Джон Норман - Исследователи Гора Страница 47

В таких случаях девушка заходит в дом не связанная.

— Очень трудно передать чувство, которое испытывает девушка в такие минуты, — задумчиво произнесла Саси.

— Почему трудно? — усмехнулся я. — Это чувства рабыни.

— Да, наверное. Просто мужчине никогда не понять, как дорог женщине ее ошейник. Ему никогда не понять всей глубины чувств и эмоций, которые испытывает стоящая перед ним на коленях женщина.

— Не сомневаюсь, что и свободные женщины способны испытывать эмоции, — сказал я.

— Я была свободной, — ответила Саси. — Но я даже понятия не имела, что значит это чувство. В этом просто не было необходимости. Все изменилось в тот момент, когда я стала рабыней. Теперь мне приходится прислушиваться к состоянию других людей. Никогда раньше я не была такой восприимчивой. Кроме того, теперь я не могу поступать по-своему. Мне приходится следовать воле мужчины. Мне отдают приказы, которые я обязана беспрекословно исполнять. Это затрагивает самую мою суть, господин.

— Естественно. Ты же рабыня.

— Да, — сказала она. — Рабыня и женщина.

— Это одно и то же.

— Мужчина, который первым разобрался в женской сути, подошел к ней с кнутом, — со счастливой улыбкой произнесла Саси.

— Сними-ка с меня сандалии, — велел я.

— Никогда раньше я не чувствовала себя такой зависимой, беспомощной и такой полной жизни, — проговорила она, опускаясь возле моих ног. — Теперь я должна ползти к тебе по первому твоему требованию, развязывать тебе шнурки, делать все, что ты захочешь. Я такая счастливая!

— Не отвлекайся, — строго сказал я.

— Да, господин. — Саси сняла сандалии, поцеловала их и преданно посмотрела мне в глаза.

— Сегодня, прежде чем мы выйдем из этой комнаты, я проколю тебе уши.

— Спасибо, господин! — воскликнула девушка.

— Значит, ты навсегда останешься рабыней.

— Да, господин.

— Это повысит твою цену.

— Да, господин, — улыбнулась девушка.

— И еще, — добавил я, глядя на спящую блондинку. — Ее уши я тоже проколю.

Она была агентом кюров. Из практических соображений надо было сделать так, чтобы она всегда оставалась рабыней.

Я подошел к спящей девушке и сдернул с нее одеяло. Дикарка заворочалась, почувствовав утреннюю прохладу.

— Нет, — пробормотала она по-английски, — еще рано. Я еще не хочу вставать.

Она вытянула руку, пытаясь найти одеяло Я взял ее за руку и рывком посадил на солому.

— О! — воскликнула девушка, возвращаясь к реальности. Испуганно пошарив вокруг себя, она поняла, что сидит на куче соломы, брошенной на деревянный пол.

— Кто здесь?

Я молчал.

— Это мой господин?

— Да.

— Кто мой господин?

— Твой господин — это я.

— Но кто ты? — отчаянно выкрикнула она.

— Я — твой господин.

Она застонала и покачала головой. Верхнюю часть ее лица по-прежнему закрывала плотная повязка.

— Почему ты не даешь мне себя увидеть? Я молчал.

— Что ты собираешься со мной сделать? На этот вопрос я тоже не ответил.

— Чего ты от меня хочешь? — расплакалась она. — Пожалуйста, не надо! Я еще девушка! — Губы ее дрожали. — Не надо! Нет! Пожалуйста! Не отнимай мою девственность так! Я же ничего не вижу! Я даже тебя не вижу! Слышишь? Я не вижу тебя! — Потом она беспомощно зарыдала.

— Я твой господин, рабыня, — сказал я.

— Да, господин.

Я не давал ей пошевелиться.

— Как это сладостно и неповторимо, — пробормотала она. — Я чувствую себя такой беспомощной. Без твоего разрешения я не могу даже пошевелиться.

Я молчал.

— Господин подарит своей рабыне поцелуй? — спросила она.

Я прикоснулся губами к ее губам, и она выгнулась мне навстречу. Потом бессильно уронила голову на солому.

— Спасибо тебе, господин!

— Первый раз тебе, наверное, было больно? — спросил я

— Нет. Совсем нет.

— Тебе понравилось? — спросил я.

— Да. Только…

— Что?

— Теперь мне хочется тебе отвечать. Можно я буду двигаться, господин?

— Можно, — улыбнулся я.

— О! — нежно простонала она. — Никогда раньше мужчина не стискивал меня в объятиях. Я даже не подозревала, как это сладостно. Я чувствую себя такой беззащитной! Это очень меня возбуждает. О, как это меня возбуждает!

Она задрожала и прижалась ко мне, осыпая мое лицо поцелуями. Потом, задыхаясь от наслаждения, замотала головой из стороны в сторону.

Неожиданно девушка стиснула мои руки.

— Господин?

— Да?

— Мы здесь одни?

— Нет.

— О! — в ужасе воскликнула она. — Не может быть! Кто здесь еще?

— Еще одна женщина.

— Нет! Нет! — заплакала она.

— Не бойся, — успокоил ее я. — Это всего лишь рабыня.

— Скотина! — крикнула вдруг она. — Каким унижениям ты меня подвергаешь! Ты можешь изнасиловать меня, как рабыню, но ты больше не увидишь моих ласк!

Я потрясеннo посмотрел на Саси. Она растерянно пожала плечами.

Лежащая подо мной девушка уперлась руками в мою грудь, отвернула голову в сторону и произнесла:

— Можешь делать со мной что хочешь. Я даже не пошевелюсь.

— Ты что, ищешь неприятностей? — строго спросил я.

— Нет.

— Ты уже отведала кнута?

— Да, господин.

— Хочешь еще?

— Нет, господин.

— Тогда я разрешаю тебе отвечать на мои ласки, — сказал я.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не могу этого делать в присутствии другой женщины? — прошептала она мне в ухо.

— Двигайся! — приказал я.

— Это приказ? — уточнила девушка.

— Да.

— Как ты можешь отдавать такие приказания?

— Да вот так. Как отдал. И впредь ты всегда будешь отвечать на мои ласки и двигаться, как положено рабыне.

— Хорошо, господин, — прошептала девушка и принялась робко отвечать на мои движения. — Я постараюсь забыть, что в комнате присутствует другая женщина, — прошептала она.

— Почему это? — спросил я. — Наоборот, постоянно думай о том, что она здесь. Сосредоточься на этой мысли. Покажи ей, на что ты способна.

— Господин, разве не постыдно демонстрировать свою страсть?

— Почему?

— Не знаю.

— Назови хотя бы одну причину.

— В руках мужчины женщина становится рабыней, — произнесла она.

— Это бесспорная истина, — согласился я. — Но воспринимать ее как минус могут только свободные женщины.

— Ну да, — неуверенно проговорила она.

— А ты — уже рабыня.

— Да.

— Для рабыни нет ничего зазорного в том, чтобы продемонстрировать свою страсть.

— Полагаю, — произнесла она, — рабыне позволяется быть страстной?

— Не только позволяется, — усмехнулся я. — Рабыня просто обязана быть страстной. Более того, настоящая невольница всегда гордится своей страстностью, считая ее величайшим достижением и радостью жизни.