затрапезном виде, я, видишь ли, вынужден сам собирать топливо для очага. Позволь мне пойти в дом и облачиться, потом мы немного поболтаем и, если захочешь, скрестим оружие.

— Валяй, — кивнул варвар, — покончим с этим делом побыстрее, я намерен засветло отплыть вверх по реке.

Пока страж пальмы возился в своем жилище, киммериец извлек из заплечных ножен прямой длинный меч и осмотрел лезвие. Лезвие было доброе, слегка синеватое, обоюдоострое, отлично заточенное. Клинок сей достался варвару от одного немедийского рыцаря, имевшего неосторожность путешествовать через гирканские степи в сопровождении всего лишь полусотни слуг и вассалов. Чванливый был нобиль, прими Митра его душу, хотя и отменный рубака. Следовало бы прихватить сюда и его броню с вычервленной бычьей головой, извергающей пламя, но, во-первых, тяжелая броня — неподходящий наряд в жарких вендийских джунглях, во-вторых, за нее на рынке Айодхьи дали отличную лодку и кое-что на дорожные расходы, в-третьих, северянин привык более полагаться на свою силу и ловкость, чем на металл, прикрывающий грудь и плечи. Да и отвык он от тяжелых доспехов, гуляя по степям с вольными разбойничками…

И все же, когда Страж явился пред ним в боевом своем облачении, варвар слегка пожалел о немедийском нагруднике: его противник подготовился к схватке всерьез, и не похоже было, что он собирается уступать свое сокровище за здорово живешь.

Длинные волосы Хранитель связал на затылке пучком, который теперь выбивался из-под островерхого шлема, покрытого зеленоватой чешуйчатой шкурой неведомого гада, с султаном шафрановых перьев и маленькими черными крылышками по бокам. От пояса до подмышек торс его плотно охватывали толстые жгуты синей ткани; сияющие в солнечном свете оплечья плавно поднимались, оканчиваясь двумя носорожьими рогами, покрытыми красным лаком; широкий воротник с насечкой прикрывал шею; кожаный нагрудник, укрепленный при помощи широких, перекрещивающихся на спине сыромятных ремней, спереди покрыт был нашитыми золотыми пластинками с изображениями танцующих многоруких фигур вендийских божеств. Ноги и бедра воина прикрывали расшитые серебряной нитью дхоти, стянутые на поясе шелковым малиновым кушаком, обут он был в желтые постолы — высокие мягкие кожаные сапога без каблуков, похожие на мешковатые чулки.