Фурии принцепса - Джим Батчер Страница 46

Амара с Бернардом ничем не могли помочь. Слишком велик был ворд. Попытавшись что-то предпринять, они бы только выдали себя и сгинули вместе с беженцами. Их задание было важнее. Оно могло спасти сотни тысяч жизней. Нельзя позволить жалости к тем, кто перед глазами, отвлечь их от ответственности перед целой страной. Делать свое дело – правильно и логично.

И все же Амара оплакивала отважных легионеров и несчастных беглецов, и никакая логика ее не утешала.

Она плакала, но плакала молча. Ворд часами обтекал их, тварей становилось все больше и больше, иные проходили всего в двух шагах от места, где, укрытые вуалью, неподвижностью и созданной фуриями материей, лежали они с мужем. Враг собирал силы для удара, который вскоре должен был обрушиться на последнюю противостоящую ему алеранскую твердыню.

На город Цереру.

* * *

Амара четыре дня не говорила с мужем.

«Вот, – думала она, – что самое трудное в этом задании. Речь – непозволительная роскошь, когда враг может таиться буквально под каждым листком». Они могли двигаться почти беззвучно, оставаться невидимками, но голос, даже шепот, яснее ясного выдал бы присутствие алеранцев.

Разведчики легионов издавна разработали довольно сложный язык жестов, позволявший в полевых условиях обмениваться важными сведениями, но разговора он не заменял. Не было в нем знака для «Я больше не могу этого видеть» или для «Кто-то за это поплатится».

За четыре дня на занятой врагом территории они не раз натыкались на места, где ворд положил множество мирных жителей и легионеров, а изредка и на такие, где ему не выпало такого успеха. Дважды им попадались выжженные до земли участки леса, где сохранились лишь обугленные пни да куски панцирей – свидетельство ярости церерских рыцарей и патрициев. В других местах бойня бывала не столь всеохватной и более прозаической, но не менее жестокой: среди отчаявшихся земледельцев находились те, кто обладал сильным даром заклинателей. Такие спускали на ворд всех подвластных им фурий, оставляя на земле раздавленный, изломанный ворд вперемешку с убитыми алеранцами. Попадались и одиночные твари ворда, убитые, без сомнения, фуриями, одичавшими без твердой руки погибших алеранцев. А еще кое-где мертвыми лежали не алеранцы, а олени, вепри и другие лесные звери, уничтоженные с той же бездумной жесткостью, будто ворд принимал за врага безобидную лесную живность. Местами ворд уничтожал даже растительность.

Еще им попадались участки светящегося зеленоватого кроча – он рос и распространялся под присмотром малой горстки паукообразных Хранителей. Эта непостижимая субстанция как будто питалась самой Алерой. Хранители без разбора наваливали на поверхность кроча живых и мертвых, растения и животных. Амара, стоявшая в нескольких шагах от его края, слышала, как хрустят листья под наползающей на них слизью.

Они не решались подолгу задерживаться вблизи кроча. Быстро выяснилось, что такие участки служат для врага чем-то вроде кормушек или продуктовых складов. Твари поодиночке или торопливыми кучками взбегали на кроч, с головой зарывались в него челюстями и, чавкая, как свиньи, глотали смердящую жижу под восковой коркой, чтобы тут же разбежаться по своим делам.

Поначалу Амара надеялась, что такая поспешность – признак их отчаянного положения, но раз за разом наблюдая кормление, происходившее через правильные промежутки, она поняла, что необъятный ворд двигался как одно целое под управлением невидимого хореографа. Его бессловесные и почти не издававшие звуков единицы знали, куда направиться, где нанести удар, где найти пищу, где усилить слабое место. В сравнении с вордом слаженность и дисциплина легионов выглядела дикарством или ребячеством.

Сумасшествие, само безумие пришло сюда, в Цереру, в долину Амарант, – в нежное, мирное, прирученное в стародавние времена сердце страны. Но долг велел ей это увидеть, запомнить все – и она смотрела. Смотрела, потом записывала все увиденное и сравнивала с записями Бернарда, проверяя, что из замеченного одним мог упустить другой.

Трудно пришлось со сном. Отдыхали по очереди, по нескольку часов, когда казалось, что можно ненадолго остановиться. Перед глазами у Амары, стоило ей прилечь, заново вставало увиденное, между тем один вскрик во сне мог погубить все. Она не позволяла себе засыпать слишком крепко, и постоянное напряжение, душевная боль, неотступная настороженность и тревога уже брали свое.

Она это замечала не по себе – сама она как будто вся онемела, – а по Бернарду, по его лицу и развороту плеч. Глаза его, в которых в последние годы все яснее читалась усталость от множества забот, стали как у загнанного зверя, хотя и сохраняли спокойную бдительность – во всяком случае, когда Амара его видела. Обычно они шли, не видя друг друга, и не терялись только потому, что заранее сговорились, куда намерены двигаться, и еще по еле слышному звуку шагов.

Но хуже всего было, что нельзя поговорить, особенно после гибели последней колонны беженцев.

Совсем плохо.

Она нашла его руку, переплела его пальцы со своими и крепко сжала. Он ответил не так ласково, как она ждала, и стало ясно, что тревоги, ярости, гнева в нем не меньше, чем в ней.

Но они должны были продержаться еще немного. Если Первый консул не ошибся, в битве за Цереру заклинатели ворда должны проявить себя, и тогда Бернард с Амарой их увидят. А потом можно будет уйти от этого кошмара, чтобы сообщить об увиденном.

Они жались друг к другу в темноте, пока ворд готовился к штурму.

* * *

Чтобы собрать силы и нанести удар, ему потребовалось меньше суток.

Амара с Бернардом находились в полутора милях от городских стен, смотрели через широкую долину из покинутой усадьбы протянувшегося вдоль низкого хребта домена. Они затаились в развалинах кирпичного склада, разрушенного упавшим деревом. В другое время доминус не упустил бы случая заменить старое здание, обглоданное временем, новым. Теперь же разбитые стены оставили лежать как есть, а накрывший развалины толстый ствол превратил их в безупречный тайник. Бернард силой уцелевших на дереве ветвей и листьев и растущей под стеной травы окружил их лесной вуалью, Амара же наложила поверх слой своей тонкой ветряной магии, скрыв от ворда тепло их тел и запах. Бернард поселил своих земляных фурий в фундамент здания, тем скрыв их от обнаружения посредством земляной магии. Последним штрихом стали меняющие цвет плащи. Невозможно было укрыться надежнее.

Через полчаса после наступления темноты ворд как единое целое бесшумно хлынул на город.

Несколько мгновений все оставалось как было, а потом Церера вдруг осветилась.

У Амары перехватило дыхание.