Пингвин – птица нелетающая, или Записи-ком Силыча и Когана - Владимир Иванович Партолин Страница 7

— Кури на здоровье. К весенней навигации напеки с пару десятков таких «следов». Мальборо не будет, эти сигареты и сейчас, после Хрона, есть на рынке, но Philip Morris USA поменяла владельцев, и производства сменили места расположения. Поговаривают, масонским сектам фирма отошла. Меня упаковкой наградили за трудовое рвение, но я трубку курю, отдал Ивану, разрешил обменять на что в ЗемМарии. Организовал ему мен на одеколон у купцов, охоч малец до аромату с родины. По килограммовому кульку «Крепостных» за «след» обменяю, по два кулька за реликты с впечатанными предметами. За «след» с окурками и жвачкой, — жаль презервативов и «тампаксов» нет, одни мужики приземлились — ещё по полкило накину. Через час пришли хлопца на ветролётоносец ко мне в каюту, соберу у команды презики и жвачку. «Тампаксов» нет, знаешь, бабы на судне не к добру. Окурки… На будущее уточню какой марки сигарет была снабжена экспедиция, а пока Мальборо используй. Фекалии у нас с судна можешь добрать… — оно, говно, и в Африке, и на Земле, и на Марсе говно, как есть говно. Вашего в колхозе, полагаю, нехватка к весне случится, да и от корнеплодов оно одно, а мы у Зямы на судне питаемся всё же и мясом, хоть и одним акульим последнее время.

— Не скажи, говно говну рознь, — не согласился Батя, — у меня мужики и хлопцы «Отрадой», без мяса, ходят. Топинамбур варёный и кисель из ягоды островной входил в рацион экспедиции?

— Ты прав, проколоться можно. Наше, корабельной команды, больше подходит. Кстати, боцман жаловался, твои грузчики, ветролёт загружали, все гальюны в гондоле засрали.

— Пусть боцман простит, когда ещё выдастся моим мужикам и хлопцам на унитазе посидеть, у нас в нужнике — над очком на корточках. Экспедиция, должно быть, питалась концентратами из марсианских кораллов цвета и запаха съестных продуктов, так что и ваше говно не очень-то годно. Вот купцов с Марса подойдёт, привези. Впрочем, стоит кому догадаться посчитать пирамидки с «зубами» на подошве сапога скафандра и бацулы Лебедько, сравнить их число… а проще, задуматься, откуда у первопроходцев песок в Антарктиде. И капец нашему бизнесу. А полеводов я подошлю, вычистят гальюны, помоют унитазы. На удобрение грядкам пойдёт.

— Кок в рубке с «берданом» заряженным солью поджидает, накажи кашевару предупредить. Твои полеводы бедняге и камбуз в скотный хлев превратили, в трюме холодильный погреб разграбили. Замок открытым, только накинутым в петли оказался. Сдаётся мне, приятеля, Хлеба твоего, диверсия… А скорее оба причастны… И, слышь, гудок? Снимается ветролёт с якорей — отбываем. Так что, поздно унитазы в гондоле чистить, с говном вашим на парусник улетим. Прапорщику Лебедько мой привет, думал с ним здесь свидеться. Уважаю. Он, прохиндей такой, в порту земмарийском, конвой вёл твою роту на гауптвахту, безпалки мои спёр. Меня без них тогда в цепь грузить больше не ставили, подменку моим «рукавичкам» в порту не смогли сыскать — лапа у меня, видишь, о-го-го, у Лебедько только такая. Учётчиком у сходней назначили, в оф-суперкарго вот выбился. Так свезло мне только благодаря его воровским, каптенармуса и кладовщика, наклонностям. И зампотылу от меня привет, знакомы, та ещё… ну знаешь, завхоз он, как есть завхоз, и на Земле, и на Марсе.

* * *

А предшествовало Батиной афере (как ни как, полеводов укормил и четыре мешка топинамбура от сделки сэкономил, хоть и мороженого) и моему его розыгрышу вот что:

Меняла Зяма тем годом на Бабешке объявился поздней осенью — в неурочное для навигации время. Урожай трёх колхозов месяц как уже был вывезен с острова, так что посещение планировалось одного только Отрадного. Чему и сокрушался приятель Хлеба, ему весь обратный путь в ЗемМарию плыть с голодающей командой парусника не светило. Ветролётоносец пристал к причалу колхоза «Отрадный» (сооружён в бухточке в стороне от причала колхоза «Мирный»), когда колхозникам, зима ещё не наступила, холодно и голодно было. Душу грело, и тело питало ожидание выдачи со дня на день рыбацких сапог, с весны ходили босиком. Ну, а ужин, по случаю чествования гостей обильный «от пуза» — праздник для желудка. За столом Франц Аскольдович и Зяма «ударили по рукам»: договорились обменять семьдесят шесть мешков топинамбура на канистру бензина. Мужики и хлопцы услышали, обрадовались — дружно хлопали в ладоши, прекратив даже выдавливать и высасывать из дарственных тюбиков тушёнку. Зажигалки у всех были почти пусты.

После затянувшегося глубоко за полночь ужина патрон Зяма с командой парусника ушли спать к себе на судно, полеводы готовились к предстоящей СВО. Председатель привёл звено Селезня к амбару. Проверил печать на воротах. Замок амбарный вместе с проушинами в дверных петлях пираты посбивали и спёрли, так Батя нашёл выход: опечатывал припасы отпечатком подошвы своей прогары в смесовой лепёшке из китовой ворвани с мелко порубленными усами оскоминицы. Председатель в тёплые месяцы на острове боты не носил, сдавал кладовщику, то бишь мне, на хранение, но ходил не босиком, обутым в прогары, подаренные ему одному — «Уважаемому компаньону» — менялой Зямой. Разорвав надвое лепёшку, Батя распахнул створы ворот и пропустил вперёд полеводов. Распорядился вынести из выгородки к порогу семьдесят шесть мешков с топинамбуром. Звеньевой поправил, напомнив, что надо семьдесят пять, семьдесят шестой будет со спрятанным в «земляной груше» чучелом вахтенного боцмана, притащат в амбар по подземному ходу. То, что в этих семидесяти пяти мешках спрятаны самогонка и варенье, ни Селезень с командой, ни сотоварищи коллективного хозяйства «Отрадный», разумеется, не знали. Знали компаньоны по бизнесу: я — «гонщик»; кашевар Хлеб — «разливщик»; Батя — «укладчик»; Зяма — «приёмщик и перевозчик». Конечно, знал бы и Коган, но ко времени как «замутили» бизнес бывший зампотылу майор Каганович и заслуженный деятель культуры Пруссии Коган свои обязанности заведующего хозяйством колхоза «Отрадный» передал мне и отбыл в ЗемМарию на лечение. А сбежал из-под скальпеля тамошнего светилы от хирургии, вернулся на Бабешку, Батя наказал в дело его не посвящать, повременить. Как в воду смотрел: Коган в скорости снова убыл на лечение — мог ведь сболтнуть в альянсе о нашем промысле. А бизнес, какой мы вчетвером наладили на острове, в Пруссии слыл сомнительным, в Америке и на Руси был не в почёте (в Твердыне, надо заметить, очень оказался прибыльном), а в Аладде так и вообще противозаконным.

Пока подчинённые Селезня распределяли мешки «четвёрками» в ряд, выстраивая их строем от порога амбара к плацу, Франц Аскольдович посматривал на ветролёт и прикидывал