Андрей Геласимов - Холод Страница 43

Филя обернулся и увидел, что пес, которого он уже силой тащил на веревке, едва переставляет лапы. Очевидно, ремонтники что-то ему повредили, но Филя, одержимый своей задачей добраться до цели, этого не заметил и продолжал упрямо шагать вперед, практически волоча его за собой.

– Опять задушишь собачку, – сказал демон. – Душегуб.

Филя подошел к псу, который сразу улегся на ледяной тротуар, склонился над ним и потянул за лапу. Псина подняла голову, заскулила и, выдохнув клубы пара, лизнула ему руку.

– Пойдем, – пробормотал Филя. – Замерзнешь.

Собака попыталась подняться, но ноги ее не держали.

– Два ноль в твою пользу, – усмехнулся у него за спиной демон. – Вообще, надо переходить на более крупных животных. Собаки тебе по статусу уже мелковаты. Пора лошадей мочить. Это как-то солидней. Потом на слонов перейдешь.

Не отвечая ему, Филя склонился еще ниже, обхватил тяжело дышавшего пса и поднял его с тротуара.

– О-о, – протянул демон. – Забота о ближнем… Какой прекрасный, какой чудесный поступок. А ты в курсе, что Мать Терезу уже обвиняют в сомнительных политических связях и чуть ли не в отмывании денег? Может, ну его? Стоит ли начинать? Все равно никто не скажет спасибо.

Филя перехватил собаку покрепче, чтобы та не выскользнула из окоченевших и не слушавшихся его рук, сделал один шаг, другой и понял, что долго нести псину не сможет. Кисти рук, не спрятанные теперь в карманах, обожгло словно огнем. Ног он своих не чувствовал уже минут десять. Переставлять их становилось все трудней и трудней. Колени отказывались сгибаться, поэтому он шел как на ходулях. Пес на руках заметно осложнил это жалкое подобие ходьбы.

– Брось его, – уговаривал демон. – Это не та собака. Та реально подохла больше года назад. Я тебе гарантирую.

У Филиппова быстро нарастало чувство, что он шел не по ровной горизонтальной поверхности, а поднимался в крутую гору, и подъем этот с каждым шагом становился все тяжелей. Собака, весом, наверное, не больше тридцати пяти килограмм, все сильнее оттягивала онемевшие руки, словно с каждой секундой наливалась чугуном. Очень скоро она тянула уже на тонну. Филю начало водить из стороны в сторону, и демон пустоты несколько раз вынужден был поддержать его, чтобы тот не рухнул со своей ношей в сугроб на обочине.

Не очень уже отдавая себе отчета в том, где он находится и далеко ли еще идти, Филя отчаянно пытался разглядеть в тумане, пробитом отблесками автомобильных фар, хоть какие-нибудь приметы знакомых мест, но город использовал против него не только свою привычную зимнюю маскировку – он злокозненно и кардинально переменился за те годы, что Филиппов старался о нем забыть. Там, где, по его ощущениям, должны были стоять две деревянные двухэтажки, в которых когда-то размещалось общежитие драмтеатра, теперь зиял бескрайний пустырь, а место построенного еще в сталинские времена детского садика занимала подсвеченная тревожными огоньками свечей жилая многоэтажка. Появились новые перекрестки, которых раньше на этой улице просто не могло быть. Параллельно, и Филя не мог в этом ошибаться, прямо в черте города тянулась длинная – на пару километров – протока, поэтому съезды, ведущие в ту сторону, не имели никакого смысла. Они должны были упереться в довольно широкое русло, но тем не менее они были, и это очень сбивало с толку.

– Там в позапрошлом году мост построили, – пояснил демон, не спрашивая, почему Филя остановился на очередном перекрестке и озирался в страшном сомнении, что забрел не туда. – Теперь можно через протоку ездить.

После слов демона все вокруг более-менее встало на свои места. Во всяком случае, один дом Филя узнал стопроцентно. В окнах угловой квартиры на первом этаже мелькали красные и синие всполохи, как будто внутри работала полицейская мигалка. Стоило немного ближе подойти к этому дому, и оттуда стали долетать странные завывающие звуки, похожие на сирену.

– На машине, что ли, туда кто-то въехал? – лукаво предположил демон, однако Филе было плевать на его новые фокусы, и он уже как мог торопливо взбирался по крутой лестнице, которая вела прямо в квартиру.

Раньше, насколько он помнил, этой лестницы не было, и в дом можно было войти только через подъезд, но сейчас он меньше всего собирался размышлять, откуда она тут взялась и что за вывеска громоздится над входной дверью. Ему необходимо было приткнуться хотя бы куда-нибудь – пусть даже в эту квартиру, пусть даже он вошел в нее ровно через то место, где у стены когда-то стоял тот самый диван.

Филя был здесь всего один раз и очень надеялся, что это никогда больше не повторится.

– Ты посмотри, как тут весело, – крикнул ему в ухо демон пустоты, едва они переступили порог. – Движуха! Вливайся в динамику!

Опустив собаку на пол, Филиппов и сам сполз по стеночке рядом с ней, сунул руки под мышки и тупо уставился на происходящее. С мороза его еще колотило, поэтому он отстранился от стенки, чтобы ненароком не удариться головой. В квартире, которая из жилого помещения превратилась в магазин меховых изделий, в разгаре был небольшой, но энергичный шабаш. Два человека с игрушечными автоматами в руках безостановочно строчили из своего детского оружия, подсвечивая всполохами третьему, а тот срывал с плечиков развешанные на них шубы и быстро заталкивал их в огромные мешки. Разноцветные блики, выхватывающие из темноты фигуры грабителей, треск и вой пластиковых игрушек, долгожданное тепло и навернувшиеся от этого тепла слезы превратили всю сцену в глазах еще не совсем оттаявшего Филиппова в неожиданно красочный, совершенно нездешний карнавал.

– Они «Детский мир», похоже, до этого грабанули, – толкнул его в бок демон. – Чего сидишь? Не тушуйся. Вон там, смотри, оленьи унты стоят.

Филя с трудом повернул голову и увидел выставленную в несколько рядов под окном меховую обувь. Раньше там стоял допотопный комод. Он помнил его, потому что именно там заметил когда-то свои пластинки, которые Нина забрала, уходя от него к Венечке. Диски все были редкие, кое-что покупалось у спекулянтов по совершенно немыслимой цене, однако не это больше всего задело Филю, когда он увидел свои родные «пласты». Его убило даже не то, что стояли они на каком-то совсем старушечьем комоде – рок-н-ролл и антикварная рухлядь в его ощущении мира могли уживаться, почти не оскорбляя друг друга, хотя сам факт существования старух не вызывал у него по тем временам ничего, кроме брезгливости – поэтому нет, это тоже было не самым обидным. По-настоящему уязвило, больнее всего ударило и взбесило то, что Нина присвоила себе его жизнь. И не просто присвоила – она утащила ее какому-то чужому козлу, который имел ее на древнем диване своей бабули под Филины пластинки и наверняка дико гордился, оттого что имеет такую продвинутую чувиху. Когда Филя с ней познакомился, Нина любила включать на своем убогом кассетнике песенки группы «Оттаван» и могла прыгать под них часами по комнате. Она не знала ни «Дипов», ни «Хипов», ни «Пинк Флойд», ни «Дайр Стрейтс» – вообще не имела понятия о нормальной музыке для нормальных людей. Она была темным лесом, пусть даже очень симпатичным, и луч света в эту непроходимую чащу бросил он, Филя, а не какой-то придурок из порта.