Сказания Меекханского пограничья: Север – Юг - Роберт М. Вегнер Страница 46

выше взрослого мужчины в холке, с рогами белыми, словно полированная кость. Тур из лесов полудня, объявили мудрецы, когда им описали зверя. Три года прошло, пока короля лесов привели в горы. Тысячу мехов серебристых лисиц, тысячу стальных мечей и тысячу бочек меда передали живущим на юге племенам взамен права забрать одного из вожаков их стад. Сто охотников заплатили ранами или жизнью, прежде чем удалось взнуздать зверя. Но, когда тот наконец встал в кругу призыва, все согласились, что за исключением сказочных, огромных, словно серые скалы, бестий далекого Полудня, нет на свете более величественного животного. От носа до крестца в туре было пятнадцать футов, семь футов в холке и — два длинных, в четыре фута, рога. Когда Сетрен явился средь людей, даже он почтил красоту и силу зверя. Приказал снять с быка путы, а когда исполнили поручение, то бог предстал перед ним в вихре сверкающих снежинок. Зверь не убегал и не впадал в бешенство, минуту они мерились взглядом — бык и Бессмертный, а потом… потом…

Десятник заколебался, поглядел с вызовом на жреца и закончил:

— Потом Сетрен поклонился быку, низко, приложив ладонь к сердцу, и замер так на миг. А когда выпрямился, бык склонил голову столь низко, что рога ударили в землю. Так открылся первый из Законов Объятия: объятое существо должно согласиться, чтобы бог в него вступил. Иначе тело не выдержит столкновения душ и окажется уничтоженным. И Сетрен сошел в тело быка. Надолго — почти на три дня. Однако что-то пошло не так, потому что внезапно, в миг, когда все уже начали его славить, бык вскочил и прянул, топча каждого, кто вставал у него на дороге. Начались три страшных дня, во время которых бык безумствовал в горах, нападая на все и всех. Уничтожал дома, валил городские стены, разрушал родовые замки. Рога его сделались красны, а ноги по самое брюхо изгваздались кровью. Каждый, кто оказывался в поле его зрения, погибал, и никто не сумел бы сдержать кровопролития. Смерть пришла в горы и долины. И ни один из жрецов, шаманов и мудрецов не знал, от чего так случилось, почему Сетрен, найдя наконец сосуд, способный вместить в себя его великий дух, принялся уничтожать свой народ. Некоторые были готовы бросить родные земли и бежать, отправившись в чужое место, поклониться иным богам. Отчаяние поселилось в умах, сомнение охватило душу. Черные мысли и горькие слова наполнили ядом сердца.

Десятник замолчал, отпил из кубка, снова заглянул внутрь. За столом стояла тишина.

— Третьего дня, под вечер, когда пало множество горьких, полных отчаяния слов, в круг мудрецов и племенных старейшин вступил молодой воитель. Нынче все роды утверждают, что происходил он от их крови, но на самом деле так и неизвестно, кому он был родич. Сказал, что не Сетрен уничтожает и рушит горы, но бык, который не может уяснить размеров своей новой мощи. Дух зверя мог согласиться на объятие и уступить место душе бога, но разум его, разум дикого зверя, умеющего лишь есть, пить, сражаться с конкурентами за самок, не может уразуметь, что происходит. Он видит теперь мир по-другому, чувствами Бессмертного, и это ввергает его в ярость. А Сетрен почему-то не может освободиться. Так открыт был второй из Законов Объятия: бог может войти в чье-то тело, но не сумеет покинуть его, если разум и душа владельца не согласны на это. А бык не только не мог выразить такое согласие, но и вообще не в силах был уразуметь, что вокруг него происходит. «Приуготовили мы недолжный сосуд», — сказал молодой воитель и вышел, оставив удивленных старейшин. Взял плащ — незнамо какого цвета, — солдат взглянул на Навера, — топор и отправился навстречу чудовищу. Ему не пришлось искать: бык, словно ведомый голосом предназначения, отыскал его, едва юноша успел покинуть старейшин. Они встали друг напротив друга, человек и чудовище, первый из героев и ополоумевший бог, первый из авендери и тот, кто должен был его объять. Рассказывают, что бык так распух от переполнявшей его силы, что вырос еще на фут, а рога его обрели оттенок глубокого багрянца и сделались полупрозрачными, будто вырезанными из хрусталя. Глаза его были черны, как и шерсть, ноги же казались стволами деревьев. Юноша взглянул на быка, поклонился ему и сказал: «Господин, сосуд не может быть менее ценен, чем то, что его наполняет, а размер и сила не имеют значения для души. Я стану твоим сосудом». И вроде бы на старом языке «быть сосудом» произносилось ав’деери. Отсюда, собственно, по миру и разнеслось это название для тех, кого обнимали боги. Бык лишь зарычал и бросился в атаку, но воин отскочил в сторону и ударил его топором в лоб. Наши мудрецы говорят, что Сетрен изъял свою силу из тела зверя, отобрал у него атрибуты божьего сосуда, и топор расщепил голову чудовища надвое. И в миг, когда сердце быка перестало биться, дух Сетрена покинул тело зверя и объял тело новое. Это объятие было коротким, продолжалось едва несколько часов, поскольку человек, даже если наполняет его крепкий и храбрый дух, не в состоянии вместить всей силы бога. Выгорает он изнутри, словно льняная тряпочка, обернутая вокруг раскаленного добела камня. Так узнали третий из Законов Объятия: бог не может сойти в одного человека надолго, поскольку дух его слишком силен. Бог, который желает ходить меж людей, требует много сосудов. И чем он сильнее — тем больше. Говорят, во времена войн Богов Сетрен ходил меж людьми в облике восьми, а порой и десяти авендери. Однако из-за этого его разделенная мощь слабела, ведь хоть отдельный авендери и получал силу ста величайших магов тех времен, но не оставался непобедим. А если погибал, когда вблизи не было никого, готового принять объятие, то и сам бог получал огромный ущерб. Так говорят наши мудрецы в Бергене… — тихо закончил десятник.

Опорожнил кубок единым глотком и с лязгом поставил его на стол. Некоторое время все молчали.

— Прекрасная история. — Графиня жемчужно рассмеялась и захлопала. — Прекрасная, мудрая и такая правдивая. Я полагаю, здешняя версия несколько отличается от той, из Бергена?

Обратилась она прямо к жрецу. Йавен Одеренн кашлянул, устраиваясь в кресле, и миг-другой выглядел так, словно желал проигнорировать графиню. Тахг потянулся к блюду с птицами и положил себе новую порцию.

— Вот и мне интересно, — проворчал он. — Сколько себя помню, жрецы всегда спорили о подробностях: пал ли бык от одного удара или от трех, был ли он восьми