Провал «миссии бин», или Запись-ком капитана Вальтера - Владимир Иванович Партолин Страница 7

Довольствия на старожилов не было, поэтому я своим каптенармусу, повару, денщику, ещё пятерым пехотинцам приказал оставить повседневку, трико-ком и убыть в ЗемМарию. Денщик, прощаясь со мной, сказал: «Чона Ли, истопника и вашего нового денщика, я проинструктировал — наказал пищу обильно не солить и сладкого много не давать… Хлебнёте вы здесь, однако. Но послушай, сынок, старика: не только поднять колхоз вас здесь оставляют. Командующий, понятно, тем спасает от скорого суда: вернул бы в Крепость, отправили бы на «Звезду» — под трибунал. Но, сдаётся мне, здесь на острове вы ему ещё зачем-то нужны, иначе бы профессионалами так не рисковал. Земляки — горожане все бывшие, не говорю уже о небёнах, полоть не умеют, а вырастить пшеничку знать надо как. Оставь меня, я до Хрона агрономом работал». Я отказал, дурак.

Дирижабль, подцепив ротный ветролёт, взмыл в небо и… выбросил на парашютах мешки. В приложенной записке капитан Кныш сообщал, что Комендантом Крепости получена марсианская лучеграмма с просьбой командующего ОВМР оставить «мудаку капитану» дополнительный из НЗ «Распутина» запас провизии, «чтоб за год не передохли». «Год тебе, бывший майор, растить петрушку и укроп — после трибунал». Отбросив оскорбительную записку, я расстегнул молнии мешков. В шести пачки флотских макарон, в двух КНТМ, БККСКП, ФРКУ, экзоскелеты, ножи, сапёрные лопатки и комлоги! Почему не вернули нам винтовки, ракетницы, огнебаллисты и шмелетницы, я понимал: было бы слишком подозрительным, а так, сошлются на ошибку при выброске нам макарон — перепутали в спешке мешки. Нож и сапёрка — оружие, а в руках моих марпехов-овэмэровцев — ещё какое. А комлоги! Переговорная связь, которую засечь и подслушать противник не мог. Правда, на острове она не работала из-за помех. Ну, а спецназовские комбинезоны-ком «на тушканчиковом меху» (КНТМ), шлемы-ком (ФРКУ) не всякая пуля брала, луч лазера даже в меху увязал. Экзоскелеты — надень, кого хошь догонишь, от кого хошь убежишь. Я ликовал. Боевое снаряжение приказал хранить в ротной каптёрке, ножи запер в сейфе. Каптенармусом назначил прапорщика Лебедько.

— Докладываю, — не дождался моего разрешения прапорщик.

— Докладывайте короче — спать хочу.

— На крестьянском кладбище голоса… из-под надгробий звучат. Людские. Лейтенант Крашевский может подтвердить.

Я распустил пояс, содрал с плеч портупею, сбросил ботинки с крагами и завалился в гамак. Ещё секунда — и провалюсь в сон. После ночи вставал отдохнувшим, бодрым, голодным, готовым гору свернуть, а сейчас отреагировать на такую информацию не было ни сил, ни желания. «Белой горячки здесь только не хватает. Распустил дядя своего каптенармуса, но у меня не забалует».

После боя прибежали в деревню и увидели в окопах пруссаков облепленных «шмелями», я приказал старшине фляги со спиртом у марпехов немедленно изъять и опечатать. Лично принял и проверил печати на каждой. На время строительства ротной каптёрки место спирту определил в амбаре — в месте со всем оставшимся у нас имуществом и провиантом. Отвечать за сохранность назначил троих: начальника медчасти лейтенанта Крашевского, и двоих из дядиного взвода — прапорщика Лебедько и повара ефрейтора Хлебонасущенского. Выдал нож, который полагалось передавать на посту сменщику. Каждое утро я начинал с обследования печатей — спирта из фляг не убывало. Но только после «девяти дней» тройка караульных в ужин непременно исполняла на три голоса песню «И на Земле будут яблони цвести». А так как печати были целы, и во флягах булькало, я догадался, что пьют медицинский спирт из укомплектования медчасти. Опечатать пеналы-ком поостерегся, резонно предположив, что в ход пойдут пузырьки с лекарством на спирту. А пели очень даже неплохо: все трое обладали недурственными тенорами, и звучал в основном репертуар великих ТВТ. Вымотавшиеся за день пехотинцы любили послушать. Отстроились, разрешил певцам столовую в ужин не посещать, и дал распоряжение повару — им, кружку самодеятельности, троим вместо меня снимать пробу.

И вот последствия. Хлебонасущенский на завтрак подаёт что-то такое, что в рот не лезет, двоим уже голоса покойников чудятся. «На кладбище пьют — нашли место», раздражённо подумал я и спросил Лебедько:

— Где сейчас лейтенант? Заявится, разбудит.

— Сменил Хлеба на страже скарба.

— Отставить, прапорщик. Вы это бросьте. Ефрейтор Глеб Хлебонасущенский, а не Хлеб. Вы в воинском лагере, в расположении взвода спецназа марской пехоты ОВМР. Не на страже, а на охране. И не скарб у нас, а материальная часть. Не в колхозе… Устав знаете, на сельхозработах воинские отношения в подразделении действуют, дисциплина и порядок неукоснительно обязательны.

— Виноват. Лейтенант медицинской службы Крашевский сменил ефрейтора Хлебонасущенского на охране материальной части. Так вот, кашевар, повар то есть, тоже слышал, но больше лейтенанта сомневается… А то, сходим сейчас со мной? — зазывно потянул прапорщик за горлышко флягу в заднем кармане трусов. Сценических галифе от повседневного обмундирования Красной Армии начала Великой Отечественной войны ему по размеру не нашлось, в гимнастёрку, хоть и разошлась по швам, только и влез. Дядя разрешил носить спортивные адидасовские брюки, но у меня в лагере после похорон не надевал, то ли берег, то ли мне назло. Ходил в трусах «знаменитых». Как поведал мне ефрейтор Селезень, дядин комотделения разведчиков: «Вовсе не трусы то, а бабьи шорты. Нарядили в осмотровой гауптвахты после задержания и разоружения роты в ЗемМарии, в них и бежал на Бабешку». Благо, зелёные в розовых цветочках с сердечками, шорты прапорщик надточил парашютной тканью и заправлял в кирзовые сапоги, ему, как и пилотка на голове, большие — не по ноге, на удивление. Тот же Селезень сболтнул, что у прапорщика остались спецназовские БККСКП, которые на гауптвахте не нашлось чем заменить. Не носил, берёг. Я знал, они у Лебедько знаменитые на весь полк. Были индивидуального пошива, прапорщик называл их не «бутсами», а «бацулами» — по фамилии мастера их пошившего. БККСКП — спецназовские бутсы крокодиловой кожи с кевларовой подошвой, этими кого хошь затопчешь. Моей роте в компанию на Землю такие не достались, экипировали ботинками с крагами под ношение экзоскелета.

— Э-ээ-эээ-хх!.. — затяжно зевнул я. — На кой на кладбище ходите?

— Ужинаем. Пробу снимаем: неудобно в медчасти, до того как принесут ужин больным.

— Так нет, ээ-хх, во