Заступа - Иван Александрович Белов Страница 65

скрип и шаркающие шаги, хлопнула дверь, на крылечке появилась хозяйка избы, бабка Агафья. Осенью старуха вытребовала Заступу, мол, ее единственная кормилица, коза Машка, бесами одержима. Взбрендилось бабке, будто коза смотрит на нее как-то не так. Рух отказываться не стал, выкроил время, осмотрел с важным видом сарай и козу, сжег щепотку куриного помета и отчитался в полной победе над силами тьмы. Бабка осталась довольна, ну а у Бучилы созрел план «Козлиное Рождество», который усилиями черта Василия теперь повис буквально на волоске.

– Эй, хто тут? – спросила бабка Агафья.

Рух подтолкнул сладкую парочку к калитке, Василий опомнился и потащил козу, веревка натянулась, грозя оторвать бедной Машке башку. Проклятая коза, услыхав голос хозяйки, уперлась копытами, оставляя в снегу длинные борозды, и жалобно мекнула.

– Манька? – Бабка повернула на звук морщинистое лицо, подслеповато сощурилась и ахнула, всплеснув сухонькими руками. – Вы чего деете, ироды? Куды козу, разбойники, волокете?

– Жених у ней есть, ты, бабка, настоящей любви не преграда! – крикнул Рух, схватил в охапку козу и бросился наутек. Машка брыкалась и блеяла, за калиткой их обогнал улепетывающий во все лопатки Василий. Позади вопила и причитала старуха Агафья, мелькали заборы. Бучила свернул на соседнюю улицу, вихрем пронесся мимо колодца и без сил повалился в сугроб. Машка выпала на бок, забарахталась, поднялась на тонкие ножки и попыталась сбежать, не понимая своего козлиного счастья. И сбежала бы, стерва, если бы подоспевший Васька не успел схватить веревку, волокущуюся в зыбкую темноту. Погоня отстала, если вообще таковая была.

– Коза, коза-то нам на хрена? – тяжело дыша, спросил Васька.

– Шутку шутить, – откликнулся Рух. – О той шутке легенды сложат, помяни мое слово. Сейчас козу в церковь запустим, пущай святых веселит, а народ на заутреню соберется – посходит с ума. Ору будет выше краев. Представь: коза, животная сатанинская, в святом храме свечки с кандила жует. В церковь никто ногой не войдет, Иона нюни распустит, представь какой удар по его поповской натуре. Потеха будет – животики надорвешь… – Бучила осекся, увидев, что черт не очень-то рад. – Не по нраву затея моя?

– Да ничего, с выдумкой. – Васька дернул хвостом. – Просто вспомнил, что шутки скоро закончатся, ждет меня Ефросинья со сраной звездой.

– Не куксись! – Рух хлопнул его по плечу. – Чему быть, того не миновать.

– Это да, – согласился нечистый и погладил козу меж рогов. – Губы у них такие мягкие, словно бархат.

– Ты меня пугаешь, Василий. – Бучила глянул на напарника подозрительно.

– Не, ну правда, сам посмотри.

– Спасибо, я не по козлиной части. – Рух встал, отряхнул снег и неожиданно умилился. – А вы с ней похожи, прямо один в один.

– Красивые?

– Не то слово! – Бучила махнул рукой. – Ну, посидели и хватит, лихое дело само себя не свершит.

Он пошел первым, держа ориентиром искрящийся в лунном свете крест на колокольне нелюдовской церкви. Позади шлепал Василий, ведя в поводу присмиревшую, успокоившуюся козу. Улицы были пусты, со стороны сельского схода доносились крики и заливистый смех. Темное небо подсвечивали оранжевые отблески горящих костров. Шаги за спиной вдруг затихли, и Рух обернулся, недовольный задержкой. Васька крутил башкой, прял ушами и шумно тянул морозный воздух сморщенным пятаком.

– Плохое, очень плохое, – сказал черт.

– Да просто коза в церкви, невинное баловство, – всплеснул руками Бучила. – Ты недавно хотел храм божий спалить, а теперь в святые заделался?

– Я не про это, – смутился Василий. – Что-то плохое рядом. Мы, черти, такое издали чуем. Злобой тянет, кровью и тьмой. Так в лесах, на поганых урочищах пахнет. А потом приходят они…

– Кто?

– Всякие. – Василий зябко поежился. – С зубами чаще всего.

– Водки больше не дам, не проси, – предупредил Рух. – Уж больно на фантазию она тебе действует.

– Я ведь не вру, – пискнул Васька, и было в его голосе что-то, заставившее Руха поверить.

– Провести сможешь? – напрягся Бучила. От мысли, что в селе затевается нечто паскудное, стало не по себе.

– Смогу. – Черт шумно поводил носом и уверенно потащил козу за собой. Покружил безлюдными улочками под псиную перебранку, принюхался, тряхнул рогами, прошел вдоль забора и тихонько сказал: – Вроде тут.

Рух, скептически хмыкнув, высунул голову из-за угла. Шагах в двадцати, в заметенном снегом проулке, застыли три черные тени. Размытые, сгорбленные, зловещие. Абсолютно недвижные и безмолвные. По виду люди как люди. Можно было разглядеть наброшенные на плечи шкуры. Ряженые? Бучила недовольно глянул на Ваську. А если напутал, чертяка? Вот выйдет оказия.

– Они опасные, – предупредил черт.

– Они? Пф, это я тут, сука, самый опасный. – Рух вразвалочку направился к ряженым, помахивая бутылкой. Водка и праздничное настроение притупили чувство самосохранения. Да никакой угрозы и не было. Скорее всего, пьяные по малой нужде собрались. Только время с ними терять, а могли бы важное дело делать, козу Машку в церковь сопровождать…

– Эй, обормоты, вы чего тут снег топчете мой? – громко осведомился Бучила.

Ответа не последовало, трое стояли, едва заметно покачиваясь в такт налетавшему ветерку.

– Слышь, нет? – Рух бесцеремонно дернул ближнего. Фигура шевельнулась, послышался сиплый болезненный вдох. Под пальцами поползла грязная липкая шкура, обнажая бледно-молочную плоть. «И ни хрена это не пьяненький», – успел подумать Бучила. Перед ним скорчилась непонятная тварь, человек и в то же время не человек, весь изломанный, смятый, с обнаженными жилами и зазубренным костяным наростом вместо правой руки. Левая, разбухшая и ноздреватая, часто-часто сжимала пальцы, проливая на снег тягучую слизь. Голова с налипшими редкими волосами медленно, словно через силу, повернулась, и на Руха уставились две бездонные ямины, полные злобы и густеющей темноты. Рот, сшитый неровными крупными стежками, корчился, пытаясь разорвать трещащие нитки, щеки лопнули, обнажив жуткого вида клыки. Двое других тоже задергались, раскрываясь порченой плотью, голыми костями и сорванной кожей. Ну точно, мертвяков для полного счастья и не хватало…

– Ясненько, простите великодушно, ежели помешал. – Бучила без замаха ударил бутылкой. Хрястнуло, тварь пошатнулась, Рух швырнул бутылкой во вторую образину и отскочил, судорожно нашаривая под слоями одежды пистоль. Хмель мигом выветрился из головы. Клят! Оружие запуталось в многочисленных складках, гладкая рукоять предательски скользила в руке. Да сука! Спасла его медлительность странных ублюдков, они словно выходили из спячки, с трудом переставляя кривые узловатые ноги. Бучила вырвал пистоль и пальнул навскидку, не целясь. Кремень сухо щелкнул, не дав ни малейшей искры. Да ты издеваешься, сволочь! Как раз осечки только и не хватало. Рух перехватил бесполезное оружие за ствол и с силой впечатал рукоять в мерзкую харю. Попал в подбородок, разворотив сшитый рот и зубастую челюсть, и, ободренный успехом, вмазал от всей упырячьей души