Генри Олди - Внук Персея. Сын хромого Алкея Страница 60

Фивы, родина Диониса, отвергли бога‑земляка. Женщины уже плясали на вакханалиях, но мужчины оставались неприступны. «Бог? – спросил Пенфей Фиванец. – В погреб его, под замок!» И погиб, разорван буйными менадами в клочья. Трое их было, плясуний с руками из меди. Трое сестер, родных Дионисовых теток по матери. Агава, мать бедняги‑Пенфея; Ино, кормилица нового бога; Автоноя, чей сын Актеон в облике оленя будет вскоре разорван собаками. Кроме сына‑оленя, была у Автонои дочь‑лисичка, рыженькая Алепо. Тринадцати лет от роду возлюбила она Диониса пуще света белого. Всю себя отдала: эвое, Вакх! Эван эвоэ! Яростней вихря кружилась в танце, крича, отдавалась сатирам; днем и ночью носила бассару – одежду из лисьих шкур. И бог снизошел к Алепо. Шли годы, весна сменяла зиму, а девочка‑лисичка оставалась юной и прекрасной. Фивы боялись Алепо. Радовались, что в город Дионисова Лиса заходит редко. Все больше она скиталась в лесах, славя Вакха пляской. С мужчин, встретившихся на пути, Алепо брала дань – семенем. Казалось бы, что за беда? Ведь не жизнью… Да только возвращались мужчины домой бесплодными и бессильными, отныне и навеки. Рыдали жены, мрачнели старики, видя, как прерывается род. И вот однажды собрались мужи, пылая гневом, нашли в чаще девочку‑лисичку, подняли копья, разящие без промаха…

И бог вновь снизошел к Алепо.

Обратилась девочка‑лисичка в лису‑львицу с огненным хвостом. Разбросала мужей по поляне. Но крепки оказались мужи фиванские, даром что бесплодные. Встали плечом к плечу: клыки зверя? хвост из пламени? Так и копейное жало не из пуха лебяжьего! Ну‑ка, отведай! Испугалась Алепо, бежать кинулась. Тут и узнали фиванцы про щедрость Диониса. Ветер отстал от бегущей Алепо. Молния, должно быть, и та отстала бы. Вернулись мужи в Фивы, отыскали слепца‑Тиресия, лучшего из прорицателей. Не бейте зря ноги, сказал Тиресий. Таков дар бога: никто не сумеет настичь Дионисову Лису. И бойтесь – прогневили вы девочку‑лисичку.

Ждите беды.

Случилось по слову Тиресия. Запылали поля вокруг Фив. Зажглись деревни и предместья. Огонь лисьим хвостом кружился на ветру. Горели ячмень и пшеница. Пеплом становились дома окраин. Жестоко мстила Алепо обидчикам. Вновь пришли мужи к Тиресию. Выкупа ждет лиса, вздохнул слепец. Бесплодны стали, детьми откупитесь. Раз в месяц жертвуйте ей мальчика – отстанет. «Да где ж ее найти? – охнули мужи. – Куда дитя вести‑то?» В пещеру близ Тевмеса, указал прорицатель. Есть такая по дороге из Фив в Халкиду. Приведите и оставьте, она подберет. Иначе – голод и разорение.

Так и стала из Дионисовой Лисы – Тевмесская лисица.

Чудовище, проклятие Фив.

– Очищу, – сказал Креонт. – Свадьбу вам сыграю. Только убей.

– Как? – безнадежно спросил Амфитрион.

Иди в Фивы, подумал он, и встреть судьбу. Ядовитое пророчество; ядовитая судьба. Страшное чудовище можно взять отвагой. Сильное чудовище можно взять хитростью. Хитрое – силой. Но чем взять чудовище, которое ты не можешь догнать? Оно умчится прочь, а ты останешься, как дурак, со всей своей силой, отвагой и хитростью. Вот он, залог очищения: соверши подвиг, который нельзя совершить.

– Не знаю. Как сумеешь. Кто у нас герой?

– А кто у нас герой?

– Ты – правнук Зевса. Внук Персея, Убийцы Горгоны. Сын Алкея Могучего, который чуть не убил Птерелая Неуязвимого. И ты еще спрашиваешь: кто – герой?

Сын Алкея, вздрогнул Амфитрион. Сын хромого Алкея? Нет, сын Алкея Могучего, который чуть не убил… Вот, значит, как они думают здесь, в Фивах. А может, не только в Фивах. Жаль, мы с отцом… И он еще раз вздрогнул от простого, обжигающего, забытого, казалось, навсегда: «мы с отцом».

– Дом тебе отдам, новый. Для себя строил, у Платейских ворот. Лучших зодчих оплатил, Трофония с Агамедом. Для себя ведь…

Чувствовалось, что дома Креонту жалко. А ведь отдаст, не соврет. Ровесник Амфитриона, фиванский басилей спал с лица, сутулился при ходьбе. Высокий лоб покрыла сеть морщин. Призрак Тевмесской лисицы, истребительницы детей, преследовал Креонта днем и ночью.

– Введешь молодую жену в новый дом. Утварь пришлю, ложа, столы. Лари с одеждой… Все пришлю. Над моими воинами поставлю. Командуй! Только убей гадину…

И еле слышно:

– У меня две дочки. Жена на сносях. В конце лета родит. Надеюсь на мальчишку. Что, если жребий падет на меня? Убей, прошу! Тиресий сказал: ты – наша судьба. Еще вчера сказал. Народ с утра ждал: когда же ты явишься…

– Меламп сказал: Фивы – моя судьба. Провидцы, чтоб им…

Амфитрион подошел к краю стены, глянул вниз. Долину затапливали сумерки. Ближе к Халкиде, в лесах, вспыхивали мимолетные искорки. Гасли, вновь являлись взору. Хвост, подумал он. Хвост из огня. А может, закат отражается в реке. Ожоги, полученные в схватке с Тевмесской лисицей, напомнили о себе. Огонь. Старое кострище. Детские кости в золе. Не твои дети, напомнил кто‑то, мудрый до тошноты. Чужие, согласился Амфитрион. У меня нет детей. И будут ли, неизвестно.

– Хорошо, – кивнул он. – Я постараюсь.

– Клянись!

Не такого ответа ждал от Амфитриона‑Изгнанника басилей Креонт Фиванский. Постараюсь? Разве это слова героя?! Герой должен был сказать: «Убью!» И топнуть ногой. Постараюсь… Жалкое обещание, смутная надежда. Если не подпереть клятвой – развеется на ветру.

Амфитрион молчал.

– Клянись! – упорствовал Креонт. – Завтра же очищу! Через три дня будем вино пить на твоей свадьбе. Все дам, все сделаю. Клянись, что избавишь Фивы от чудовища! Как дед твой, великий Персей… Тенью деда клянись!

Амфитрион смотрел в лиловую мглу. И видел хрупкую девочку в лисьих шкурах. Чудовище, которое надо убить. Он представил, каким увидел его прославленный дед свое, предназначенное Персею судьбой, чудовище. Говорят, Медуза была прекрасней богинь. Дед убил ее, не колеблясь. Отрезал голову. Дед и позже убивал женщин, отринув сомнения. Теперь пришел черед внука. «Ты уже совсем большой, – согласился Персей, тенью встав за спиной. – Я буду держать, а ты – убивать. Договорились?» Не надо, возразил Амфитрион. Не надо держать. Я уж как‑нибудь сам.

– Клянусь, – сказал он.

И ощутил, как давит на плечи груз двойной клятвы.

…собаки.

Поджарые локридцы. Могучие критяне. Длинноногие лаконцы. Халкидские борзые, лучшие в мире. Гончие, чьи предки родились за морем, в Черной Земле. Микенцы – чуткие, со стоячими ушами. Черные с белыми пятнами на голове. Белые с «медью» за ушами. Чистая масть есть признак диких зверей, а не истинной породы. Если бы Амфитрион мог, он затащил бы в свору Кербера, трехглавого стража царства мертвых.