Император-гоблин - Кэтрин Эддисон Страница 47

– Великий Авар собирается покинуть Бариджан впервые после Войн Архипелага, в которых он принимал участие в юности, – пояснил Горменед. – На нашей памяти он не отъезжал от Корат’ Дав Архоса дальше, чем на двадцать миль.

Майя начинал понимать, почему новость о государственном визите потрясла Горменеда до глубины души. Когда родилась Ченело, Великий Авар уже был далеко не молод, сейчас ему наверняка было за восемьдесят. И именно посол отвечал перед правительством, аварсин, за жизнь и здоровье Авара.

– Ваша светлость, – заговорил Горменед, собравшись с силами, – нам кажется, что план визита Великого Авара следует тщательно продумать, а для этого требуется более тесное, чем обычно, плодотворное сотрудничество между вашим правительством и нашим давом.

Майя помнил, что на языке бариджин это слово означает нечто среднее между «хозяйством» и «канцелярией». Гоблины не делали различия между этими понятиями.

– Мы хотели бы… – Горменед заставил себя расправить плечи. – Мы хотели бы пригласить вас, вашего лорд-канцлера и Свидетеля по иностранным делам отужинать с нами через три дня, чтобы мы могли прийти к взаимопониманию.

Он тактично промолчал насчет того, кому и что именно следовало понять, но Майе не составило труда догадаться об этом самому. Он размышлял об этом предложении, все больше восхищаясь послом. Горменед изобрел необычный, но верный способ заручиться поддержкой двух сановников, которые легко могли превратить визит Великого Авара в катастрофу. Опыт общения с Чаваром подсказывал Майе, что такой исход более чем вероятен.

– Мы с огромным удовольствием принимаем ваше приглашение, – сказал он, и Горменед вздохнул с облегчением.

Разумеется, все было не так просто. Необходимо было изменить распорядок рабочего дня императора, уточнить тысячи деталей, касавшихся этикета и безопасности. Нужно было уговорить Чавара присутствовать на ужине. Майя благоразумно не стал расспрашивать Ксевета, каким образом это удалось.

Следовало также позаботиться о том, чтобы ни у кого не возникло впечатления, будто император оказывает чрезмерное предпочтение Бариджану. Майе пришлось согласиться пообедать с маркизом Лантевелем, председателем Палаты Высокородных. Хуже всего было то, что по столице с невероятной быстротой распространились смехотворные слухи, будто бы Майя собирался посетить посла Бариджана для того, чтобы обсудить брак с принцессой из страны гоблинов. Алкетмерет завалили письмами, доставленными как по пневматической почте, так и с курьерами: придворные испрашивали личной аудиенции с целью уговорить императора передумать и жениться на эльфийской девушке.

– Возникла еще одна проблема, ваша светлость, – сказал Ксевет однажды утром.

Извиняющийся тон секретаря заставил Майю стиснуть зубы и приготовиться к новому кризису.

– Проблема графа Баджевеля. К нашему величайшему сожалению, иного пути нет: вы должны дать ему аудиенцию.

– Должны? – уныло протянул Майя.

– Ему кажется, что с ним обошлись в высшей степени несправедливо, ваша светлость. Кроме того, осмин Баджевин теперь принадлежит к дому Драджада, поэтому желание отца узнать, что ее ожидает, вполне естественно и законно.

– Но мы не знаем, что с ней делать дальше! – воскликнул Майя и сразу же мысленно упрекнул себя за раздраженный тон. Осмин Баджевин не по своей вине очутилась в таком двусмысленном положении. И она сама, и ее отец имели право узнать мнение императора о ее судьбе. Подписав брачный договор с эрцгерцогом Кирисом, она формально вышла из-под опеки отца. Поскольку брак не был заключен и не был фактически осуществлен, она не стала супругой Кириса и не могла считаться его вдовой.

Вопрос о том, может ли она выйти замуж (снова, механически добавил про себя Майя и поморщился), являлся запутанным и неприятным. Еще менее приятным был вопрос о том, согласится ли кто-то взять в жены женщину ее сомнительного статуса. А тем временем, не будучи вдовой, она не имела права на собственность мужа. Официально она покинула семью Баджевада, и доходы с имений клана перестали ей принадлежать. Но, с другой стороны, полноправным членом семьи Драджада она тоже не стала.

Простейшим решением для нее было стать монахиней и вступить в один из монастырей, которыми изобиловали самые отдаленные и глухие области Этувераза. Майя знал, что многие его царственные предки сделали бы такой выбор за нее вне зависимости от того, чувствовала ли она призвание к служению богам или нет. Но он считал, что это было бы слишком похоже на изгнание, а Стэно Баджевин не сделала ничего плохого.

А может, ей хочется уйти в монастырь, подумал он. Но он понимал, что не может – и не должен – рассчитывать на это.

Майя дал аудиенцию графу Баджевелю и осмин Стэно Баджевин в один из холодных, серых зимних дней, когда небо был почти такого же цвета, как его кожа. Поскольку граф Баджевель разозлил Майю своими интригами, он решил принять их в Унтэйлейане, несмотря на то, что статус осмин Баджевин как невесты покойного эрцгерцога позволял по этикету встретиться с ними в Мичен’тэйлейане или даже в приемной Алкетмерета. Но Майя подумал, что встреча в гигантском холодном помещении заставит графа Баджевеля быть кратким.

Граф Баджевель, мужчина с длинным лицом и длинным носом, имел несчастливое сходство с овцой. Майя слышал, как придворные произносили его имя, растягивая первый слог и имитируя блеяние: «Ба-а-а-джевель». Это было гадко, но, увы, врезалось в память. Майя невольно вспомнил издевки придворных, едва граф Баджевель открыл рот, чтобы начать жаловаться. Его высокий, слегка дрожащий голос действительно напоминал блеяние овцы. Осмин Баджевин стояла позади отца, смотрела в пол и не встречалась взглядом с императором. Майя видел, что она нервничает. Один раз она стиснула руки, но опомнилась и заставила себя стоять неподвижно.

Как и говорил Ксевет, граф Баджевель считал, что ему нанесли смертельную обиду. Майя решил просто выслушать все, что хотел сказать ему аристократ, не вступая с ним в спор и не перебивая его. Суть его жалобы – хотя он и не говорил этого прямо – состояла в том, что Кирис Драджар имел наглость умереть прежде, чем состоялась брачная церемония. Поскольку император не реагировал на самые дерзкие намеки, Баджевель, наконец, умолк, хотя его поза и положение ушей говорили о непреклонной решимости добиться своего. Майя молчал до тех пор, пока ему не перестали слышаться отголоски блеяния под сводами Унтэйлейана, потом заговорил:

– Осмин Баджевин, подойдите, пожалуйста.

Баджевель и его дочь встревожились, а Майя заметил, как сильно девушка похожа на отца. Он подумал: интересно, дразнят ли молодые придворные осмин Баджевин теперь, когда она перестала быть невестой эрцгерцога? Она поднялась к трону, и Майя негромко сказал:

– Примите наши соболезнования.

– Благодарим вас, ваша светлость, – едва слышно ответила она.

– Осмин Баджевин, – продолжал Майя. – Скажите, чего хотелось бы вам?

Она не ожидала такого вопроса, и на ее лице отразилось неподдельное страдание. Майя поморщился. Да, он допустил ошибку. Его вопрос прозвучал почти оскорбительно.

– Позвольте нам выразиться иначе. Мы понимаем, что вы находитесь в очень сложном положении, из которого нелегко найти выход. Но нам нужно знать, чего