Андрей Бондаренко - Ночь богонгов и двадцать три пули Страница 6

Хосе помялся-помялся, да и рассказал любимой девушке всё. Мол, никакой он и не «Хосе», а, наоборот, «Томас». Ну, и всё остальное.

Откровенное повествование было завершено следующей фразой:

— Ничего у нас, милая, со свадьбой не получится. В Круппендорф не принимают посторонних. Ты, тем более, русская по рождению. Скандал разгорится — до самых небес…. А зачем твоим уважаемым родителям нужен я? То бишь, неотёсанный фермер из закрытого католического поселения? Да ещё и с могучими немецкими корнями?

— Подумаешь, привереды, — тут же обидчиво надулась гордая Алина, а подумав секунд десять-пятнадцать, объявила: — Ничего страшного. Мы, просто-напросто, сбежим. Сбежим, а потом поженимся. Делов-то.

— Как сбежим-то? Куда? И на что потом будем жить?

— На моё наследство, оставленное покойным дедулей. Старикан был щедрым человеком. Я, видишь ли, являюсь богатой невестой…. Только придётся немного подождать. Вот, исполнится мне восемнадцать лет, тогда. И наследством смогу распоряжаться по собственному усмотрению, никого не спрашивая. И замуж выходить…. Дождёмся декабря. Полюбуемся — в последний раз — на Ночь богонгов. А потом рванём в Мельбурн, где и зарегистрируем супружество.

— Отец мне этого никогда не простит, — загрустил Хосе. — Обязательно, рано или поздно, найдёт. То бишь, найдёт и, не ведая жалости, пристрелит. Из серии: — «Подлые предатели интересов нации подлежат смертной казни. Собаке — собачья смерть…».

— Тогда мы перестрахуемся. Сперва выправим новые документы, естественно, на другие имена-фамилии, и только после этого поженимся.

— Как это — выправим новые документы?

— Так это, — дурашливо хмыкнула смешливая Аль. — Ты, часом, не забыл, что я родом из России? Так вот, в Мельбурне проживает много дедушкиных друзей-соотечественников. Русские же, как всем известно, ребята…э-э-э, ушлые, наглые и шустрые. Любые документы сварганят. За приличное денежное вознагражденье, понятное дело.

— Значит, заключим брак по подложным документам? Понятно. Я про такое читал в книжках…. А что дальше?

— Уедем куда-нибудь.

— Куда конкретно? — проявил природную дотошность Хосе.

— Например, в Новую Зеландию. Отличное, на мой вкус, местечко. Среднемесячная дневная температура — в течение всего года — держится на уровне плюс двадцати двух градусов. Отсутствуют всякие кровососущие насекомые, включая москитов и клещей, а также ядовитые змеи и хищные животные. Шик, блеск и неземной комфорт, короче говоря.

— Чем же мы займёмся в Новой Зеландии? Купим крепкую ферму и будем заниматься разведением овец? Мол, высокодоходное дело?

— Овцы? Фи! От них дурно пахнет. Не люблю…. Можно организовать какой-нибудь другой, более спокойный и эстетичный бизнес.

— Например?

— Ну, право, не знаю, — легкомысленно передёрнула худенькими плечами Алина. — Я, вот, обожаю чёрный шоколад…. Точно! Мы построим небольшую шоколадную фабрику. У меня даже созрела гениальная идея по новому креативному бренду. Шоколадка — «Француженка». Предлагается следующий рекламный текст-слоган: — «Самый чёрный и самый горький шоколад в Мире! Коньяк без „Француженки“? Деньги на ветер…». Как тебе, милый?

— Красиво и элегантно. Как сама ты.

— Спасибо за комплимент. Подставь губы, поцелую…. Значит, дожидаемся Ночи богонгов и сдёргиваем?

— Сдёргиваем, — тяжело вздохнул Хосе. — Пусть будет так.

С момента этого знакового разговора прошло почти восемь месяцев. Наступил декабрь. Приближалось время побега.

Объятия и поцелуи, чередуясь с нежным любовным воркованием, длились и длились….

Впрочем, всё в этом Мире — даже самое хорошее и светлое — когда-нибудь заканчивается. Да и в других Мирах — аналогично.

— Ой, мне уже пора домой! — неохотно отстраняясь от юноши, объявила Аль. — Приближается вечер. Солнышко уверенно клонится к горизонту…. Когда мы увидимся?

— В следующее воскресенье, на этом же месте, — скупо улыбнулся Хосе. — Кстати, похоже, что дату предстоящего побега придётся сместить на две-три недели.

— Почему?

— Ты же хотела — в последний раз — полюбоваться на Ночь богонгов?

— Хотела.

— Отец говорит, что в природе — из-за холодной и аномально-влажной весны — всё слегка сдвинулось. То есть, гусеницы-совки до сих пор так и не выползли из-под земли. Значит, и бабочки-богонги вылетят со значительным опозданием.

— На две-три недели?

— Ага.

— Ладно, подождём, — понимающе вздохнула девушка. — Ещё один крохотный вопрос. Что это за странный водоём? — указала рукой на идеально-круглый пруд.

— Не знаю, — признался Хосе. — И никто из наших толком не знает. По крайней мере, так принято считать…. Когда пятнадцать лет назад община покупала Форт Томпсон и прилегающие к нему земельные наделы, то в Купчей было чётко оговорено, мол: — «Покупатель обязуется не подвергать круглый водоём, обозначенный в Приложении как — „К-145/15“, никакому, даже малейшему механическому воздействию. А так же сообщать — кому бы то ни было — о самом существовании упомянутого объекта…». Отец, конечно, о чём-то догадывается. Но предпочитает молчать. Видимо, бывший хозяин Форта был непростым человеком…. Иногда этот круглый прудик пропадает. То есть, исчезает…

— Как это — исчезает?

— На время, конечно. Два года назад, в двадцатых числах декабря, я случайно забрёл сюда. Прихожу, а ничего нет. Ни самой поляны, ни круглого водоёма, ни этого эвкалиптового леса. Только нудный холодный дождик капает с неба. Часа три с половиной ходил туда-сюда. Ничего не нашёл, промок до костей, вернулся домой…. А в марте месяце я ещё раз наведался в это местечко. Жгучее любопытство одолело. Прихожу, а всё вернулось на прежние места. Странность странная, как принято выражаться в современных мистических романах.

— Коварно обманываем наивную девушку? — подозрительно прищурилась Алина. — Голову морочим?

— Ничуть не бывало. Так всё и было. Готов чем угодно поклясться…. Подожди. Слышишь? Что это такое?

Над овальной поляной поплыл странный, очень низкий и приятный для слуха звук.

— Ой, посмотри-ка! — указала рукой на пруд Аль. — Очень необычно и красиво.

По тёмно-кофейной гладкой поверхности воды стали расходиться-разбегаться причудливые узоры самых разнообразных расцветок — изумрудные, сиреневые, светло-жёлтые, цвета утренней морской волны, ультрамариновые…. Узоры беспорядочно расходились, сходились, переплетались, исчезали, появлялись снова. А странный звук всё летел и летел, преобразуясь — время от времени — в изысканный и настырный перезвон крохотных серебряных колокольчиков.