Дмитрий Володихин - Золотое солнце Страница 5

Прах его побери, этот остров! Только одни слова — ах, древнейшая провинция королевства, ах, колыбель нашего народа, ах, Дом Лоама и Серенн, единственное место, где они восстают в своих истинных обликах! А убери всю эту мишуру, и останется то, что есть, — давно не чиненные стены цитадели Хитема, чахлые поля, наглые козы на каменистых склонах и запах помоев из канав. Дыра дырой, да простят меня великие боги...

Тогда, после смерти Ситан, я и поняла окончательно, что отныне до меня нет дела абсолютно никому, кроме разве что Салура. Все вокруг было для чего-то предназначено — все, кроме меня. И в то же время не было никого, кто имел бы право что-то указывать принцессе из дома Исфарра. Я была совершенно свободна — и никак не могла придумать, на что же потратить эту свободу.

Я уже давно не была ни слабой, ни болезненной, а к четырнадцати годам неожиданно осознала, что становлюсь красивой. Те самые мои соученики, что раньше смеялись над моими выпирающими ключицами и кидали репьи в косу, теперь останавливали на мне маслянистый взгляд и выдавливали из себя неуклюжие комплименты. Само собой, мое презрение к ним от этого только усилилось. Я в равной степени ненавидела их потные руки и говорить с ними было можно в лучшем случае о лошадях. Их интересовало мое тело, но никак не мой внутренний мир. Они называли меня холодной лягушкой — я только зло усмехалась и отвечала, что нет холодных женщин, а есть мужчины, не способные зажечь огонь...

Приблизительно тогда же Салур посвятил меня в свое тайное увлечение: уже много лет он собирал старые магические рукописи и сам постигал основные принципы искусства магии. Я присоединилась к нему с огромным воодушевлением, ибо это давало моему существованию хоть какой-то смысл.

Разумеется, сила самого Салура, несмотря на все его знания, была не так уж велика — будь иначе, сидеть бы ему не в хитемских библиотекарях, а где-нибудь получше. Что же до моих собственных способностей, то Салур утверждал, что к женщине настоящая магическая сила приходит лишь после близости с мужчиной.

Какое-то время я находилась в раздумьях: силы хотелось, но одна мысль о близости с кем-то из моих сверстников вызывала у меня омерзение. Но тут в нашем затхлом Хитеме появилось новое лицо — Кайсар, столичный инспектор по особым поручениям. Никогда не могла понять, в чем заключались эти его особые поручения, а главное, когда он занимался своей инспекцией — ухаживание сразу за всеми привлекательными дамами вряд ли оставляло ему хоть какое-то время. Само собой, я тоже не избегла его внимания — мне уже было шестнадцать, и я получила право появляться в обществе.

Кайсар был старше меня ровно в два раза, довольно красив, и я решила, что увеличить свою силу с его помощью будет несколько менее противно, чем с чьей-то еще. Против моего ожидания, это оказалось даже весьма приятно, и я не отказалась лечь с ним и в другой, и в третий раз...

Вряд ли он хоть самую малость любил меня — просто ему льстило быть любовником принцессы крови, пусть даже такой странной, как я. Конечно, красивые слова он отмеривал мне, как торговец дорогой шелк — локтями. Но я отдавала себе отчет, что это мы в провинции к такому не привыкли, а там, на континенте, все это даже меньше, чем вежливость, — так, простой ритуал перед тем, как переплести четыре ноги.

Он был моим любовником целый год — ровно в три раза дольше, чем было отпущено времени на его инспекцию. Потом из столицы пришло какое-то строгое письмо, и Кайсар спешно и в большом волнении отбыл, пообещав мне писать. Конечно же, обещания он не сдержал — на континенте полным-полно женщин ничем не хуже меня, по крайней мере в качестве любовниц. Во всяком случае, в одном отношении польза от него была несомненной — моя магическая сила и впрямь резко возросла, так что уже в восемнадцать я сравнялась в возможностях с Салуром, а в девятнадцать — обогнала его.

Другого постоянного любовника я так и не завела. Тело просило своего, и я ложилась то с тем, то с другим, но все, что они со мной ни делали, укладывалось в два слова: «возится» и «старается». После холодноватой изощренности Кайсара это было просто смешно. Да и вообще из всех людей, которых я знала, единственным достойным уважения был Салур — хотя бы потому, что оставался единственным, кто ценил во мне мозги, а не кровь Исфарра и не длину ног и косы.

К двадцати годам жить сделалось совсем незачем, и даже магия больше не была спасением от скуки — я почувствовала, что подбираюсь к своему пределу. Возможно, за пределами Хитема я могла бы найти книгу или человека, которые дали бы мне больше, и я уже начала всерьез задумываться о путешествии на континент, но тут случилась эта безобразная попойка, после которой я улеглась с одной из зеркальных.

Собственно говоря, это был день рождения Зарека, моего братца по матери, с которым я не поддерживаю почти никаких отношений. Но праздник совершеннолетия — это святое, тут даже я не посмела увильнуть от приглашения. В числе гостей оказалась также Тмисс, одна из младших жриц Древнейшего Храма и по совместительству двоюродная сестра Зарека с отцовской стороны.

Вообще-то я почти не пью, но тут Зарек все подливал мне да подливал, и я не заметила, как упилась до синих морских ежей. Ну а Тмисс, поскольку в храме с этим строго, пришла в это блаженное состояние еще раньше и без посторонней помощи. А придя, сделалась очень беспокойна — уронила в окно вазу с гиацинтами, кого-то из гостей обозвала козлом недоеным, еще кому-то надела на голову горшок с крабовым соусом, а потом уселась в нишу для воскурений (предварительно переправив курильницу вслед за вазой) и заявила, что раз тем, кто носит зеркальные одежды, и глядеть-то на мужчин возбраняется, то ей вот прямо сейчас нужна женщина!.. Не знаю, как бы я отнеслась к этому, будь я трезвой, но тогда мне почему-то взбрело на ум, что стоит попробовать, хотя бы потому, что прежде я ни разу этого не делала...

Тмисс, как выяснилось, тоже — но выяснилось это уже потом, в оплетенной розами беседке, куда мы сбежали от гостей. Собственно, вся наша «нежнейшая из Любовей» заключалась в том, что зеркальная долго учила меня фигурам храмового танца, потом вынула из моих волос заколки и долго гладила черные пряди, восхищаясь их длиной. (Коса у меня действительно на зависть всем — длиной ниже спины и к тому же черная как ночь.) Потом Тмисс улеглась на моховой пол беседки, велела мне лечь рядом, обняла меня и почти тут же уснула, оглушенная выпитым. Я некоторое время полежала так рядом с ней, а затем, убедившись, что сон зеркальной крепок, высвободилась из ее объятий и побрела спать к себе, благо рассвет был уже недалек.

Не стоило бы так подробно останавливаться на этом постыдном эпизоде, но именно он повернул мои мысли в сторону того, что доселе не входило в круг моих интересов — в сторону Храма и зеркальных жриц.