Татьяна Смирнова - В шкуре зверя Страница 59

Душераздирающий визг раздражал Хаима. Он терпеть не мог своеволия в женщине, тем более в своей. Он медленно поднял руку и щелкнул толстыми пальцами. Двое разбойников, доверенные слуги-телохранители повелителя, рванулись вперед, как собаки, спущенные со сворки, и принялись охаживать тощую фигурку плетьми. Девчонка заверещала так, что зазвенело в ушах, а близкие горы откликнулись эхом, но никто из разбойников не шевельнулся. Они смотрели на неожиданное представление равнодушно и терпеливо, как сам Хаим. А девчонка Айсиль тонко кричала, цепляясь за битый камень:

– Пощади моего отца, повелитель! Разве плохую похлебку варю я тебе каждый день?

Пожалуй, и лучший друг не назвал бы Йонарда благородным героем, готовым умереть из-за какой-то тощей облезлой девчонки, тем более – чужой жены. Он и сам не понял, какая блажь ударила в его собачью голову, но он рванулся вперед и ударился о разбойника широкой грудью и львиными лапами. Тот повалился, увлекая пса за собой. Йонард двинул плечами, дернулся и вскочил… вскочил на ноги. Разбойники шарахнулись в стороны. Интерес на их лицах сменился суеверным ужасом. Лишь Хаим-Лисица сохранил остатки достоинства, да и то потому, что сидел. Йонард осознал случившееся, когда копна черных волос упала ему на глаза.

ОН СТОЯЛ НА ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ НОГАХ, ОГЛЯДЫВАЯ ТОЛПУ РАСТЕРЯВШИХСЯ РАЗБОЙНИКОВ ХОЛОДНЫМИ СЕРО-ЗЕЛЕНЫМИ ГЛАЗАМИ ВАРВАРА-УБИЙЦЫ, СЖИМАЯ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ РУКЕ МЕЧ СТРАЖНИКА, КОТОРЫЙ ПРИХВАТИЛ, САМ НЕ ЗАМЕТИВ КАК.

Стоял, разумеется, в чем мать родила. Айсиль один раз глянула в его сторону и больше не стала. Пожалуй, она одна была больше смущена, чем напугана. Йонард недоумевающе взглянул на меч в своей руке, взвесил его и зловеще рассмеялся.

– Ну вот, так жить можно, – пробормотал он себе под нос, но, оглядев плотное кольцо разбойников, с искренним сожалением добавил: – только недолго.

Он первым сделал шаг навстречу приближающимся бандитам и, размахивая мечом, закружился в смертельном танце…

Айсиль была заперта и плакала. Но это беспокоило Хаима-Лисицу меньше всего. «Пусть хоть бы совсем подохла, дрянная девчонка, из-за нее почти дюжина ребят разрублена на куски, а остальные изрядно поранены. Если бы не умела так хорошо готовить, своими руками придушил бы негодную». Хаим по-настоящему испугался того чудовища, которое сам же и приволок. Чудовища, в самый неподходящий момент обернувшегося здоровенным голым варваром, искрошившим отборных бойцов Хаима и как ни в чем не бывало вернувшимся в первоначальное состояние. Стрелы его не пощадили, а кривые сабли изрубили в месиво, в котором было уже не различить, серебряным был пес или красным. Хаим остановил расправу, когда сабля одного из разбойников – одноглазого Гасара – расколола надвое собачий череп и чудовище наконец рухнуло под ноги людей. Но не прошло и часу, как кровавое месиво зашевелилось, и пришлось нести цепь. А к вечеру пес уже поднял голову, вздернул верхнюю губу, показав великолепные зубы, и зарычал. Хаим-Лисица мог бы поклясться, что в рычании пса он расслышал зловещий смех.

В это время к лагерю со стороны города приближался одинокий всадник. Заметив его, часовой спрыгнул с камня, наложил стрелу и зычно крикнул:

– Кого Танат несет?

– Ювелир Рашудия к повелителю по важному делу.

Часовой был предупрежден и пропустил всадника беспрепятственно. Одиночество и скука способствуют размышлениям. Вот молодой разбойник и призадумался. И первая мысль была: «Смел же Рашудия. В одиночку в такую дорогу пускаться…» И вторая: «А чего ему бояться? Если он всем разбойникам в городе и самому Хаиму-Лисице отец родной».

А всадник меж тем продолжал путь и вскоре оказался в разбойничьем лагере.

Странное оживление царило здесь. Такое, что и слово-то к нему подобралось не сразу, а когда подобралось, то совсем не понравилось ювелиру. Оживление в лагере Хаима было каким-то угрюмым. Казалось, разбойники чем-то подавлены. И если б Рашудия не знал так хорошо Хаима и его отчаянную шайку, он предположил бы, что они, пожалуй, напуганы. И даже, возможно, не сделал бы ошибки.

В центре лагеря, у опрокинутого навзничь котла, толпилось с десяток кое-как перевязанных людей. Остальные слонялись поодаль, и лица у них были такие, что спаси боги!

Попадись им в этот момент какой-никакой заблудившийся караван или даже сам господин Ардашир с конной сотней, не пощадили бы даже лошадей. Над кострищем, привязанный к бревну, водруженному на массивные, кое-как вырезанные рогатки, висел огромный пес с серебристо-серой шерстью. Огонь лизал его светлые бока и длинные уши, но, похоже, казнимый зверь страдал не столько от боли, сколько от скуки. Во всяком случае, выразительная морда его была усталой и безразличной.

– А что это вы здесь делаете? – спросил Рашудия, с интересом наблюдая странную сцену.

– А это мы оборотня сжигаем, – охотно пояснил молодой разбойник и подбросил в костер сухих веток.

Взметнулись искры, обдавая серебристое тело собаки, языки пламени обняли серебристую морду и сошлись над ней, но пес не скорчился, только терпеливо вздохнул, словно хотел сказать: «Ну и надоели вы мне…»

– И давно сжигаете? – полюбопытствовал ювелир.

– С позавчера, – ответил тот же парень с тем же угрюмым оживлением.

– Не горит? – догадался Рашудия.

– Не горит, – вздохнул разбойник.

– Топором не пробовали?

– Пробовали. Не помогает… У-у, скотина! – парень сжал кулак и издали погрозил оборотню, но тот лишь сморщился и равнодушно отвернулся.

Хаим-Лисица откупорил старое вино, сам разлил его в две чарки, протянул гостю и махнул короткопалой ладонью, велев челяди убраться.

Здешний этикет требовал, чтобы сначала хозяин расспросил гостя о том, хорошо ли он доехал и не причинил ли Хаим высокочтимому Рашудии какого-нибудь беспокойства. А гостю полагалось справиться о здоровье хозяина и благополучии его жен и детей. Но Хаиму-Лисице было глубоко наплевать на беспокойства ювелира, тем более что он их оплачивал. А Рашудия отлично знал, что жены и дети волнуют разбойника еще меньше, чем дорожные приключения гостя.

– Развлекаются твои храбрецы? – Рашудия неопределенно мотнул головой в том направлении, где уже третий день, если верить молодому разбойнику, пытались сжечь оборотня.

Хаим пожал плечами и, пригубив вина, одобрительно цокнул.

– Пусть их. Нам они не помешают.

«А оборотень?» – хотел было спросить ювелир, но передумал и попридержал язык.

– Я хочу сделать крупный заказ – тихо произнес Хаим.

– Насколько крупный? – подобрался Рашудия.

Хаим неспешно вытянул руку. На толстом пальце блеснул перстень с крупным синим камнем такого густого цвета, что в темноте он показался черным. Но Рашудия всю жизнь работал с камнями и ни с чем бы не спутал этот редчайшей индийской огранки сапфир.