Анна Блоубелл - Беглецы Страница 5

Малыш показал им на четверку оседланных лошадей.

— Выбирайте, — с горькой усмешкой сказал он. — Некоторым из моих ребят они уже не понадобятся.

Мойли, шмыгнув покрасневшим носом, неохотно пояснил:

— Два дня назад, в ущелье черных скал, нас атаковали преследователи. Завал, устроенный из камней, помог нам оторваться, но это стоило нам четырех жизней.

Кулл не стал вдаваться в подробности. Из стоявших в загоне лошадей его наметанный глаз сразу же выделил крепкого породистого жеребца каурой масти. Конь, переступая копытами, настороженно косил в его сторону карими глазами, как будто чуя в нем будущего седока.

Похлопав жеребца по холке, атлант взял его под уздцы. Аппетитная краюха хлеба оказалась не лишней, и конь с радостью принял ее, фыркнув от удовольствия.

Брул выбрал выносливую пегую кобылку, такую же поджарую что и он. Ему приглянулась не только ее стать, но и роскошное седло, возле которого болтался гибкий валузийский лук с полным колчаном стрел.

Пока компания разбиралась с лошадьми, к ним, сгибаясь под тяжестью ноши, подошел огромный неповоротливый Дорби. На его хмуром лице красовался здоровенный синяк, озаряя физиономию наемника сочным багряным сиянием, чему немало способствовали и красноватые линии татуировки.

Широкоплечий гигант глянул на них без особой симпатии. Брошенный на землю мешок тяжело звякнул металлом. Из распоротой горловины показались истертые рукояти мечей.

Покопавшись в куче холодного оружия, атлант и пикт выбрали себе клинки по душе.

Покончив со снаряжением, Кулл одним махом вскочил в седло. На боку атланта висел внушительный зарфхаанский палаш. Его солидные размеры способны были вселить уважение всякому, кто понимает язык оточенной стали лучше, чем доходчивые слова.

Пикт без лишних разговоров оседлал пегую кобылку.

Она было взбрыкнула, демонстрируя скверный характер, но Брул был начеку, ловко удержавшись в седле. Несколько крепких ударов плетью заставили упрямое животное подчиниться. Глядя за действиями пикта со стороны, можно было без особых усилий сообразить, что за точными сноровистыми движениями пикта стоит опытный наездник, скорый как на смертельный взмах клинка, так и на мирную беседу в пути.

Дорби подсадил ворчливого коротышку на хребет приземистого спокойного мерина, терпеливо стоявшего в дальнем углу загона.

Мойли с большой неохотой уселся в мягком удобном сидении, специально приготовленном для него чьей-то заботливой рукой, и с опаской посмотрел вниз. Его покладистый жеребец спокойно пережевывала солому, безразлично относясь к неказистому наезднику.

Брул не преминул сообщить кривоногому коротышке о том грозном и воинственном впечатление, которое он производит, восседая на великолепном скакуне.

Мойли и на этот раз не остался в долгу, пройдясь острым словцом по пегой окраске лошади пикта, на фоне которой физиономия Брула смотрелась отвратительным печеным яблоком, слегка сморщенном на колючем морозце.

Слушая их забавную перепалку, довольные наемники весело скалились, подбадривая обоих задир забористыми шутками.

Силак по прозвищу Малыш велел им замолчать, приобщив к своим словам несколько суровых эпитетов. После чего тяжело вооруженные всадники один за другим покинули бревенчатые стены конюшни.

Спустя минуту отряд собрался возле крыльца. Вскоре двери постоялого двора распахнулись, и на высокий порог высыпала группа людей.

В числе прочих особенно выделялся барон Осгорн.

Только сейчас Кулл как следует рассмотрел его. В этом невысоком человеке, двигающимся мягко, быстро и точно, не было ничего надменного или чванливого.

Всего того, что отличает большинство высокомерной знати от простых людей.

Он держался прямо и гордо, обращаясь в одинаковой мере, как с бедняком, так и с равным. Его лицо по-прежнему оставалось загадкой, но открытые голубые глаза говорили о многом. В них светился глубокий ум и затаенная печаль. Он смотрел на мир, не опуская головы, отмечая как хорошее, так и плохое.

Сейчас барон беседовал с какой-то молодой женщиной.

Даже теплые одежды не могли скрыть всю прелесть ее тонкой изящной фигуры.

Ее нельзя было назвать красавицей, но в ее взгляде, в ее больших, широко распахнутых глазах было столько чистоты и кроткой невинности, что только слепец остался бы к ней равнодушен.

Барон Осгорн помог ей оседлать коня, добавив несколько нежных успокаивающих слов.

В ответном взгляде девушки, который она бросила на барона Осгорна, чувствовалось глубокое доверие и любовь к этому человеку.

— Нужно торопиться, — донесся повелительный голос барона Осгорна. — Мы и так потеряли много времени.

— Надеюсь, барон Осгорн, ваши преследователи также задержались в пути. Ведь буря одинаково безразлична как к нам, так и к ним.

— Слабое утешение, Старина Баас. В данной ситуации, я больше полагаюсь на собственное чутье, чем на праздные слова.

— И что же оно вам подсказывает?

— Только то, — сухо ответил барон Осгорн, — что когда по пятам гоняться волки, было бы глупо надеяться на то, что их аппетит вдруг пропадет сам собой…

На этой фразе пустопорожняя болтовня была закончена.

— В путь, — коротко бросил барон Осгорн, и плотная группа всадников резво двинулся по заснеженному большаку в сторону далекого перевала.

Первым ехал барон Осгорн и его спутница, оберегаемые со всех сторон личной охраной.

Чуть сзади держались коротышка Мойли, могучий атлант и коренастый пикт. Брул при каждом удобном случае не забывал подбадривать маленького Мойли колючим словцом, не давая ему сверзиться с флегматичного иноходца. За ними плотной группой двигался отряд наемников. Общее число людей в отряде не превышало двадцати человек. Силак немедленно отрядил четверку опытных воинов вперед. Столько же человек он отправил в арьергард, велев им сообщать о малейших признаках опасности.

Копыта звонко стучали по мерзлому насту. Праздные разговоры быстро стихли, сменившись молчаливой сосредоточенностью. Высокий лес, перемежающийся елями и соснами, вскоре сменился мертвой оголенной пустошью, тянувшийся к подножью отдаленных скал.

Довольно скоро отряд обогнал тех торговцев, что ушли немного раньше со двора Старого Бааса. Бледный диск солнца не успел и на четверть сдвинуться с места, как их окружало только холодное безмолвие высоченных гор, да злобные порывы ветра, изредка набрасывающегося на путников с высоты безразличных небес.

К полудню они оставили позади чуть больше десятка заснеженных лиг и вторглись в пределы Аланийского перевала. Впрочем, на карте, которую время от времени доставал барон Осгорн, этот перевал назывался иначе, но точные обозначения в здешних местах, ничего не говорили заезжему путнику, поэтому большинство странников пользовались названиями местных жителей. Сверившись с ориентирами, барон Осгорн махнул рукой в направлении двух безымянных вершин, и отряд двинулся дальше.