Терри Донован - Долина дикарей Страница 42

— Конан, помоги! — умоляюще завопил он.

Киммериец был в основном занят тем, что пытался не попасться сам. Щупальца атаковали его, будто голодные пиявки, он рубил их, но из песка появлялись все новые и новые.

— Конан! — вопль Гилвана был столь отчаянным, что Конан отвлекся на мгновение, и увидел, что ноги юноши наполовину погрузились в песок. — Они сейчас отгрызут мне ноги!

— Нож, болван! Используй нож! — крикнул Конан. Он помог бы юноше, но щупальца, которые держали его, уже скрылись в песке, и ударом меча он рисковал рассечь его ногу.

— О, какой же я дурак! — догадался Гилван и, выхватив нож, с остервенением воткнул его в собственную ногу.

Вряд ли он сделал это преднамеренно, скорее всего, просто потому, что рука его дрогнула и он промазал мимо цели. Брызнула кровь, но Гилван больше не вопил. Он нашел в себе силы вновь ударить ножом — и на этот раз попал, куда нужно.

Все щупальца вдруг разом втянулись. На песке остались лишь обрубки. Гилван полз, оставляя за собой кровавый след.

Конан поднял голову и увидел, что черные бутоны растений на стене раскрылись — и в них оказались не цветы, а глаза. Круглые глаза с черными зрачками. А в середине меж зарослей из этих странных глаз стали раздвигаться в стороны трещины в скале.

Оттуда потянуло еще более жутким зловонием, чем было в пещере. Тошнотворнейший из запахов, которые Конан когда-либо чувствовал.

Из полураскрывшихся щелей наружу полезло что-то вроде человеческих кишок, только кишки эти извивались, и их становилось с каждым мгновением все больше и больше. И вся эта зловонная масса приближалась к юному крестьянину, отползающему слишком медленно.

Лунь первым пришел ему на помощь. Он схватил его за волосы и потянул. Это ничуть не ускорило продвижение Гилвана, но заставило Конана действовать, С запозданием он отметил, что взгляд глаз на черных стебельках заворожил его. Он схватил Гилвана и, забросив его на плечо, кинулся прочь из жуткой пещеры. Пожалуй, если бы не Лунь, он мог бы все еще стоять и наблюдать, как тошнотворное месиво приближается к нему.

Конан бежал, думая о том, что осталось позади. Остановился он только в большой пещере, с твердым полом и низким потолком. Огненные

улитки мирно сидели на стенах. Все было спокойно.

— Как твоя рана? — спросил Конан, опуская крестьянина на холодный пол с мелкой каменной крошкой.

— Пустяки, — отозвался Гилван.

— Я все же посмотрю. — Конан бесцеремонно ощупал рану юноши. Пальцы у него были сильные и действовал он достаточно грубо для того, чтобы Гилван не сдерживал стоны. — Действительно, пустяки, — подытожил он. — Рана поверхностная, по сути, ты только порезал кожу. Так что пойдешь сам. Больно, но двигать ногой ты вполне можешь. Обойдешься без моей помощи.

— Помоги мне встать, — сказал Гилван.

Конан протянул ему руку и поднял. Крестьянин, скорчив страдающую мину, проковылял несколько шагов, и вдруг замер, словно наткнувшись на невидимое препятствие.

— Я чувствую ее запах! Запах нашей принцессы! Он немного изменился, но я все равно узнаю его! Она была здесь совсем недавно.

Обезьяна по имени Лунь тоже чувствовала этот запах, но поскольку ничего не могла сказать людям, просто устремилась по следу.

— И твой зверь тоже почувствовал! — закричал Гилван и устремился за обезьяной так рьяно и с такой прытью, что даже позабыл прихрамывать на раненую ногу. Но через несколько шагов вспомнил.

Запах женщины снова вел мужчин. Настойчиво звал к себе, не давая передышки. Прошло немало времени, прежде чем посреди огромной пещеры они увидели пирамиду, на вершине которой стоял полупрозрачный светящийся куб. Внутри двигались какие-то тени. Свет становился то тусклым, то снова разгорался. К вершине пирамиды вела лестница с высокими ступенями.

— Кром, что это? — воскликнул Конан.

— Что бы это ни было мы должны спешить! Я чувствую, что Гизелла в опасности! — отозвался Гилван.

Лунь первым кинулся вперед, остановившись лишь на мгновение перед самой пирамидой и что-то подняв с земли. Конан и Гилван догнали обезьяну на второй ступени. Несмотря на всю свою ловкость, по ступеням обезьяна передвигаться толком не умела, к тому же одна ее лапа была занята. В маленькой ладошке зверек что-то сжимал. Конан подхватил обезьяну и посадил к себе на плечо. Чем выше они поднимались, тем быстрее становилось биение света. Вскоре людям стало казаться, что свет уже мерцает у них внутри. Этот свет обжигал и высасывал силы, словно солнце в песчаной пустыне где-нибудь посреди Черных королевств. На верхней площадке Лунь спрыгнул с плеча Конана и шагнул к стене куба. Так, будто ее вовсе не существовало. И прошел сквозь нее! Гилван схватил Конана за локоть.

— О, Кет, повелитель мрака! — сказал он и собрался повторить эту фразу, но не успел, потому что голова обезьяны высунулась из стены.

Крестьянин забыл закрыть рот.

— Иллюзия, — сообщил Конан. — Не бойся, такие фокусы умеют делать даже в публичных домах Кхитая.

Он, конечно, соврал, но юному крестьянину это пошло во благо. Он закрыл рот и перестал трястись.

— Я пойду первым, — заявил Конан и шагнул сквозь стену. Словно легкий порыв теплого ветра коснулся его — и больше ничего. Гилван шагнул вслед за ним.

То, что они увидели внутри, заставило их мгновенно забыть о каких бы то ни было страхах и фантазиях. Реальность затмевала любую ложь.

Громадный шестирукий младенец, розовый, как будто только что родился, с закрытыми глазами нависал над принцессой Газеллой, а из его широко разинутого рта выползала розовая многоножка.

Гизелла стояла на коленях и тряслась, как в лихорадке. Из ее темени навстречу многоножке медленно двигалась пиявка. Черная кожа пиявки лоснилась, и в ней отражался свет от стен куба, а потом стали заметны и буквы. Кожа пиявки сделалась как будто прозрачной, и внутри появились лица, подобные человеческим, но не совсем человеческие. Это были лица подземных дикарей. Испуганные лица. А потом одно из них лишилось носа, а из глаз и носа второго полилась кровь. Другие лица исказились от страха — и вдруг в них возникло нечто нечеловеческое. Вместо лиц — вытянутые мордочки с черными бусинками глаз.

И то же мгновение это видение исчезло. Розовая многоножка принялась пожирать пиявку. Она глотала ее, толчками продвигаясь вперед, словно змея, глотающая мышь.

Все тело принцессы Гизеллы била крупная дрожь. Пот катился градом. Голова моталась из стороны в сторону. Она должна была кричать, вся ее поза и напряженные мышцы свидетельствовали об этом, но она не кричала. На миг Гилван увидел лицо принцессы. На ее губах выступала кровавая пена.