Алла Гореликова - Корунд и саламандра, или Дознание Страница 42

– Ну что с тобой поделать, друг Анже! Давай посидим чуток в саду под солнышком, а потом…

Правда, он старается сидеть под солнышком как можно больше. Но в саду стоит удивительная тишина, на ранних вишнях в робкой зелени молодых листиков уже проклевываются бутоны… И верно ведь, гнать некуда, думаю я. Когда еще случится вот так спокойно посидеть под благодатным весенним солнышком.

И, уже вернувшись в сумрачную келью, не сразу берусь я за «серебряную траву». Сначала благодарю Сержа за то, что он выпихнул меня из тьмы Смутных Времен в цветущую весну.

И Господа – за свет этой весны.

4. Ожье, вассал короля Андрия

Горит костер, кипит в котелке похлебка, сидят рядом парни, для которых он – свой. Кое с кем из них Ожье сошелся коротко еще на пути в Двенадцать Земель, с другими познакомился только неделю назад, когда выехали из Славышти на юг. Нормальные парни, не хуже и не лучше тех ребят, с которыми он простился навсегда в Корварене. Разве что с поправкой на чужие обычаи… но к обычаям он уже привык. И разве ему здесь хуже, чем там? Лучше… хотя он и сам еще не понимает толком, почему. Может, из-за простоты общения, зачастую отметающей воинскую субординацию и условности благородного обхождения? Или из-за интереса к жизни, подогреваемого тем удивительным, чего не видел он ни дома, ни в Корварене? Да что говорить, хотя бы потому, что Юли рядом, что слушаются руки, что Сергий с Васюрой скучать не дают… Жизнь полна смысла, прав был король Андрий, прав! И волна горячей, истовой благодарности к новому сюзерену накрывает бывшего гвардейца Анри Грозного.

Васюра возникает из темноты, присаживается рядом.

– Еще раз, Ожье. Последние мелочи. Сейчас полнолуние, колдун ночует за оградой лагеря, под открытым небом, под луной… он ставит вокруг себя защитный круг из луноцвета. Ты увидишь. Светиться будет, слабо, но мимо не пройдешь. – Васюра достает нож и чертит на земле, в пляшущем свете костра: – Вот лагерь, вот дорога, вот постоялый двор, мы там переждем время до ночи, но ты свернешь раньше. Вот здесь… – Нож Васюры чертит извилистую линию поперек дороги. – Здесь дорогу пересекает балочка. Переждешь в ней до вечера, а потом… гляди, здесь балочка впадает в овраг, там ручей. Тебе туда нельзя. Можешь наткнуться на людей Гордия. Ты выберешься наверх раньше. И выйдешь вот сюда… – Нож чертит короткую линию от балочки в сторону лагеря и втыкается в кружок, обозначающий лежбище колдуна.

Оставив нож обозначать цель, Васюра выуживает что-то из кармана.

– Ворот расстегни.

– Что это?

– Обычный талисман. – Васюра сует ладонь Ожье под нос. На ладони спутанным комком лежит пестрый шнурок. – Голову нагни, завяжу. Волосы из грив трех кобылиц, белой, рыжей и вороной. Многие носят, особенно в дороге. Ничего необычного.

– А на самом деле?

– Соображаешь, – одобрительно говорит Васюра. – Этот не на удачу и не на путешествие. На нем три настоящих, сильных наговора. На проникновение через колдовскую защиту. На устойчивость к чужим заклятиям. И охранительный, на выживание. И еще один… – Васюра снова лезет в карман и протягивает Ожье серебряную цепочку с крохотной стальной подковкой. – Повесь тоже на шею. Эффектная дешевка для отвода глаз. Его с тебя наверняка снимут, а шнурок могут и не тронуть.

– Ничего себе дешевка… – Ожье вертит в пальцах подковку, опускает на ладонь и позволяет цепочке серебристым ручейком стечь следом. – Ты хочешь сказать, что рядом с ней этот заговоренный шнурок никому в глаза не бросится?

– Надеюсь, – вздыхает Васюра. – Да ты надень, глянь. Она тоже не пустая. «Глаз совы», пригодится, пока идти будешь.

Ожье молча надевает цепочку, прячет подковку под рубаху. И удивленно присвистывает. Ночь не становится светлее. Однако каким-то непостижимым образом он видит с удивительной, неправдоподобной отчетливостью. До каждой пряжки на сваленной в сторонке сбруе коней, до каждого листочка на кустах вокруг…

– Ничего себе дешевка, – с новым чувством повторяет Ожье.

– И самое важное! – Васюра протягивает Ожье маленькую, легко уместившуюся в кулаке склянку. – Выпей в последнюю безопасную минуту. Только не опоздай, Ожье. В последнюю на самом деле безопасную, а не когда вот-вот за шкирку схватят. Но и не слишком рано. А то в самое неподходящее время действовать перестанет.

– Что это?

– Твоя надежда спастись, – бурчит Васюра. – Может быть, главная надежда…

Ожье пожимает плечами и сует склянку в поясной кошелек. Если Васюра темнит, значит, на то есть причины. Да и какая разница… сейчас не о том надо спрашивать. Есть более важное…

– Расскажи о князе.

– Князь Гордий… – Васюра смотрит на Ожье с непонятным сомнением. Демонстративно принюхивается к плывущему над костром духмяному парку. – Гордий заслуживает долгого разговора. Очень долгого. А у нас ужин готов, и еще ты выспаться должен. Что ты хочешь услышать?

– Что его злит, что забавляет, – медленно говорит Ожье. – Понимаешь… мне ведь зацепить его надо, а то сержантам передоверит и пойдет себе досыпать. Чтобы ему самому интересно было…

Ожье запинается. Васюра скрипит зубами. И отвечает:

– Ладно, понял. После ужина расскажу, чтоб аппетит не испортить. А сейчас только об одном попрошу… не зарывайся там, ладно? Ты нам еще живым пригодишься.

Ожье неловко, одними губами усмехается:

– Постараюсь.

5. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Такого не бывало еще со мной: выныриваю из тьмы небытия, из чужой жизни, и сразу – снова. Назад. «Серебряная трава» не хочет отпускать меня. Я пугаюсь. Но я уже не понимаю, чей это страх – послушника Анже, неожиданно утонувшего в видении, или Ожье, впервые в жизни вынужденного убивать колдуна, да еще голыми руками…

6. Ожье, вассал короля Андрия

Убивать голыми руками оказывается не труднее, чем шпагой или кинжалом. Разве что – намного противней. И хорошо, что не остается времени прислушаться к собственным ощущениям – едва колдун испускает дух, один из нашитых на его куртку амулетов взрывается роем ослепительных искр. Ожье невольно заслоняется рукой, когда искры злыми осами устремляются к его лицу, успевает еще подумать – бесполезно! – и в этот самый миг срабатывает его собственная защита. Срабатывает… вот теперь сюда точно примчится весь лагерь, думает Ожье, глядя, как злые искры отскакивают от невидимого щита и вновь кидаются в атаку. Что ж, ему того и надо… Ожье выхватывает склянку, выдергивает тугую пробку, глотает… обжигающая вязкая гадость скользит к желудку комком слизи. Ожье с трудом вдыхает свежий ночной воздух, смаргивает с глаз слезы и мысленно посылает горячий привет Васюре. Уж мог бы предупредить! А вон и охраннички всполошенные бегут, четверо… нет, пятеро. Самое время изобразить озабоченность собственным спасением. Ожье отшатывается от трупа и бежит. Оглядывается на бегу. Искры остаются висеть позади мерцающим облачком. А пятеро ловцов, даже не потрудившись проверить, что с колдуном, забирают беглеца в полукольцо. Они прекрасно меня видят, понимает Ожье. Конечно, раз колдуны восточников делают такие амулеты, как его подковка с «глазом совы»… глупо не оснащать ими часовых. И всего-то через горы перешли, с неуместным восторгом думает Ожье. А в следующий миг ему становится не до восторгов.