Александр Бушков - Железные паруса Страница 47

Ратагайцы кивнули, а тот, что был постарше и числился предводителем дюжины, деловито спросил:

– А энтого, полицейского хмыря… зарезать прикажете?

– Э, нет, – сказал Сварог. – Я без него, как без рук. Но и его сюда допускать только со мной. Иначе…

Колокольчик у входа не просто звякнул – затрясся, отчаянно бряцая. Сварог, жестом приказав табунщикам прибрать в одну кучу разбросанные как попало куски дубовых панелей, вышел в приемную.

Четверо остававшихся там ратагайцев загораживали дверь в кабинет, многозначительно поигрывая нагайками – а перед ними торчал адмирал Амонд со злым и напряженным лицом – в полной форме, в той самой своей счастливой лангиле, с тщательно заштопанной дырочкой от давней картечины. Он кипел от ярости, как перегретый чайник, но был достаточно благоразумен, чтобы не пытаться нахрапом прорваться в кабинет. Имел кое-какое представление о табунщиках из Пушты, а также о правах часового.

– Простите, адмирал, но я велел никого не пускать, – сказал Сварог. – Были срочные дела…

Суровый старик рявкнул, нимало не оттаяв лицом:

– Простите, ваше величество, но нужно начихать на все срочные дела… Беда!

– Что такое? – спросил Сварог тихо.

Амонд, странно гримасничая лицом, сказал громко:

– Ваше величество, этого не могло случиться… этого никак не могло случиться, но крепость Батшева захвачена горротцами… У меня там, внизу, сидит единственный человек из гарнизона, которому удалось оттуда вырваться. Вам следует немедленно с ним…

Сварог прервал его жестом. Подошел к стене, где из позолоченной пластины торчали целых пять фигурных, позолоченных же рукоятей, резко дернул вниз ту, что была украшена гравировкой в виде скрещенных мечей.

В коридоре почти сразу же загрохотали сапоги, влетел один из флигель-адъютантов, молодой лейтенант Арбалетчиков, в черном мундире с алыми жгутами, вытянулся, словно оловянный солдатик, поедая короля преданным взором.

Сварог спокойно сказал:

– Боевая тревога. Всех, кто числится в первом списке, собрать в Доспешный зал. Пойдемте, адмирал…

Глава седьмая

Со стороны солнца

Сварог впервые в жизни стоял на капитанском мостике боевого корабля, морского фрегата, именовавшегося «Морской конь». Однажды он командовал речным колесным пароходиком с пышным названием «Принцесса». Но та скорлупка не шла ни в какое сравнение с шестидесятипушечным фрегатом. Признаться по совести, тогда командовала «Принцессой» понаторевшая в морском разбое Тетка Чари, а Сварог лишь осуществлял, казенно выражаясь, общее руководство.

Разумеется, он и сейчас не командовал – не был настолько самонадеян, чтобы браться за дело, в котором ничего не смыслил. Даже наверху ему не могли бы вложить в голову такое умение, которое дается самой жизнью и немалым опытом. Могли лишь затолкать в мозги кучу знаний по морскому делу, а это совсем другое, все равно потом пришлось бы набираться практики…

Он всего лишь держал на «Морском коне» свой королевский (хелльстадский, если точнее) штандарт, как и подобает порядочному монарху, отправившемуся на честную войну под своим флагом и настоящим именем. Командовал эскадрой адмирал Амонд, что Сварога полностью устраивало – это было все равно что иметь в своем распоряжении Федор Федорыча Ушакова или Нельсона. И эскадра была внушительная – восемь больших кораблей, каждый из них не уступал «Морскому коню», одиннадцать поменьше (но пушек на самом маленьком бриге все равно не менее дюжины) и четыре огромных транспорта с двумя тысячами морских пехотинцев. Практически все вымпелы, что стояли в Джетарамском порту.

Озирая с мостика все это великолепие, в строгом порядке идущее на всех парусах, поглядывая порой на решительное, словно из камня высеченное, лицо старого адмирала, Сварог, говоря откровенно, чувствовал себя мальчишкой, идущим мимо компании дворовых сорванцов рядом со своим верзилой-родителем. Верилось, что все пройдет гладко. По крайней мере, его в этом заверяли и адмирал, и коллеги Амонда – высокопарно выражаясь, овеянные пороховым дымом бесчисленных морских баталий, насквозь просоленные волки.

Поначалу он – не стыдясь себе в этом признаться – чувствовал себя в море неуверенно, как случилось бы с любым, опытным в сражениях исключительно на суше. Под ногами была не привычная твердь земная, а незнакомо пахнущие доски – и добрых двести уардов воды, если считать вертикально вниз. Вокруг болталось, самым причудливым образом сплетаясь и перекрещиваясь, превеликое множество веревок (которые нельзя было назвать веревками, поскольку они, изволите ли видеть, «снасти», и каждая имеет свое заковыристое название). Почти все из того, что делали матросы, было непонятно. Ничего похожего на малютку «Принцессу» с ее паровой машиной или незабвенный крохотный парусник «Гордость Адари», с которым Сварог в свое время легко управился в компании всего парочки столь же неопытных спутников.

Однако постепенно он освоился и успокоился. Адмирал Амонд управлял всем этим сложным хозяйством столь же привычно и даже чуточку небрежно, как Сварог – своими королевствами. Его непонятные сухопутному человеку приказания, выкрикнутые в огромный жестяной рупор (именовавшийся, вот смех, «микрофоном») исполнялись моментально – а иные передавались сигнальными флагами на другие суда эскадры. И эскадра, как Сварог убедился, двигалась к острову вполне целеустремленно, красиво, соблюдая строй. Так что на душе стало чуточку полегче.

И все же, все же… Крепость пока что оставалась в руках противника. И потеря выглядела, как Сварогу объяснили морские люди, весьма тяжелой утратой…

Все дело в географии. Достаточно изучить карту. Примерно половина побережья в заливе Мардин занята непроходимыми Фагерстарскими болотами, а вторая половина принадлежит Горроту. Единственный выход Ронеро к морю здесь – полоска суши шириной менее чем в пятнадцать лиг. А единственный порт – Джетарам. Крепость Батшева на маленьком островке как раз и прикрывала Джетарам самым надежнейшим образом от любого вторжения с моря. В старые времена, когда ее не существовало, на Джетарам оба соседа, и справа, и слева, нападали в среднем по десять раз в столетие. Но с тех пор, как Конгер двадцать один год назад воздвиг на острове крепость (ценой тысяч пяти сгинувших на стройке века каторжников и вольных мастеров, нечеловеческого напряжения сил и неисчислимых затрат) всякая угроза Джетараму отошла в область фантазий. Крепость занимала почти весь островок и имела форму полумесяца, обращенного выпуклой стороной в море. Две сотни пушек держали под обстрелом примерно триста градусов из трехсот шестидесяти. На оставшемся пространстве располагались пристань и склады, но подобраться с этой стороны никакой супостат не смог бы, потому что не простреливаемый пушками участок моря был надежно защищен многими ярдами якорных мин, где не пробилась бы и одинокая шлюпка. Здесь неплохо умели делать подобные мины – хитроумные механические и химические запалы – при попытке перерезать трос мина взорвется, при попытке извлечь ее из воды мина взорвется; поставив единожды, ее уже невозможно снять или отбуксировать на другое место, но это, собственно, и ни к чему, если стремишься навсегда сохранить за собой укрепления, подобные крепости Батшева…