Терри Донован - Долина дикарей Страница 44

Рыбы умели кричать, но это нисколько им не помогало. Крючья рвали Кхадеса на все более мелкие части, а когда частей стало тринадцать, рванули их в разные стороны — и неожиданно стены его десятитысячелетней тюрьмы разбились, будто были хрустальными. Черные тени ринулись вниз по ступеням, вслед за сверкающими осколками.

Обезглавленный Тахор пошевелился. Его пронзенная голова тоже. На искаженном гримасой смерти лице открылись глаза. И эти глаза в упор и очень пристально смотрели на Гизеллу.

— Конан, убей его! — взвизгнула она.

Конан, не видя, что происходит с зеленокожим демоном, с удивлением обернулся.

— Кого еще я должен убить? — спросил он.

Гизелла дрожащим пальцем показывала на Тахора. К этому времени он уже не просто шевелился, а активно двигался в определенном направлении. Его тело быстро подползало к голове. Ничего хорошего из этого не могло выйти.

Выглядел Тахор не лучшим образом, но кто знает, что случится с ним, если он снова соберется воедино. От восставших трупов можно ожидать чего угодно.

Конан кинулся к Тахору. Для начала вскочил ему на спину и отрубил правую руку. Она продолжала ползти в прежнем направлении.

Гизелла взвизгнула.

— Кром! — воскликнул Конан. — Да умри же ты, наконец!

И принялся кромсать руку на части. Мелкие куски потеряли определенную цель и принялись расползаться в разные стороны.

Невнятно бормочущие призраки людей, все еще витавшие в воздухе над вершиной пирамиды, вдруг сорвались со своих мест, превратившись в маленькие вихри, и устремились к расползающимся кускам. Входя в бесформенный кусок, вихрь полностью исчезал в нем, а кусок превращался во что-нибудь другое. Иногда в мышь, иногда в маленького, размером с ту же мышь, человечка, иногда в большого паука или птицу.

Голова Тахора непрерывно вопила. А превратившиеся в разных существ куски сбегали во все стороны, вниз по ступеням пирамиды. Тело Тахора с оставшейся левой рукой все еще двигалось. С Конаном на спине у него получалось двигаться только на месте. Нисколько не приближаясь к голове.

Не всем призракам-вихрям хватило кусков руки, нарубленных Конаном, и он продолжил начатое дело. С превеликим удовольствием он рубил зеленокожего демона на все более мелкие части. Он смутно понимал, что происходит. Но его душу тешило уже одно то, что ненавистный Тахор страдает. Разделав тело, он бросился к голове и занес над ней меч, собираясь искромсать и ее тоже. Голова прекратила вопить, в ней что-то булькнуло. Из дыры, проделанной прежде мечом Конана, вытекла струйка крови. Глаза посмотрели вверх, на киммерийца. Конан помедлил. Голова явно хотела что-то сказать, и любопытство на миг пересилило жажду мести.

Но слова оказались глупыми и не стоящими внимания.

— Мы еще с тобой встретимся, варвар! — сказал Тахор.

И Конан со всей силы ударил по голове. Череп громко хрустнул, и голова распалась на половинки, а между ними остался мозг. Он был черным. Как и следовало ожидать от мозга демона. Три оставшихся последними вихря устремились к разрубленной Конаном голове. Два вошли в половинки черепа и превратились во что-то вроде черепах, только с длинными и быстрыми ногами. Они сбежали по ступеням, как ветер.

Один миг — и вот их уже не видно. А самый последний вихрь — самый неудачливый из всех — попытался сначала превратиться в большую крысу. Но крыса получилась мягкой как расплавленный воск. Она не могла идти, каждое движение лапы приводило в движение все тело, которое не справлялось само с собой и расползалось в разные стороны. Тогда мозг превратился в медленную, мягкую улитку без панциря. Улитка поползла, оставляя за собой след.

Пирамида затряслась, а сверху посыпался песок и мелкие камни. Конан поднял голову и увидел, что сталактиты наверху угрожающе раскачиваются.

— Бежим, — вскрикнула Гизелла, которая посмотрела туда же.

Конан наклонился к Гилвану, намереваясь взвалить труп юноши на плечо.

— Оставь мертвецов! — завопила принцесса. — Им уже все равно, а нам может быть хуже! Помоги лучше мне! Я не знаю, способна ли бежать.

Конан быстро оценил ситуацию. Принцесса. Гизелла, конечно, была права.

Улитки, огненные улитки, которые делали пещеры удивительными и неповторимыми, умирали. Свет от них становился все тусклее. В конце концов, Конану пришлось идти почти на слух, ориентируясь по звуку собственных шагов и воплям обезьяны, которая в темноте чувствовала себя лучше и привычнее, чем он.

Лунный свет был внезапен, как крик совы. За сову вскрикнула Гизелла. Конан от неожиданности едва не потерял равновесие. Это было тем более опасно, что они находились на крутом склоне, поверхность которого состояла из сыпучего песка. И опрометчивый прыжок на него грозил обвалом.

— Мы вышли, — сказал Конан.

— Прости, я испугалась, — ответила Гизелла. — Наверное, теперь нам лучше идти по отдельности.

— Я тоже хотел предложить именно это, — подтвердил киммериец. — Склон выглядит весьма опасно.

С большими предосторожностями они спустились по склону и оказались на дороге. Вскоре, когда лунный свет сделался привычен для глаз, Гизелла узнала эту дорогу. Путь из храма Вина и Крови в Шадизар.

Горная дорога сначала вилась по склону, потом вошла в ущелье и вскоре влилась в проложенную древними строителями мостовую, ведущую к воротам Шадизара.

Увидев брошенный, сломанный паланкин и растерзанные падальщиками тела носильщиков, телохранителей и любимых служанок, Гизелла остановилась, не в силах некоторое время ни двигаться дальше, ни что-либо сказать. Столько всего случилось, что ей казалось, что весь этот ужас, случившийся по дороге домой из храма Вина и Крови, был так давно, словно прошло множество лет. Все давно истлело — тела и воспоминания — и покрылось паутиной времени. Но оказалось, что это вовсе не так. Тела еще гниют и съедобны для паразитов, а боль в памяти так сильна, что отделаться от нее невозможно.

Конан молчал, понимая, что вряд ли чем-либо сможет утешить принцессу. Он не знал, что произошло. Но можно было легко догадаться. А при взгляде на лицо Гизеллы угадывалось и остальное. Эти растерзанные мертвецы — ее люди. И с некоторыми из них у нее была сильная и прочная душевная связь.

Вот эти два разодранных трупа с длинными волосами — у одного русые, у другого — черные, как вороново крыло, наверняка были приближенными служанками принцессы. Потому что остальные трупы при жизни были мужчинами.

— Здесь нам лучше расстаться, — не глядя на Конана, неожиданно сказала Гизелла. Она уже сделала несколько шагов вперед, судя по всему, не собираясь прощаться и хоть как-то благодарить киммерийца, когда он догнал ее и властно положил руку на плечо.